Отомщенный любовник - Дж. Уорд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В этот момент сообщение прервалось, и автоинформатор спросил, сохранить его или удалить. Джон нажал кнопку, чтобы перейти к следующему.
Снова Тор:
– Эй, прости, связь прервалась. Я просто хотел сказать, что мне жаль, что я трахал тебе мозг. Это было нечестно по отношению к тебе. Ты тоже скорбел по ней, а меня не было рядом, чтобы поддержать, и это всегда останется для меня тяжким грузом. Я бросил тебя, когда ты во мне нуждался. И... мне очень жаль. Я больше не буду бегать. Никуда не уйду. И думаю... думаю, я сейчас тут, в этом мире, здесь и останусь. Черт, что я несу. Послушай, перезвони мне, пожалуйста, и дай знать, что ты в безопасности. Пока.
Снова прозвучал сигнал и автоматический голос. «Сохранить или удалить?» – предложила она.
Убрав трубку от уха и уставившись на дисплей, Джон пару мгновений колебался, словно ребенок, который все еще жил в нем, все-таки отчаянно нуждался в отце.
На экране мелькнуло сообщение от Куина, как будто окончательно вытаскивая его из детского состояния.
Джон нажал «удалить» второе сообщение от Тора, а когда его спросили, хочет ли он вернуться к первому, он нажал «да» и его удалил тоже.
Смс Куина было простым: «Мы прдм».
Отлично, подумал Джон, надел кожаную куртку и покинул квартиру.
***
Как у любой безработной с кучей неоплаченных счетов, у Элены не было причин пребывать в хорошем настроении.
Но когда она дематериализовалась в Коммодор, то была абсолютно счастлива. У нее полно проблем? Да, конечно: если она в ближайшее время не найдет работу, они с отцом рискуют остаться без крыши над головой. Но она подала заявление на позицию уборщицы у некой вампирской семьи, что поможет ей пережить временные трудности. Также подумывала о том, чтобы углубиться в человеческий мир. Ей в голову пришла идея о медицинском транскрибировании[138], но единственная проблема заключалась в том, что у нее не было человеческого удостоверения личности в виде ламинированной карточки, а получить его стоило больших денег. Тем не менее, она оплатила услуги Люси до конца недели, а ее отец был в восторге от того, что его «история», как он ее называл, очень понравилась дочери.
А еще был Рив.
Она не знала, к чему все это могло привести, но у их отношений был шанс, и то чувство надежды и оптимизма, которое она испытывала, подбадривало ее во всех жизненных ситуациях, даже в этом дерьме с безработицей.
Принимая форму на террасе на этот раз нужного пентхауса, она улыбнулась снежным хлопьям, которые кружились на ветру. Ей стало интересно, почему всякий раз, когда шел снег, холод не был таким пронизывающим?
Обернувшись, Элена увидела за стеклом массивную фигуру. Ривендж наблюдал за ней, и тот, что он, как и она, ждал их встречи с нетерпением, заставило ее улыбнуться так широко, что у нее замерзли зубы.
Прежде чем она успела приблизиться, дверь перед Ривом скользящим движением отъехала в сторону, он сократил расстояние между ними, и зимний ветер запутался в полах его соболиной шубы, распахивая ее. Его блестящие аметистовые глаза горели. Походка излучала силу. Аура была безупречно мужской.
Ее сердце забилось сильнее, когда он остановился перед ней. В свете городских огней, его лицо было жестким и любящим одновременно, и хотя, несомненно, холод пробирал его до самых костей, он распахнул шубу, приглашая ее разделить с ним тепло его тела.
Элена шагнула вперед и обняла Рива, крепко прижимая его к себе и глубоко вдыхая его запах.
Его рот был возле ее уха.
– Я скучал по тебе.
Она закрыла глаза, думая, что эти три коротких слова были так же хороши, как «я люблю тебя».
– Я тоже скучала по тебе.
Когда он тихо и удовлетворенно засмеялся, она одновременно услышала и почувствовала, как этот звук рокочет в его груди. А потом он прижал ее еще ближе.
– Знаешь, когда ты стоишь вот так, рядом со мной, мне не холодно.
– Это делает меня счастливой.
– Меня тоже. – Он развернул их так, что бы они могли видеть покрытую снегом террасу, небоскребы в центре города и два моста с движущимися по ним желтыми и красными полосками автомобильных огней. – Я никогда не наслаждался этим видом так близко и так интимно, как сейчас. До тебя... я видел его только через стекло.
Элена закуталась в тепло его тела и шубы, и ее накрыло чувство торжества от того, что вместе они побороли холод.
Положив голову ему на сердце, она сказала:
– Он великолепен.
– Да.
– И все же... Я не знаю, но... лишь ты реален для меня.
Ривендж отстранился и приподнял ее подбородок длинным пальцем. Он улыбнулся, и она заметила, что его клыки удлинились. Это моментально возбудило ее.
– Я думал о том же самом, – сказал он. – В этот миг я вижу лишь тебя.
Он наклонил голову и поцеловал ее. Все целовал и целовал, а в это время вокруг них танцевали снежинки, будто они оба были некой центробежной силой, одни в своей личной, медленно вращающейся Вселенной.
Когда она скользнула руками вокруг его шеи, и их обоих захлестнули эмоции, Элена закрыла глаза.
И значит, она не увидела, а Ривендж не почувствовал существо, что дематериализовалось на верхней части крыши пентхауса.
И наблюдало за ними красными горящими глазами цвета свежей крови.
Глава 42
– Пожалуйста, постарайся не дергаться… вот так, хорошо.
Док Джейн перешла к левому глазу Рофа, направляя луч фонарика прямо, как ему показалось, на задворки его мозга. И пока сноп света орудовал внутри его головы, он боролся с желанием отдернуть голову назад.
– Тебе действительно не комфортно от этого, – пробормотала она, выключая фонарик.
– Да, – он протер глаза и снова надел очки, не видя ничего, кроме черных бликов.
Заговорила Бэт:
– Но это не новость. Он всегда не выносил свет.
Когда раздался ее голос, он протянул руку и сжал ее ладонь, в попытке успокоить – что, если сработает, успокоит и его самого.
Кстати, насчет испорченного настроения. После того, как стало ясно, что его глаза ушли в незапланированный отпуск, Бэт позвала Дока Джейн, которая работала внизу, в новой клинике, но была более чем готова к срочному вызову на дом. Однако Роф настоял на том, чтобы отправиться в кабинет врача. Последнее, чего он хотел – это чтобы Бэт услышала плохие новости в их брачных покоях… которые были для него столь же важными, как и любое священное место. Никто кроме Фритца, который прибирался там, не мог войти в их спальню. Даже Братья.