Остров - Робер Мерль

Никто не шелохнулся. Смэдж, потупив глаза, скорчился на табуретке. Мэсон словно окаменел, уставившись перед собой. Один Маклеод смотрел на Парсела. «Да, нашего ангелочка так просто не запугаешь, это можно было предвидеть. Старик дал маху».

— Если я вас правильно понял, — сказал Мэсон, — вы отвечаете «нет».

Говорил он бесстрастным тоном, смотря куда-то вбок неестественно застывшим взглядом.

— Вот именно.

— В таком случае я знаю, что мне делать. — И он поднял ружье.

— Эй, вы, полегче! — крикнул Маклеод. — Надо проголосовать.

— Голосовать? — переспросил Мэсон бесцветным голосом, но ружье все же опустил.

— Вы здесь не один, — резко бросил Маклеод. — Нас трое.

Мэсон посмотрел на шотландца, как будто не понимая его, потом поднял правую руку и проговорил с отсутствующим видом:

— Виновен.

— Я воздерживаюсь, — тотчас сказал Маклеод.

Смэдж не изменил своей позы. Он сидел, опустив голову, втянув шею в плечи, и молчал.

— Смэдж? — спросил Маклеод.

Смэдж вздрогнул, бросил испуганный взгляд в сторону женщин и смущенно пробормотал:

— Не виновен.

— Как? — вскричал Мэсон.

— Не виновен, — повторял Смэдж.

Парсел расхохотался нервным, прерывистым смехом. Это же просто фарс. Нелепый фарс! Его спас тот, кто чуть не стал его убийцей. Ноги у Парсела дрожали, и он сел, не в силах сдержать неуместного смеха.

Мэсон молчал, бледный, ошеломленный. Он взглянул на Маклеода и невыразительно спросил:

— Что это значит?

— Значит, что Парсел оправдан.

Просунув большие пальцы за пояс штанов, Маклеод снова откачнулся на табуретке; упершись спиной в дверь, склонив набок голову и прищурив глаза, он разглядывал Мэсона с легкой усмешкой, кривившей его тонкие губы. Старик так ничего и не понял. Глуп, как англичанин. Глуп и упрям.

Смысл голосования понемногу проник в квадратную башку Мэсона. Его побледневшее лицо побагровело, и он усиленно заморгал глазами.

— Вы предали меня, Маклеод! — закричал он.

— Никого я не предавал, — возразил Маклеод своим гнусавым голосом.

— И незачем всюду видеть предателей, капитан, этак мы все скоро спятим на нашем острове. К тому же этот суд был вашей затеей, а не моей. Ну ладно. Предположим, Парсел видит, что ему не миновать расстрела, и берет ружье. Тогда наша взяла. Никогда я этому не верил, не забывайте. Но предположим. Чтобы заполучить лишнее ружье, стоило попробовать.

Мэсон открыл было рот, но Маклеод поднял правую руку и с достоинством проговорил:

— Минутку, капитан, прошу вас. Мы здесь среди белых. И можем рассуждать спокойно, как джентльмены. Как я уже говорил, если Парсел берет ружье, наша взяла. Только не вышло по нашему. Ничего он не хочет брать, Парсел. Я так и думал, капитан, вы сами можете подтвердить. Уж я его знаю. Обеими руками держится за свою религию. Тверд, как дубовая обшивка. Его не свернешь!

— Все эти соображения…

— Не мешайте мне говорить, — нетерпеливо прервал его Маклеод. — Вы не закрывали плевательницы целый час, и я вам не мешал. А теперь мой черед. Так вот. Парсел отказывается. Он не хочет. Не хочет — и все тут. Он говорит: «Ах, смертоубийство — да это же ужас! Убивать своего ближнего — ни за что!» Архангел Гавриил не желает брать ружья — и все тут! Короче — не выгорело. А если не выгорело — значит, не выгорело, вот что я говорю, капитан, и если вы расстреляете Парсела, ничего вы этим не выиграете… Чего вы добьетесь, если его застрелите? Да ровно ничего! Даже ружья у вас лишнего не будет.

— Но есть же правосудие! — сказал Мэсон.

— Пфф… — фыркнул Маклеод, переходя на свой обычный язвительный тон. — Пфф, капитан, сколько вы ни толкуйте о правосудии, а мне сейчас на правосудие начхать! Да И вам тоже, не сочтите за грубость. И вот вам доказательство: басня, будто архангел Гавриил выдал черным ваш тайник с оружием, — позвольте, позвольте, я говорю сейчас как частный джентльмен с частным джентльменом, — уж я не знаю, назовете вы эту басню правосудием или правдой, но только в нее трудно поверить. Ладно, поехали дальше. На суде несут всякую чепуху, но после суда настоящая правда выплывает из воды. Вот она перед вами еще мокренькая, и лучше отойдите подальше, не то промочите ноги! Вот она, говорю вам. Если бы на острове еще существовало правосудие, то названный Смэдж уже болтался бы на верхушке баньяна, первое (как сказал ангел), за то, что пытался в неурочный час пробить дырку в черепе одного из своих сограждан, и второе, за то, что подставил в чаще свою шкуру под пулю балды Бэкера; этот гаденыш (я — про Смэджа говорю) таким образом чуть не лишил нашу компанию одного ружья. Поехали дальше. Нынче я спускаю правосудие попросту в трюм, вместе с запасными парусами. Сейчас у меня на уме мои собственные делишки, капитан. Моя шкура, мой скелет и прочие органы. И сверх того, скажу я вам, я не вижу, что выиграю, если пущу пулю в архангела Гавриила. Но ясно вижу, что потеряю…

— Потеряете? — спросил Мэсон.

Маклеод сделал паузу. Он мог себе это позволить. Он заранее подготовил свою речь, и никто не думал его прерывать, даже Мэсон. Парсел смотрел на него как завороженный. Этот пыл, это краснобайство! Маклеод отвратителен, и однако ж… В нем живет не одна скаредность, он также игрок. Зацепив большие пальцы за пояс штанов, вытянув вперед длинные, тощие ноги, подняв кверху резко очерченное, выразительное лицо, он глядел на своих слушателей с видом превосходства. Он был счастлив: прошло то время, когда ему приходилось стушевываться перед Мэсоном. Теперь подмостки были в его распоряжении, и он пользовался этим. «Да, — подумал Парсел, — для него это игра и всегда было игрой. Но играл он нашей жизнью».

— Еще как потеряю, и не я один! — продолжал Маклеод. — Вы тоже. И Смэдж тоже. «Невиновен», — сказал Смэдж. Осторожный парень! Там, на природе бродит дамочка с вашей хлопушкой в лапках, она очень рассердится, если с ее петушком случится несчастье. И вы, может, не наметили, капитан, но позади вас есть еще несколько черненьких дамочек, они тоже будут очень недовольны, готов поклясться! Они души не чают в Парселе, это всем известно. Он общий любимчик, наш ангел. Они только и делают, что милуются да лижутся с ним. Он их братец! Их сыночек! Их Иисусик! Они по нем с ума сходят. Все до одной. Гляньте на них, капитан. Повернитесь и гляньте на них, прошу вас; на это стоит поглядеть. Им уж не до смеха, не до пения, даже задом крутить забыли. Поглядите на них! Это же статуи Губы в ниточку. Зубы сжаты. Глаза как бритвы…

— Вы что же, женщин боитесь? — презрительно спросил Мэсон.

— А то как же! — с силой сказал Маклеод. — И если бы вы их знали так же хорошо, как я, вы бы тоже боялись. Нет никого злее, можете мне поверить. Уж я предпочитаю драться с теми тремя мерзавцами! И между нами, с меня по горло хватает тех троих, я вовсе не собираюсь навязывать себе на шею еще и этих ваине. Предположим, что я сказал «виновен» о Парселе. Ладно. Я беру ружье и отправляю архангела Гавриила к его папаше, то бишь на небеса. А дальше? Что они будут делать, эти ваине, как вы думаете? Бросятся на нас, клянусь головой, и первая Омаата. Или помчатся, отлупят Ваа и отберут у нее ружья. В итоге: второй вооруженный отряд против нас в джунглях, и он тоже отнюдь не желает нам добра.