Сталин и Гитлер - Ричард Овери

Любые из сотен фотографий Гитлера, где он стоит в окружении групп чиновников в официальных костюмах, некоторых военных, партийных лиц, иногда членов сотен ассоциаций и корпораций, появившихся на свет после 1933 года, ярко демонстрируют до какой степени сформированная партией элита отличается от любой другой элиты, существовавшей до нее. Решение о том, что каждый должен носить форму, было связано с задачей повышения самосознания, и было задумано, по словам Гитлера, «чтобы немцы могли ходить вместе рука об руку безотносительно к их положению в обществе»92. В униформе стираются видимые различия между тем, что Гитлер называл «стрелками на брюках» и «рабочей одеждой механика». В униформе легко можно было показать с помощью запутанной системы петлиц и меток, украшающих ее, функции, которые выполняет каждый. Упор, который делался на функциях и технических задачах, которые выполнял тот или иной человек, пересекал все границы классовых различий. Важнее здесь было, как и в

Советском Союзе, то, что наблюдалось соответствие функциональных параметров и политической лояльности. Ярким примером тому служил Фриц Тодт, но были и многие другие. К концу 1930-х годов Гитлер стал продвигать по партийной иерархии людей с практическими навыками. Здесь важно отметить, что он сначала выбрал Тодта, а затем архитектора Альберта Шпеера на пост министра вооружения во время войны. Они занимали последовательно этот пост, хотя ни тот ни другой не имели какого-либо опыта в военной сфере, тогда как старшие военные чиновники были постепенно отстранены от технических и экономических обязанностей и заменены более молодыми и лояльными технократами. Руководство огромной Германской империей начиная с 1939 года находилось преимущественно в руках партийных назначенцев, которые действовали совместно с когортой более молодых чиновников, чьи техническая компетентность и членство в партии позволили им взлететь вверх по карьерной лестнице. Молодой Адольф Эйхман в 1920-х годах был мелким торговцем и дрифтером. Членство сначала в партии, а затем в СС привело его к 1939 году на высшие посты в Главном управлении безопасности; через два года его зловещая и эффективная работа по делам евреев сделала его центральной фигурой в организации геноцида93.

В партийной машине были тысячи Эйхманов. Изменения в социальном составе населения Германии были связаны с членством в партии и подчиненных ей институтах. Большая часть членов партии были рабочими и служащими, мало отличавшимися от тех, кто поднялся наверх в результате повышенной социальной мобильности в Советском Союзе. Треть тех, кто оказался в рядах СС, были по своему происхождению работниками ручного труда; в период между 1933 и 1942 годами доля рабочих, ежегодно вступающих в партию, выросла с 30 до 43 %, тогда как процент новичков партии из числа белых воротничков вырос с 26 до 32 %. К 1939 году две трети тех, кто вступил в партию, были рабочими или служащими94. Огромное число новобранцев партии или ставших членами ее организаций и учреждений были молодыми людьми. Половина тех, кто был принят в ряды СС, были моложе 30 лет, а 85 % всех его членов было меньше сорока лет95. Социальную поддержку национал-социалистический эксперимент получал, прежде всего, от послевоенного поколения, которое надеялось использовать новый институциональный аппарат для повышения своего социального статуса и полномочий не путем перехода из одного класса в другой, а с помощью преодоления всех классовых барьеров в целом. Эйхман получил свой социальный статус после 1933 года не в результате борьбы за выход из своего мелкобуржуазного мирка, чтобы пуститься в плавание в более высоких социальных областях, а благодаря своему положению офицера СС и чиновника по расовым вопросам. Партийная элита активно стремилась установить ясный социальный истеблишмент, где старые правила социальных различий и основания классового снобизма были бы разрушены. Это новое поколение элиты превратилось в самостоятельную политическую касту с собственным стилем поведения, социальные амбиции и идентичность которой строились на преданности Гитлеру и национал-социализму, отвечали расовым критериям отбора или расплывчато определенным качествам «лидерства», но не на традиционных классовых предрассудках.

Социальные последствия строительства естественного органического сообщества, руководимого разнообразной элитой партийных технократов и в условиях доминирования партийных институтов в двух системах не были различными. Целью советского проекта было создание сообщества, которое бы давало рабочим и крестьянам большие социальные возможности проявить свои исконные способности в строительстве социализма и уничтожении классов. Ярлык социальной ценности был приложен к практикам, чернорабочим и политически благонадежным пролетариям. Германское сообщество, напротив, было общностью по крови, в котором служение расе или нации почиталось всеобщим долгом и было направлено на их долговременное сохранение и в котором мерилом истинной социальной ценности служили не личные заслуги, а «расовые ценности». Очевидно, что, вопреки формальному сходству, две социальные утопии были глубоко различны по своим целям.

Ни в чем различия социального идеализма двух диктатур не проявлялись столь разительно, как в идее нового человека, которому предстояло построить новое общество и пройти через все его города. Социальные представления каждой из диктатур, коммунистов и национал-социалистов, предполагали, что граждане Утопии будут совершенно другими по существу по сравнению с оставшимися от прежних времен людьми. В своей работе 1926 года ленинградский профессор Николай Гредескул, размышляя о советском будущем, населенном новыми людьми, писал: «Они будут думать по-другому, чувствовать по-другому, у них будут другие характеры и другие взаимоотношения между собой…». Это будут люди, которых описывал Луначарский, «прекрасные люди будущего», рабочие и мыслители одновременно96. Ожидание того, что в процессе социальной революции эти люди изменятся в положительную сторону, было центральной идеей этой цели. «Пластичность организма», как предполагал Бухарин, позволит новому обществу перевоспитать своих жителей, сделав их более активными, сознательными и более добродетельными членами социалистического общества97.

Одержимость национал-социализма идеей нового человека хорошо известна. Эта идея произошла не из преобразующих возможностей социальной революции, а из физической возможности создания новой породы людей. «Но создание таких людей еще не финал истории, – как предполагают, говорил Гитлер Герману Раушингу. – Будучи биологически взлелеянным, человек, совершенно очевидно, подходит к поворотной точке. И здесь начинает выделяться новая разновидность человека…». Эту новую форму человека Гитлер назвал богочеловеком, и именно ему он придает все те черты, которые были желательны для твердого племени будущих германцев (которое, однако, было невозможно создать биологическим путем): «бесстрашный», «несокрушимый», «доминирующий», «жестокий», «неустрашимый»98. Общепринятое мнение ассоциировало национал-социализм с идеей биологического конструирования мужчин и женщин, обладающих высшими физическими достоинствами, – так называемых «арийцев» – высоких, светловолосых, с голубыми глазами, четким профилем, красиво сложенных, идеальных жителей Утопии. В этих прекрасных людях будущего Гитлер видел тот «чистый благородный материал», с которым он создаст новый прядок99.