Кровь и лунный свет - Эрин Бити

Удэн поднимает брови:

– А где доказательства?

Симон – и боль в животе – не дают мне податься вперед больше чем на несколько сантиметров.

– Ты не веришь нам?

Он закатывает глаза:

– Главное не в том, правда это или нет, маленькая кошечка, а в том, сможем ли мы это доказать.

– Он прав, Кэт, – шепчет Симон мне на ухо, притягивая меня обратно к груди. – У нас очень мало доказательств.

Я снова опираюсь на него, но отказываюсь расслабляться.

– Разве того, что он сделал с Реми, не довольно?

– То есть ты хочешь противопоставить наше слово убеждениям отца? – интересуется Удэн. Никогда не слышала от него настолько разумных речей. – Вряд ли мы выиграем в этой схватке. Особенно с учетом того, что все легко свалить на Симона.

– Может, это к лучшему, – говорит Симон. – Если все свалить на меня, больше никто из невинных не пострадает в этой неразберихе.

Я поворачиваюсь к нему:

– Ты не сдашься стражникам.

Он качает головой и дарит мне легкую улыбку:

– Я и не собирался.

Что-то подсказывает мне: собрался бы, сочти он это необходимым.

– Обвинения окажутся бессмысленными, если он не сможет тебя найти, – привлекая к себе внимание, говорит Реми. – Мы знаем множество мест, где ты можешь спрятаться.

У меня отвисает челюсть. Реми не просто предлагает защитить Симона, а действительно собирается это сделать!

Удэн соглашается с другом:

– Затаись на несколько дней, и мы вытащим тебя из города. Думаю, я смогу уговорить отца не бросаться за тобой в погоню.

– Как? – спрашиваю я.

Он ухмыляется:

– Ламберт и Жулиана – не единственные секреты, которые наша семья предпочла бы скрыть от остальных. К тому же я – единственный живой наследник. И он побоится меня потерять.

– Значит, ты расскажешь ему правду?

– Конечно.

Может, мой разум и помутился от усталости, но я уже ничего не понимаю.

– Ты же несколько минут назад говорил, что граф не поверит в вину Ламберта.

На лице Удэна появляется мрачная улыбка:

– О, он поверит. Просто сделает все, чтобы об этом никто не узнал.

– Нужно подойти к этому с умом, – говорит Реми. – Ценой нашего молчания станет освобождение магистра Томаса и снятие с него всех обвинений.

Приближающиеся голоса предупреждают меня о том, что наши крики и грохот от падения Ламберта привлекли внимание.

– Стража идет сюда, – говорю я. – Будет через несколько минут. Нельзя, чтобы они увидели Симона, даже с земли.

– Я позабочусь об этом. – Реми поднимается на ноги и протягивает Симону руку. – Думаю, тебе лучше спрятаться в галерее вокруг центральной башни.

Нежно сжав мою руку и пересадив меня поближе к стене, Симон поднимается на ноги.

– Почему именно там? – спрашивает он.

Реми ухмыляется и похлопывает по связке ключей на поясе, которая висит рядом с двухцветной косой.

– Чтобы добраться до этого места, нужно отпереть две двери, а еще – пройтись по центральному гребню сводчатого потолка. Это немного пугает, если не знать, что на самом деле он способен выдержать любой вес.

Симон слегка вздрагивает, но затем жестом просит Реми идти вперед:

– Ты же лучше всех смыслишь в потолках.

Комплимент не ускользает от внимания Реми, и он, коротко кивнув мне, чтобы не беспокоилась, отворачивается. Он знает: я никогда не прощу его, если Симона схватят. Но его стремление помочь вызвано не только этим. И это несказанно радует меня. Реми может возмущаться всякими мелочами, но всегда делает то, что считает правильным. Вот только, зная это, я больше склонялась к мысли, что убийца – он, а не Ламберт. Еще бы понять, что это говорит обо мне…

Словно подслушав мои мысли, Удэн садится недалеко от меня и прислоняется к стене.

– Отчасти в этом есть и моя вина, – глядя на звезды, говорит он. – Я знал о чувствах Ламберта к Беатрис. И должен был рассказать Симону, когда он добавил ее имя в список.

Моргнув, я поворачиваю голову, чтобы посмотреть на Удэна, но тут же морщусь от боли, пронзающей шею.

– Ламберт влюбился в Беатрис?

Удэн фыркает:

– Половина знакомых мне мужчин влюблялись в нее. Она… специализировалась на этом. – Он ерзает от неловкости. – Умела делать мужчин увереннее.

Странно видеть его таким: обычно он предпочитает грубости.

– Как Ламберт связался с ней?

– Я все устроил. Ему требовалось что-то нормальное после… – Удэн обрывает фразу и качает головой. – Я даже заплатил ей, чтобы сделала вид, что отказывается от его денег. – Он осторожно ощупывает разбитую губу. – А потом Ламберт сделал ей предложение, но она слышала такое от половины клиентов, которым вскружила головы, и, конечно, отказала.

– А вскоре после этого решила выйти замуж, – говорю я.

Удэн кивает:

– Это потрясло его. Но у меня даже мысли не возникло, что он может убить ее.

Симон описывал большинство убийств как незапланированные.

– Сомневаюсь, что сам Ламберт всерьез задумывался об этом, – говорю я.

Теперь, зная, с чего все началось, я понимаю причины остальных убийств. Ламберт видел в Беатрис женщину, которую мог спасти. Но, получив отказ, притих и еще меньше стал общаться с женщинами, потому что опасался новой боли. Вот только организованная отцом помолвка вынудила предпринять еще одну попытку. Видимо, с Перретой что-то пошло не так, и он, разозлившись, убил ее. С Изабель и Николь жажда крови проснулась быстрее. А Эмелин он заставил молчать, чтобы она не рассказала Симону, что могло связывать проституток.

Одному Солнцу известно, сколько бы женщин еще пострадало, не привлеки я его внимание. Я оказалась более подходящей кандидаткой, так как в чем-то походила на его мать: мы обе выросли в монастыре. Беатрис предпочла Ламберту другого, но в этот раз он хотел стать победителем. А то, что соперником стал Симон, который вдобавок охотился за ним как за преступником, только усилило интерес. Ламберт так стремился убрать все и всех, от чего я зависела, и остаться единственным, к кому бы я могла обратиться, что даже принес в жертву Жулиану.

Но, даже несмотря на все это, я отправилась не к нему, а к Симону. Поступила так же, как Беатрис.

– Ты сказал, что Ламберту требовалось что-то нормальное, – говорю я. – После болезни вашей матери?

Удэн кивает. В его взгляде – ни единой эмоции.

– Жулиана несла такой бред, что мы от него с легкостью отмахивались. А вот то, что говорила мать, звучало намного коварней. А может, просто мы были более впечатлительными. Она всегда выделяла Ламберта, и я перестал пытаться как-то угодить ей, когда понял, что для этого требуется. – По его телу прокатывается дрожь, и он подтягивает