Зеркала и галактики - Елена Вячеславовна Ворон

– Ты, – говорю, – миллионерский сукин сын. Я доложусь, когда сочту нужным и когда это тебя коснется. Мое дело – собирать камни согласно уговору, а не на брюхе расстилаться перед всякими… – тут я сдержался. – Конец связи!

Леон одобрительно хмыкнул.

– Я еще с теткой хочу пообщаться, – сделал я заказ.

– Воображаешь, будто Максвелл оплатит твой разговор?

– Ты оплатишь, – заявил я уверенно. – Ведь я не нажаловался.

Через пару минут в рубке зазвенел-засеребрился голосок моей тетушки:

– Ленни! Чудо мое, ты откуда?

– С Изабеллы. Как у вас дела? Облава на меня продолжается?

Марион хихикнула.

– Ты драпанул, не разобравшись, а тут оказалось совсем другое. Те господа, которые тебя напугали, – из организации «Новая ветвь-23»; это по части паранормальных способностей. Кристи расстарался: позвонил им, взбудоражил, и они думали взять тебя под защиту. Приехали, а птичка упорхнула! Жаль, ты с ними не познакомился – милейшие люди.

– Вот как? Я прямо расстроен. Тетушка, передайте Кристи мою благодарность… Конец связи! – крикнул я, вскакивая из кресла: надо мной грозовой тучей навис Леон.

Гляжу – у него морда белая, и кулаки сжимаются. Подался я прочь, да рубка маленькая, далеко не убежишь.

– Эй, Звездный Брат, ты чего?

Он надвигается, как тяжелый танк. Конец нашей дружбе: корпус яхты экранирует влияние Изабеллы, и пилот снова готов меня растерзать. Я принял боевую стойку, а сам увещеваю:

– Леон, опомнись. Приказано улетать, а ты драться затеял!

Пилот молчит, а я примериваюсь, как сподручней положить его в первом броске; на долгую схватку сил моих явно не хватит. Заметил: у него губа прокушена, и по подбородку красная струйка вьется. Ну!..

Я вдохнул – а он шасть мимо да в дверь. Выскочил как ошпаренный – и вон из яхты. Я сломя голову за ним: в вездеход надо успеть, не пешком же сквозь ту незримую смерть пробираться. Но он, конечно, вперед меня в машине оказался, дверцу захлопнул и газанул. А я на трапе остался. Чуть было вниз головой не опрокинулся, да вцепился мертвой хваткой в поручень и на нем повис. И – темнота.

Очнулся в салоне вездехода. Лазаретом пахнет. Рядом Леон – подбородок в засохшей крови.

– Очухался? – спрашивает. – Давай, бесовское отродье, я тебя разом прикончу?

– Зачем?

Тут мой пилот взорвался – и как заорет:

– Да ты, Заяц сучий Солнечный, понимаешь, что с людьми творишь, или нет?! Какого черта превращаешь их в дьяволов?! Сам говорил – все кидаются! С какой стати мы должны… не знаю… бешеными зверьми становиться? Из-за тебя как с цепи сорвавшись!

– А что мне делать? Топиться?

– Топиться, раз ничего другого не умеешь!

Леон высосал из своей фляжки последние капли и в сердцах пустую отбросил.

– Сволочь ты распоследняя. Дважды меня чуть не сделал убийцей. И то мало показалось. Я, можно сказать, подвиг совершил: с борта убрался и шею тебе не свернул – а ты на трапе акробатические номера выделываешь.

– Свалился?

– Если бы! Так прицепился – не оторвать. Дохлый, а висишь.

– Правда, что ли? Впрямь дохлый?

– Клиническая смерть в течение семи минут. В толк не возьму, почему не идиотом ожил… Хоть ты и так идиот форменный. – Посопел он, смягчился. – Ладно, сам ты – мальчишка, не соображаешь. Но родители-то куда смотрят?

– А никуда. Нет у меня родителей.

Вскинул Леон глаза – и что-то у него в лице мелькнуло, что-то он про меня понял, о чем я сам не догадывался. Но промолчал.

Еще сутки он меня на Первом Приюте выхаживал, а назавтра собрался улетать. Пришел к вездеходу, а там я сижу.

– Никак тоже стартовать намылился?

– Ты, Звездный Брат, меня до космодрома прокатишь. Любопытно мне то место вокруг яхты, надо его прощупать.

Поехали. Я так рассудил: коли на другой день после драки Леон к яхте прорваться не смог, а на третий сумел, то чем дальше, тем будет легче. Если же нет, я соваться не буду.

Добрались до космодрома. Светило солнце, поблескивала боками изящная небольшая яхта, серовато-коричневое плато казалось мягким, как мышиная шкурка. Леон остановил вездеход в тени своего корабля и, не глядя на меня, заговорил:

– Если хочешь знать, Солнечный Заяц, на Изабелле тебе самое место. Сам видишь, какая тут благодать. Никто на тебя кидаться не станет и морду бить не захочет.

– И верно, чем не житье? – подхватил я с усмешкой. – Что нет ни души – не беда. Герман мне жену подыщет, пришлет, а с ней – полный штат женской прислуги. Дворец отстроим. Максвеллы будут богатеть на изабельках, а я стану первым президентом Изабеллы. Тебя возьму министром транспорта.

Пилот шутку не принял, ответил всерьез:

– Изабелла не стоит в планах Федерации, освоение может начаться при наших внуках. Если вообще начнется. Максвеллы купили право возить сюда туристов – и может статься, это будут единственные люди, которых ты здесь увидишь.

– Скверно. Я одичаю и буду с ревом бегать по горам, норовя сожрать отбившуюся от группы туристочку.

И опять Леон даже не улыбнулся.

– Все-таки, здесь у тебя есть шанс выжить. Хотя… Черт знает, что с тобой станется на Изабелле, – вымолвил он, о чем-то размышляя. – Ты, Заяц, экстрасенс, а это может выйти боком… Ладно, – оборвал он свои рассуждения. – Ты тут чего-то хотел?

– Пойдем, пошарим – вдруг что отыщется?

Мы вылезли из машины, осмотрелись, прислушались. Тихо, тепло. Яхта стоит – мирная, уютная. Белые вершины в синеве – так бы и взял в ладони, умылся снегом. Будь я хоть трижды экстрасенс – что скверного здесь может приключиться?

– Чуешь что-нибудь? – спросил пилот.

– Опасность – нет.

Мы еще постояли, затем двинулись к трапу. Шаг, другой. Вот что-то едва приметное задрожало в воздухе, какая-то темноватая дымка. Она не грозила смертью, а лишь рождала ощущение смутной тревоги. Леон, тот и вовсе ничего не почуял.

Присел я на корточки, опустил руки на землю. Изабелла вздохнула под ладонями, будто доброе, но очень старое и утомленное животное. Однако по спине ползут мурашки, не дают сосредоточиться.

– Встань-ка сзади, – попросил я пилота. – Прикрой тыл, а то неспокойно.

Он без лишних вопросов шагнул и положил руку мне на плечо. Встал – точно мощный заслон поставил; совсем другое дело.

Пополз я вперед, проверяя землю ладонями. Повсюду однородное, ничем не нарушенное слабенькое тепло. И вдруг – точно змея ужалила; или кислотой из баллончика. Я дернулся, прижал руку ко рту.

– Ты что? – Леон стиснул плечо.

Глянул я на ладонь – ничего не заметно.

– Нож есть? – спрашиваю. – Доставай –