Горбун, Или Маленький Парижанин - Поль Анри Феваль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Если бы вы видели эту влюбленную юную деву, прячущую свой пылкий взгляд за бахромой длинных ресниц, ее вздымающуюся грудь, смущенную улыбку на ее губах — если б вы только видели! Любовь, огромная и чистая, святая нежность, соединяющая два существа в одно, накрепко связывающая друг с другом две души; любовь, этот гимн, который Господь в неизреченной милости своей подарил земле, эта манна, эта роса небесная; любовь, которая даже урода делает прекрасным, а красоте придает небесный ореол, — эта любовь сияла на преобразившемся нежном лице девушки. Лагардер прижал к сердцу свою трепещущую невесту. Воцарилось долгое молчание. Губы влюбленных так и не соприкоснулись.
— Благодарю! Благодарю! — шептал Анри.
Взоры их были красноречивее всяких слов.
— Скажи, — нарушил молчание Лагардер, — скажи, Аврора, ты всегда была со мною счастлива?
— Да, очень, — отвечала девушка.
— А между тем ты сегодня плакала.
— Откуда вы знаете, Анри?
— Я все о тебе знаю. Так почему ты плакала?
— Почему плачут девушки? — попыталась Аврора уйти от ответа.
— Ты не такая, как все, когда ты плачешь… Так почему ты плакала, Аврора, скажи?
— Потому что вас не было, Анри. Я вижу вас так редко, и еще эти мысли.
Девушка умолкла и отвела глаза.
— Какие мысли? — настаивал Лагардер.
— Я, наверное, дурочка, Анри, — смущенно пролепетала девушка. — Я просто подумала, что в Париже много красивых женщин, и все они хотели бы вам понравиться, и, может быть…
— Что — может быть? — повторил Лагардер, вновь припадая к чаше с нектаром.
— Может быть, вы любите не меня, а другую.
И она спрятала вспыхнувшее лицо у него на груди.
— Неужто Господь даровал мне это блаженство? — в восторге прошептал Анри. — Неужто я могу верить?..
— Поверь, я люблю тебя! — проговорила Аврора, не отрывая лица от груди возлюбленного и пытаясь таким образом приглушить испугавшие ее самое слова.
— Ты меня любишь, Аврора? Слышишь, как стучит мое сердце? О, неужели это правда? Но уверена ли ты в этом сама, моя милая Аврора? Так ли говорит твое сердце?
— Оно говорит, я слушаю.
— Еще вчера ты была ребенком.
— А сегодня я уже женщина, Анри. Я люблю тебя!
Лагардер прижал ладони девушки к своей груди.
— А ты? — спросила Аврора.
На его глаза навернулись слезы, голос задрожал, и он лишь пробормотал:
— О, как я счастлив! Как счастлив!
Внезапно лицо Лагардера помрачнело. Заметив это, девушка строптиво топнула каблучком и осведомилась:
— Это еще что такое?
— Ты когда-нибудь сожалела о чем-либо? — поцеловав Аврору в волосы, тихо спросил Анри.
— О чем мне сожалеть, раз ты со мной?
— Послушай-ка. Сегодня вечером мне хотелось приподнять перед тобою уголок завесы, скрывающей великолепие света. Ты видела двор, его пышность и блеск, слышала звуки праздника. Что ты думаешь о дворе?
— Он красив, — ответила Аврора, — но я ведь видела далеко не все?
— Ты, похоже, чувствуешь, что создана для этой жизни? Глаза у тебя блестят, ты, наверное, могла бы полюбить светскую жизнь.
— Если с тобою — да.
— А без меня?
— Без тебя я не полюблю ничего.
Лагардер прижал ее сложенные ладони к губам.
— Ты видела, — продолжал он, — проходивших мимо улыбающихся женщин?
— Мне показалось, что они счастливы, — проговорила Аврора, — и очень хороши собой.
— Они и впрямь счастливы, у них есть дворцы и замки…
— Когда ты дома, Анри, мне не нужно никаких дворцов.
— У них есть друзья.
— А у меня есть ты.
— У них есть семьи.
— Моя семья — это ты.
Аврора отвечала не раздумывая, с ясной улыбкой на губах. Это говорило ее сердце. Но Лагардер хотел убедиться во всем окончательно. Призвав на помощь все свое мужество, он чуть помедлил и сказал:
— У каждой из них есть мать.
Аврора побледнела, улыбка исчезла с ее губ. Из-под полуприкрытых век выступили слезы. Лагардер выпустил руки девушки, и они сами сложились у нее на груди.
— Мать, — возведя глаза к небу, проговорила она. — Я никогда не забываю о своей матери. Я чаще всего думаю о ней, не считая вас, Анри. — В глазах Авроры светилась жаркая мольба. — Ах, если бы она была здесь, рядом с вами, Анри, и я слышала, как она называет вас своим сыном! Это было бы поистине райское блаженство! Но если бы мне, — продолжала она, немного помолчав, — пришлось выбирать между ею и вами…
Грудь девушки задрожала, на лице появилась невыразимая печаль. Вне себя от тревоги, затаив дыхание, Лагардер ждал.
— Наверное, то, что я скажу, дурно, — с усилием проговорила Аврора, — но я говорю то, что думаю. Если бы мне пришлось выбирать между матерью и вами…
Не договорив, совершенно сломленная Аврора бросилась в объятия Анри и, захлебываясь от рыданий, вскричала:
— Я люблю тебя! О, как я тебя люблю!
Лагардер расправил плечи. Поддерживая одной рукой ослабевшую девушку, другую он воздел к небесам, как бы призывая их в свидетели.
— Ты, Господи, который нас видит, — в исступлении воскликнул он, — который нас слышит и рассудит, — ты вручил ее мне! Я беру ее у тебя и клянусь, что она будет счастлива!
Аврора приоткрыла глаза и слегка улыбнулась, блеснув белыми зубами.
— Благодарю тебя, благодарю! — продолжал Лагардер, прижимаясь губами ко лбу девушки. — Видишь, какое счастье ты мне даровал! Я смеюсь, я плачу, я пьян, я вне себя от радости! Наконец-то ты принадлежишь мне, Аврора, мне одному!.. Но что я такое недавно тут наговорил? Не верь этому, Аврора. Я молод! Я был не прав, я чувствую, как меня переполняют юность, силы, жизнь! Давай будем счастливы, счастливы долго-долго. Послушай, любимая, другие люди моего возраста гораздо старше меня. И знаешь почему? Сейчас объясню. Они поступают так, как делал я, пока не встретил тебя на своем пути, — любят, пьют, играют и всякое такое, — и когда у них много того, что было у меня, — пыла и отваги, — они безрассудно расточают сокровища молодости. Но появилась ты, Аврора, и я сразу же стал скупцом. Дарованный Провидением инстинкт велел мне прекратить это мотовство. И я стал копить, чтобы сохранить для тебя всю свою душу. Я спрятал в сундук жар моих лучших лет. Я перестал любить, перестал желать. Моя страсть, погруженная в сон, словно Спящая Красавица, проснулась только теперь, чистая и сильная. Моему сердцу всего двадцать лет. Ты слушаешь меня и улыбаешься, тебе кажется, что я сошел с ума. Я и впрямь обезумел от радости, но говорю я вполне разумно. Что я делал все
