Ушедший в бездну - Елена Величка

…Утром лакей пришёл в негодование, увидев огарки на столе в спальне Конрада. В такие трудные времена расходовать столько свечей было настоящим варварством. Мальчик презрительно отвернулся, сделав вид, что не понял, о чём говорит старый слуга. Кухарка заступилась за своего любимца и увела его на кухню завтракать.

Конрад сидел за столом, с отвращением глядя в почти полную кружку молока. Он сделал всего глоток и теперь раздумывал, куда бы незаметно выплеснуть остальное. Его унылые размышления прервал решительный голос матери: "Пей!" Конрад чуть не опрокинул кружку и наконец-то заметил рядом с ней кусок хлеба с приличным слоем масла — свой завтрак.

— Ненавижу молоко!

— Пей! — сердито приказала мать. — Что с тобой? Съешь хлеб и приходи сюда.

Кое-как осилив забытый хлеб и многострадальное молоко, Конрад поднялся в свою комнату и бросился на постель. Мать ждала его в красивой местности возле спокойной маленькой речки. На другом берегу высилась белая стена, полускрытая вьющимися растениями. За ней среди деревьев виднелся дом с ажурными балконами.

— Здесь вы с Феррарой будете жить, — сказала мать. — Не жалей о Дингере. Он получил по заслугам.

— Когда вернётся Феррара? — спросил Конрад. — Я боюсь, что Хооге убьёт его…

— Не бойся. Зло Хооге уже сделал, но для вас оно обернётся добром. Он чувствует тревогу и попытается откупиться. Прими его помощь. Ждите гостей из Моравии…

Последнюю фразу Конрад услышал сквозь наплывающую дремоту. Если бы не слуги, он проспал бы до вечера, но кухарке вздумалось затеять большую уборку. Лакей взялся ей помогать.

Зевая и чертыхаясь, Конрад встал, сердито захлопнул дверь, но спать ему уже расхотелось. Он забрался на подоконник, обхватил руками колени и задумался. Ему далеко не всегда удавалось правильно расслышать то, что говорили потусторонние голоса. Временами случались ошибки. Действительно ли мать сказала о гостях из Моравии, или ему почудилось?

Окно комнаты выходило на канал. Конрад смотрел на тёмно-голубую, чуть серебрящуюся воду, в которой отражались растущие вдоль набережной старые липы. Улица перед домом Феррары была безлюдна, но на противоположной стороне канала неторопливо прогуливался человек. Одетый аккуратно и просто, он выглядел как небогатый уроженец Амстердама, но Конраду он почему-то напомнил Светелко — пажа пана Мирослава.

Человек прошёлся взад-вперёд, равнодушно поглядывая на окна домов и тихую воду канала. Он явно ждал кого-то. Вскоре на набережной появилась женщина, взяла его под руку, и они степенно отправились куда-то вместе.

Будь у Конрада чуть больше сил, он занялся бы чем-нибудь и не увидел того, кто спустя некоторое время вышел из боковой улицы на набережную. Это был стройный темноволосый мужчина в щегольском светло-коричневом костюме и при шпаге.

Конрад спрыгнул с подоконника, едва не оборвав штору. Светелко! Откуда он здесь взялся?! Гость из Моравии… Долго же пришлось ждать ответа пана Мирослава! Но ехать в Хелльштайн Конрад не собирался. Ему хотелось увидеть Венецию. Он встревожился при мысли, что Феррара может пренебречь их недавними планами ради награды, которую обещал ему моравский аристократ.

Прошло достаточно много времени, прежде чем Конрад решился снова выглянуть в окно. Светелко ушёл. В дом он не заходил. Возможно, он ещё не знал о прибытии "Вереска", но это ничего не меняло. Если Светелко приехал в Амстердам за наследником своего господина, то должен был дождаться возвращения Феррары.

Конрад попытался выяснить у кухарки, не приходил ли какой-нибудь иностранец, пока они с Феррарой были в море. Женщина улыбнулась:

— Кого тут только не было. У нашего хозяина много знакомых…

От матери он получил очень странный совет: "Вас ждёт испытание. Сделай так, как скажет Хооге…"

— Хооге? — с недоумением переспросил Конрад. Хотя у него было достаточно свободного времени, ему больше не удалось поговорить с матерью. Её голос тонул в недружном хоре призрачных голосов. Незримые существа кричали, шептались, плакали вокруг. Вновь и вновь он спрашивал, но слышал противоречивые ответы. Голоса лгали и глумились над ним.

Вечером вернулся Феррара, настолько усталый, что Конрад не решился сказать ему о Светелко. Они поужинали, и ювелир отправился спать.

Конрад поднялся в свою комнату, показавшуюся ему очень уютной при тёплом свете свечей. Феррара был дома, и его воспитанник успокоился. Он мог и ошибиться, приняв за Светелко кого-то другого.

И всё же утром во время завтрака, дождавшись, когда кухарка вышла из столовой, Конрад рассказал хозяину дома о своих сомнениях. Феррара ужаснулся:

— И вы до сих пор молчали?! Слава Богу, что мы с вами пережили эту ночь!

— Я не знаю, точно ли это был Светелко, — растерянно возразил Конрад. Он не ожидал, что ювелир так встревожится.

— Вы, конечно, могли обознаться, но лучше нам с вами не испытывать судьбу. С меня хватило берберов. Я отвезу вас на корабль. Побудете там несколько дней. Убежище не самое надёжное, но здесь вам оставаться опасно.

После завтрака Феррара спустился в комнату для посетителей — к нему приехал Хооге. Конрад пошёл переодеваться и собирать вещи. У него не было дурного предчувствия. Ни малейшего. Ему не хотелось возвращаться на "Вереск". Постоянная качка, голод, вонь и грязь, крикливые грубые люди, шум и суета днём и ночью — менее всего он желал испытать всё это вновь.

Он долго одевался, посматривая на себя в зеркало и стараясь привыкнуть к своему изменившемуся отражению. Вся его одежда была ему коротка и чересчур просторна. Наконец в ворохе вещей он выбрал тёмно-серый костюм, сшитый перед отплытием в Смирну. Неопрятный вид, настороженное выражение глаз и болезненная худоба не сочетались с дорогим нарядом. Конрад скорчил презрительно-брезгливую физиономию своему зеркальному двойнику, похожему на нищего, ограбившего мальчика из хорошей семьи. Пан Мирослав разочаровался бы, увидев своего наследника…

Сложив на кровати те вещи, которые ещё кое-как мог носить, Конрад небрежно побросал остальные в сундук, где хранилась его одежда, захлопнул крышку и выглянул в окно. На набережной никого не было. Он прошёлся взад-вперёд по комнате. Ему казалось, что Хооге очень уж долго беседует с Феррарой.

— Когда будешь уходить отсюда, возьми с собой мой медальон, — сказала мать.