Золотой человек - Мор Йокаи

В этом году празднование для Жужанны не состоялось. Преданная Жужанна скорбит об усопшем супруге.

Зато утром погожего майского дня, когда обычно по почте прибывает букет белых роз, лакей Леветинцских, с головы до пят облаченный в черное, доставил господину Качуке конверт. Вскрыв его, майор, к превеликому своему удивлению, обнаружил приглашение, как всегда напечатанное на глянцевой бумаге, однако в именинницах значилась не Жужанна, а Тимея Леветинцская, и гостя просили пожаловать нынче вечером.

Господин Качука недоумевал. Что за странная прихоть со стороны Тимеи? Бросить вызов комаромскому обществу, решив отпраздновать день греческой святой вместо правоверной кальвинистской Жужанны, а главное, приглашая гостей на вечер утором того же дня, - ведь это противоречит всем правилам хорошего тона!

Господин Качука решил на сей раз откликнуться на приглашение.

Вечером он постарался не быть в числе первых гостей; приглашали к половине девятого - он выждал до половины десятого и тогда отправился к особняку Леветинцских.

В прихожей, сдавая лакею шинель и саблю, он поинтересовался, много ли собралось народу. Лакей ответил, что никого, мог, нет.

Майор бы неприятно поражен. Не иначе как остальные гости, разобидевшись, сговорились не приходить.

Его беспокойство усилилось, когда он, войдя в залу, увидел, что все люстры зажжены, все комнаты ярко освещены, как в дни больших приемов.

Вышедшая навстречу горничная направила его в будуар: госпожа находится там.

- Кто у нее?

- Она одна. Барышня Атали с матерью уехали к господину Фабуле в его поместье, он сегодня устраивает рыбный пир.

Теперь господин Качука и вовсе не знал, что думать. Хороши именины: мало того, что гости не явились, так и домашние, оказывается, бросили именинницу и уехали.

Но это была не последняя загадка, над которой ему пришлось поломать голову.

Тимея ждала его у себя в будуаре. Одета она была не подобающим к случаю и к окружающей роскоши образом: по-прежнему в черном.

Носить траур и праздновать именины! Черное платье так не вяжется с великолепием золоченых люстр и серебряных канделябров.

Однако и выражение лица дамы не соответствовало траурному наряду. Тимея улыбалась, и щеки ее были окрашены слабым румянцем. Она приветливо встретила своего единственного гостя.

- Долго же вы заставили себя ждать! - молвила она, протягивая руку.

Майор почтительно склонился к ее руке.

- Напротив, опасаюсь, что прибыл первым.

- Ах нет! Все, кого я пригласила, уже здесь.

- Где? - озабоченно спросил майор.

- В столовой. Все уже сидя за столом, мы только вас дожидались.

Взяв изумленного майора под руку, она подвела его к дверям в столовую и распахнула их перед ним.

Вот тут-то майор окончательно растерялся, не зная, что думать.

Столовая была ярко освещена множеством свечей в великолепных серебряных канделябрах, расставленных вдоль стола; длинный стол был накрыт на одиннадцать персон, против каждого прибора стоял придвинутый стул со спинкой в стиле рококо, но на стульях никто не сидел.

Ни единого человека.

Однако стоило майору окинуть взглядом стол, как он тотчас же все понял, и глаза его наполнились слезами.

Перед девятью приборами роскошно сервированного стола стояло по букету белых роз, под стеклянным колпаком каждый; последний - совсем свежий, из роз, сорванных нынче утром, остальные- увядшие, засохшие, пожелтелые.

- Здесь собрались те, кто из года в год поздравлял с днем ангела Тимею. Это мои гости в день Тимеи, их девятеро. Хотите стать десятым? Тогда все, кого я на сегодня пригласила, в сборе.

Счастливый майор молча прижал к губам ее прекрасную руку.

- Бедные мои розы!... - он на мгновение закрыл глаза рукой.

Тимея не противилась, когда он снова припал поцелуем к ее руке. Пожалуй, она дала бы ему и большую свободу, но вдовий чепец - ах, какая помеха! Тимея сообразила это.

- Хотите, чтобы я заменила вдовий чепец на другой?

- С того для и началась бы моя жизнь.

- Скажем, в настоящий день моих именин, известный всему свету.

- Но это целая вечность!

- Не пугайтесь. Летом тоже бывает день святой Жужанны, так что мы можем его и отпраздновать.

- Все равно долго ждать.

- Но ведь не до бесконечности. Неужели вы не притерпелись к ожиданию? Поймите, мне нужно время, чтобы привыкнуть к радости, это ведь так сразу не получается. Я должна научиться мечтать о счастье. А до тех пор мы каждый день сможем видеться: сначала минуту, потом две и наконец не расстанемся навеки. По-моему, я хорошо придумала, не правда ли?

Разве возразишь, когда так нежно просят!

- Ну, а теперь наш праздничный вечер окончен, - прошептала Тимея. - Вы мною довольны? Остальным гостям пора на покой, да и вам тоже. Впрочем, постойте! Я верну вам одно слово из вашего последнего именинного поздравления.

С этими словами Тимея сорвала головку полураспустившейся розы из свежего букета, слегка прикоснулась к ней губами и воткнула в петлицу обожаемого мужчины. Но прежде тот успел перехватить это "одно слово" и, дабы добавить в пару ему другое, тоже поцеловал белый бутон...

Когда майор, выйдя на улицу, взглянул на окна дома, всюду погас свет. Он был единственный гость...

Тимея постепенно осваивала великую науку: свыкаться с мечтою о счастье.

Ей попался хороший учитель. С того для господин Качука стал ежедневно бывать в доме, не, конечно же, не слишком придерживался установленного Тимеей регламента: сначала на одну минуту, потом на две и далее в порядке арифметического возрастания.

День свадьбы был назначен на августовский день именин Жужанны.

Атали тоже, казалось, примирилась со своей участью: приняла обручальное кольцо господина Фабулы. Что ж, не первый случай, когда честной вдовец получает в жены молодую красивую девицу. Более того, такие женихи как раз хорошо себя зарекомендовали: солидный вдовец сумеет обеспечить жене приличное содержание, не то что юный кавалер, еще не успевший получить докторат.

Да будут благословенны сии брачные союзы!

Тимея твердо решила дать Атали в приданое ту сумму, какую предлагал ей Михай и какую она тогда отвергла.

Госпожа Зофия была чрезвычайно довольна таким пересечением жизненных путей. "Каждый нашел себе достойную пару". Она полагала, что все сладилось исключительно благодаря ее усилиям, и старалась где надо ослабить, а где надо затянуть узы.

Тимее превозносила майора до небес, а перед Атали всячески хулила.

Когда Атали приняла обручальное кольцо Яноша Фабулы - кольцо как кольцо, обычный металлический обруч, - госпожа Зофия заявила, что она такой красоты сроду не видывала.

И как уж только ни старалась она улестить Атали!

- Радуйся, дочка, какое счастье тебе привалило. Куда лучше партия, чем тот прощелыга, ни кола ни двора, одна ржавая сабля да ржавый циркуль. Голову даю на отсечение, что ему до сих пор из харчевни обеды в кредит носят. На мой вкус, господин Фабула и как мужчина его за пояс заткнет. А уж как он усы свои длинные подкрутит да облачится в ментик с серебряной цепью!.. Майор небось тоже рад бы подкрутить, ан -нечего! Я бы, например, озолоти меня, нипочем бы не могла поцеловать мужчину с голой рожей - ни усов, ни бороды, тьфу! Да и годов ему уже немало; наверно, думает, никто не замечает, как волосы у него с одного бока на другой зачесаны, чтобы лысину на макушке скрыть. А уж как чтут господина Фабулу в городе, как уважают! Всяк, кто ни пройдет, с ним раскланивается, даже священники перед ним шляпу снимают. Вице-куратор - шука сказать! Главным-то куратором был господин Леветинцский, так что они промеж собой рангами соотносились, как губернатор и вице-губернатор. Хотя господин Фабула и не дворянского звания, зато "один из шестидесяти", и стоит ему пальцем шевельнуть, будет избран в "камергеры", а ты станешь госпожой "камергершей". Будут тебя величать "почтенной госпожой", как меня когда-то.

"Один из шестидесяти" и "камергер" в ту пору считались в Комароме важными чинами: первый являлся членом внешнего совета, второй был полномочным комендантом над всеми волами и лошадьми.

И Атали позволяла убаюкивать себя столь неуклюжими утешениями. С тех пор как господин Качука стал бывать в доме, она настолько сумела подавить свою натуру, что даже с матерью обращалась приветливо. По вечерам готовила ей чай, сдобренный изрядным количеством рома, и Атали потрафляла ее вкусу. С челядью она тоже была очень мила, тоже потчевала чаем, каковой у лакея, кучера и привратника набирал такую крепость, что переходил в категорию пунша. Слуги - и в первую очередь госпожа Зофия - только и делали, что расхваливали достоинства Атали.

Госпожа Зофия и этой перемене в дочери отыскала причину. Уж таково свойство холопской натуры: если домашние угождают ей, платить за добро подозрительностью и непременно доискиваться причины.

"Дочка-то моя сейчас ко мне ластится, чтобы потом, как замуж выйдет, и я к ней переселилась: сама-то она к хозяйству неприучена, простой мучной заправки и то приготовить не сумеет. Вот и стала я теперь "мама, милая", вот и подают мне чай на подносе что ни вечер. Меня не проведешь, уж я-то хорошо знаю, что у моей дочки на сердце!".