Остров - Робер Мерль

— Человек, ты сошел с ума! — сказала Омаата. — Тими тебя убьет. А может, и Тетаити.

Слезы текли по щекам Ивоа, но она молчала.

— Я должен попробовать, — сказал Парсел, взяв ее за руку.

— Никогда я не слышала ничего глупее, — гневно пророкотала Омаата.

Она прижалась спиной к толстой вертикальной ветви, и ее дрожавшее от негодования тело сотрясало всю лиственную арку.

— О мои глупый петушок! — повторяла она, и в голосе ее звучали громовые раскаты. — О мой глупый, тщеславный петушок! Ты хочешь изменить небо и землю! Эти мужчины отведали крови, — продолжала она, вздымая кверху руки, — а теперь они идут вперед очертя голову, и убивают, и убивают, а ты?! Ты хочешь пойти против них голый и безоружный и думаешь установить мир!

Парсел дождался, когда эхо ее голоса смолкло вдали.

— Я пойду, Омаата.

— Человек! — закричала она, яростно блеснув глазами.

— Оставь, Омаата, оставь, — сказала Ивоа; слезы непрерывно катились по ее щекам. — Я знаю Адамо. Он пойдет. Он кроткий, но его не согнешь.

— Если ты пойдешь, я пойду с тобой, Адамо, — проговорила Авапуи,

Наступило молчание. Женщины избегали смотреть на Авапуи. Ауэ! Они знают, зачем она идет: хочет убедиться, что сталось с Уилли. Значит, она еще надеется! Бедная, бедная Авапуи! Эта война налетела на их остров, как мор.

— Нет, — сказала Омаата твердо. — К «тем» пойдет Итиа. Она скажет: «Адамо хочет вас видеть». И если «те» согласятся, Итиа пойдет с Адамо.

А когда «Ману-фаите» [21] закончит свое дело, Итиа отведет Адамо в пещеру. Может, это будет трудно. Может, это будет опасно. Но у Итии много хитрости.

— Я тоже пойду с Итией и с Адамо к «тем», — сказала Авапуи.

— Нет, — возразила Омаата, — у меня есть для тебя дело, Авапуи.

Женщины поглядели на Омаату и вдруг поняли. Омаата уверена, что Уилли убит, и не хочет, чтобы Авапуи увидела его голову на копье. О Эатуа, Омаата очень умна. Она все видит вперед!

— Пусть будет так, как говорит Омаата, — воскликнула Ороа, и слова ее заглушил гул одобрения.

Тут Итиа, не сказав ни слова, встала и ушла.

— Солнце раскрыло свое чрево, — сказала Ивоа. — Поешь, Адамо, тебя ждет впереди много трудов.

С этими словами она очистила банан и протянула ему. У Парсела сжималось горло, и банан показался ему мучнистым и сухим. После банана он съел плод манго и авокато. Женщины тихонько переговаривались. Это непрерывное щебетание раздражало его, действовало ему на нервы. Минуты шли, и вместе с ними подкрадывался страх.

Он сделал знак, что больше не хочет есть, растянулся на мху, положив голову на колени Ивоа, и закрыл глаза. Женщины тотчас же умолкли. Сперва ему полегчало, но он не мог заснуть, и понемногу сама тишина становилась невыносимой. Он знал, что ему придется еще долго ждать возвращения Итии и что страх будет расти. Он услышал, как Омаата тихонько сказала: «Ороа, дай мне свое ожерелье из перьев». Затем послышался треск сломанной ветки, шуршание сдираемых с нее листьев. Он попытался молиться, но через несколько секунд понял, что лишь механически произносит слова молитвы: он не мог больше ни о чем думать, ноги дрожали, а страх все рос. Вдруг ему почудилось, что он задыхается под баньяном, им овладел ужас, ему неудержимо захотелось вскочить и убежать. Он заложил обе руки за пояс и замер, пот струился по его телу. Ему представилось, что он лежит бездыханный, словно труп, с закрытыми глазами и скрещенными на груди руками. «Боже милостивый, — горячо взмолился он, — сделай, чтобы это была правда, сделай, чтобы жизнь для меня кончилась, чтобы весь этот ужас был уже позади». Он почувствовал, как Ивоа приподняла ему голову и положила себе на грудь. Он прижался к ней, как ребенок, и замер, спрятав голову на ее нежной и теплой груди.

Вскоре его страх понемногу отхлынул, дыхание стало ровнее, и он погрузился в сон. Когда он проснулся, перед ним стояла Итиа.

— Они согласны, — сказала она; ее круглое личико выглядело важным и озабоченным.

Парсел вскочил на ноги. Женщины тоже встали, чуть помедлив, поднялась и Ивоа. Лицо ее посерело, губы дрожали.

Омаата протянула Парселу палочку, на одном конце которой был укреплен пучок красных перьев.

— Пока ты спал, — я приготовила тебе «Ману — фаите», — сказала она чуть хриплым голосом. — Держи ее перед собой. С этой минуты, Адамо, ты птица, которая летит, чтобы предложить мир, и по обычаям «те» не смеют тебя убить. Во всяком случае, если твоя попытка будет успешна. Но если мир будет отвергнут, тогда ты больше не табу.

Он взял «Ману — фаите», и Омаата показала ему, как надо ее держать: перьями назад — это хвост птицы, а острым концом вперед — это ее клюв. Человек идет, а птица летит, и вместе они составляют одно существо.

Парсел опустил глаза. Он смотрел на смехотворный талисман, который держал в руке; в случае неудачи — смерть. А сколько шансов на успех?

— Скажи, ты знаешь гимны в честь мира? — спросила Омаата.

— Знаю. Оту научил меня, когда у вас шла война. И я был у него, когда пришел «Ману — фаите» от Натаити.

— Хорошо, — сказала Омаата.

Она повернулась к Авапуи.

— Мы пойдем к ручью за водой, а ты тем временем отнеси фрукты в пещеру для Адамо, потом возвращайся сюда и жди нас.

Минуту все молчали и замерли в полной неподвижности. Парсел обнял Ивоа за плечи, прижался на мгновение щекой к ее щеке, затем, повернувшись к женщинам, сделал широкий жест рукой, как бы охватывая всех в прощальном поклоне.

— Я вернусь, — сказал он, и в голосе его звучала сила и уверенность.

Среди женщин послышался восторженный шепот. О Адамо! Как красноречивы его движения! Он достоин своего знатного тестя, великого вождя Оту!

Выйдя на яркий свет, Парсел прищурил глаза и почувствовал, как солнце жжет ему затылок. Итиа шла перед ним.

— Авапуи спрашивала тебя? — проговорил он тихо.

— Да. Я сказала, что не знаю.

— Убит?

— Да.

— Оху?

— Да.

— Амурея?

Он заметил, как вздрогнули ее плечи.

— Да.

Наступило долгое молчание, потом Итиа сказала:

— Ты можешь говорить. Они все в лагери.

— Ты видела головы?

— Есть. мысль, что он увидит это ужасное зрелище.

— Нет, они спрятали их в «пуани». [22] Они воткнут их на копья после.

— После чего?

— После войны.

Снова наступило молчание. Затем Итиа остановилась, повернулась к Парселу и сказала изменившимся голосом:

— Человек, я видела Амурею. Ее повесили за руки на ветке хлебного дерева. И ноги ее крепко привязаны. У нее разрезан живот вот отсюда и досюда (она провела рукой от подложечки до низа живота). — Человек, это ужасно!

— Кто это сделал?