Светила - Элеанор Каттон

После того как за Девлином закрылась дверь, Шепард отложил перо, подошел к книжному шкафу, вытащил папку, из нее извлек лист бумаги – единственный экземпляр контракта, заключенного им три недели назад с Харальдом Нильссеном, по условиям которого комиссионер обещал никому не сообщать о своем капиталовложении в размере четырехсот фунтов. Шепард чиркнул по стенке комода спичкой и поднес ее к листу, удерживая его на весу за уголок и наклоняя так и этак, пока документ не охватило пламя, уничтожая подписи. Когда огонь подобрался к самым пальцам, Шепард бросил бумагу на пол, дождался, чтобы она рассыпалась серой пылью, и носком сапога расшвырял пепел. А затем снова сел за стол, достал из-под гроссбуха чистый лист бумаги, взялся за перо, обмакнул кончик в чернила. И неспешно, уверенным почерком вывел:

Письмо редактору «Уэст-Кост таймс»

18 февраля 1866 г.

Сэр!

Вот мой ответ мистеру АЛИСТЕРУ ЛОДЕРБЕКУ, члену Совета провинции и члену парламента, бросающему тень на нижеподписавшегося и, следовательно, на всех его сподвижников, включая Уэстлендский комитет по общественным работам, муниципальный совет, комиссариат, исполнительный комитет Хокитики и т. д.

Я считаю своим долгом исправить ошибки мистера Лодербека, погрешившего против истины, приличий и морали.

Действительно, строительству будущей тюрьмы Хокитики немало поспособствовало пожертвование от жителя Уэстленда, мистера Харальда Нильссена, владельца компании «Нильссен и К°»: он безвозмездно передал муниципалитету денежную сумму в размере около четырехсот фунтов, с указанием использовать ее на общественное благо. Означенная сумма является комиссионным вознаграждением, полученным им за честно выполненную работу. Как подтверждает сам мистер Лодербек, ее составил процент от имущества, обнаруженного в жилище мистера Кросби Уэллса, на законных основаниях причитавшийся мистеру Нильссену, комиссионеру, в качестве оплаты услуг, должным образом предоставленных. Мистеру Лодербеку следует вспомнить, что «пожертвование» в юридическом смысле отличается от «инвестиции» тем, что пожертвование не влечет за собою обязательств того типа, которые существуют в отношениях между должниками и кредиторами; говоря простым языком, возмещать пожертвовование необходимости нет. Исходя из того, что безвозмездная помощь мистера Нильссена является благотворительным поступком, исполненным самого благородного бескорыстия, мистер Лодербек также не может не признать, что никаких законов и предписаний нарушено не было.

Я свято верю, что самым долговечным и убедительным свидетельством прогресса цивилизации является строительство общественных сооружений, и с глубоким удовлетворением отмечаю, что будущая хокитикская тюрьма во всех отношениях отвечает этому определению. Если же эти разъяснения кажутся недостаточно прозрачными на вкус мистера Лодербека, я любезно приглашаю его сообщить избирателям то, что он до сих пор успешно скрывал: что он некогда состоял в интимной связи с миссис Лидией Уэллс, вдовой Кросби. В ожидании исчерпывающей информации от мистера Лодербека по этому поводу, я остаюсь

искренне Ваш и т. д.,

Закончив, Шепард промокнул страницу, взял чистый лист и переписал письмо от начала и до конца, создав копию настолько точную, что варианты пришлось бы сличать долго и придирчиво, прежде чем удалось бы обнаружить ничтожную разницу. Затем он сложил оба листка, запечатал и аккуратно надписал два адреса. Как только воск затвердел, он позвонил в колокольчик, призывая миссис Джордж, и попросил ее кликнуть посыльного дешевой почты – во второй раз за день. Наказ его был тотчас же исполнен.

Явился письмоносец – веснушчатый мальчишка с копной золотистых локонов.

– Это для Левенталя из «Таймс», – приказал Шепард. – Его нужно доставить в первую очередь. А вот это – к Харальду Нильссену, на Аукционный двор, набережная Гибсона. Понял?

– На словах передать что-нибудь? – осведомился мальчишка, пряча однопенсовые письма в карман.

– Только мистеру Нильссену, – отвечал Шепард. – Скажи мистеру Нильссену, чтоб был на работе завтра с утра. Запомнишь? Скажи: никаких претензий, без обид – и никаких к нему вопросов.

Марс в Козероге

Глава, в которой Гаскуан находит общий язык с Фрэнсисом Карвером; Су Юншэн совершает ошибку, а Цю Лун дает мстителю совет.

Обер Гаскуан любил корабли, если можно так выразиться, любовью флотского «салаги». За прошедшие три недели он несколько раз выбирался на Хокитикскую косу – поглазеть на разбитый остов «Доброго пути» и отследить его перемещение, по мере того как его мало-помалу сдвигали все ближе и ближе к берегу. Теперь, когда потерпевший крушение корабль наконец-то вытащили на песок, Гаскуану представилась гораздо лучшая возможность рассмотреть его хорошенько и «салажьим» взглядом оценить масштаб понесенного ущерба. Сюда-то он и пришел, распрощавшись с Мади, – чем еще заняться в воскресный день, он не видел, ведь газеты он уже перечитал, жажды не испытывал, а погода стояла такая ясная и солнечная, что так и тянуло на свежий воздух.

Вот уже несколько часов он просидел, прислонившись спиной к маяку, наблюдая за работами по спасению корабля и вертя в руках испещренный зелеными крапинками камушек; рядом с собою Гаскуан возвел миниатюрный замок, окружил его песчаными валами и понатыкал в них плоской гальки. Когда, где-то после пяти, нежданно сменился ветер, так что воротник прилип к шее, а по спине растеклась знобкая сырость, Гаскуан решил, что пора и домой. Он встал, отряхнулся и как раз прикидывал, развалить ему замок пинком или оставить как есть, как вдруг ярдах в пятидесяти заметил какого-то человека. Незнакомец стоял, широко расставив ноги и с неодобрительным видом скрестив на груди руки; в целом поза его излучала самую мрачную непримиримость, как и платье безрадостно-темного цвета. Он чуть повернул голову, и за долю секунды Гаскуан успел заметить, как глянцево блеснул шрам.

Гаскуан и Фрэнсис Карвер никогда не были официально представлены друг другу, хотя, разумеется, Гаскуан хорошо знал о репутации последнего, главным образом благодаря красочным обличениям Анны Уэдерелл месячной давности в связи с убийством ее нерожденного ребенка. Такой рассказ был более чем веским поводом избегать бывшего капитана всеми доступными способами, но неприязнь Гаскуана стремилась скорее утвердиться в душе, нежели заявить о себе публично; молодому человеку очень нравилось думать, будто его отношение к людям – это лишь ему одному принадлежащий источник, родник, из которого он волен испить или замутить его по своему усмотрению и когда ему заблагорассудится.

Гаскуан подошел к Карверу, загодя приподняв шляпу:

– Простите, сэр, – вы капитан этого судна?

Фрэнсис Карвер окинул его испытывающим взглядом и, выждав мгновение, кивнул:

– Был прежде.

Белый шрам на щеке в одном конце присобрался в складки – так швея, закончив дневную работу, оставляет иголку в ткани; эта иллюзорная иголка почти касалась края губ и словно бы чуть оттягивала их кверху, безуспешно пытаясь вызвать на этом суровом лице улыбку.

– Позвольте представиться – Обер Гаскуан, – проговорил молодой человек, протягивая руку. – Я секретарь в магистратском суде.

– Секретарь? – Карвер вновь просверлил его взглядом. – И какого ж ранга?

– Да совсем невысокого, – признал Гаскуан безо всякого к себе снисхождения. – Секретарь по мелким делам – ничего серьезного – вот разве что изредка страховые иски подворачиваются. Взять хоть вон то судно, например. – Он указал на остов парохода, лежащий на боку у самого речного устья, ярдах в пятидесяти от них. – Мы по этому иску все до пенса выцарапали, хоть и с трудом. Владелец остался весьма доволен: на нем долг висел в пятьсот фунтов.

– Страхование, – кивнул Карвер.

– Да, помимо всего прочего. Я довольно близко знаком с предметом, – добавил Гаскуан, доставая портсигар. – Отец моей покойной жены был морским страховщиком.

– Какая фирма? – осведомился Карвер.

– «Ллойд» – ну, лондонский[57]. – Гаскуан со щелчком открыл серебряный портсигар. – Я отслеживаю продвижение «Доброго пути» последние несколько недель и рад отметить, что из полосы прибоя корабль наконец вытащили. Ну и работка, скажу я вам! Титанических усилий потребовала, не могу не отдать должное стараниям артели… и вашему труду, сэр, ведь это вы тут всем распоряжаетесь.

Мгновение Карвер буравил его взглядом, а затем отвернулся к палубе «Доброго пути». Не сводя глаз с разбитого судна, он буркнул:

– Чего вам надо-то?

– Ни в коем случае не обидеть вас, – заверил Гаскуан, небрежно сжимая сигарету в пальцах, и на миг умолк, повернув руки ладонями вверх. – Право, я вовсе не хотел лезть не в свое дело. Просто я наблюдал за спасением корабля, вот и все. Это редкая удача, полюбоваться на такое судно на твердой земле. Вполне его прочувствуешь, так сказать.