Страницы моей жизни - Моисей Кроль

Иванчин-Писарев просто не верил своим ушам. Но это был факт. Дурново оказался горячим сторонником антиправительственного террора. Конечно, в устах этого высокопоставленного сановника проповедь террора была диким парадоксом, если не провокацией. Все же он высказал мысль, которая, по-видимому, висела в воздухе. Иванчин-Писарев со свойственной ему ядовитой иронией не раз рассказывал своим друзьям об этом необыкновенном своем разговоре с Дурново. В терроризме Дурново, конечно, была и смешная сторона, но он вместе с тем как нельзя ярче вскрывал трагедию, которую тогда переживала Россия.

Опубликованный Боголеповым царский указ, грозивший студентам солдатчиной за участие в беспорядках, не мог не вызвать надлежащего ответа, он не мог остаться безнаказанным. И ответ этот был дан: Карпович, убивший Боголепова, как бы снял с униженной России позор этого указа.

Я припоминаю, с каким чувством нравственного удовлетворения прогрессивные общественные круги встретили выстрел Карповича. Хорошие, очень добрые люди, не способные, как говорится, муху обидеть, радовались, что Боголепов поплатился жизнью за свое жестокое отношение к учащейся молодежи. Это одна из психологических загадок, которую очень трудно объяснить. Вечером того дня, когда Боголепов был убит, я пошел в союз писателей, чтобы узнать подробности этого террористического акта, и я видел собственными глазами, как многие горячо поздравляли друг друга по случаю героического акта Карповича. Некоторые при этом даже целовались. Слишком глубока была рана, нанесенная Боголеповым русскому обществу, а Карпович был тем героем, который 14 февраля 1901 года поставил на карту свою жизнь, чтобы доказать, что чувства святого негодования и справедливости еще живы в России. К счастью, виселица миновала Карповича. Даже особый царский суд не решился вынести ему смертный приговор – и дал ему 20 лет каторги.

Последствия террористического акта Карповича были весьма важные. Он поднял оппозиционные настроения в широких кругах русского общества и консолидировал революционную энергию, которая незаметно скоплялась по всей стране в течение целого ряда лет. Неслучайно как раз в этом же 1901 году Гершуни взял на себя очень трудную и ответственную задачу создать в России новую революционную партию, которая должна была быть достойной продолжательницей «Народной воли». Разрозненные группки старых народовольцев и молодые революционеры, разбросанные по всей России, почувствовали потребность объединиться; они почувствовали, что пришло время снова возобновить борьбу с царским самодержавием, борьбу, столь трагически прерванную в 80-х годах. И, как известно, почва оказалась настолько подготовленной, что организаторскому таланту Гершуни и еще нескольких самоотверженных революционеров удалось уже в конце 1901 года создать новую партию социалистов-революционеров, которой суждено было сыграть очень важную роль в русском освободительном движении и в двух русских революциях – 1905 и 1917 годов, совершенно изменивших лик России.

Одновременно с возникновением партии социалистов-революционеров была создана и ее боевая организация. Творцом и вдохновителем этой необыкновенной организации был тот же Гершуни, который вносил в ее деятельность весь свой революционный пафос, свою высокую мораль и свою неукротимую энергию. Первым крупным выступлением новой партии было убийство министра внутренних дел Сипягина. Этот террористический акт произвел в Петербурге впечатление разорвавшейся бомбы. Смятение и страх охватили правительственные круги; напротив, в русском обществе это событие было встречено ликованием. Эта радость не выявлялась в таких экспансивных формах, как после убийства Боголепова, но она, пожалуй, была глубже и серьезнее. Тот факт, что в России снова народилась революционная партия, которая имела мужество вступить с царским правительством в борьбу не на жизнь, а на смерть, героическая и кристально чистая фигура Балмашева, который так спокойно и с таким достоинством совершил этот террористический акт, зная, что он за это заплатит своей жизнью, – все это вызывало удивление и будило надежду, что от успехов или неудач новой революционной партии, быть может, будут зависеть грядущие судьбы России. Многие чувствовали, что если бы партии социалистов-революционеров удалось консолидировать революционную энергию, которая накопилась в рабочих массах и которая таилась глубоко в сердцах изголодавшихся и угнетаемых крестьян, то дни царизма в России были бы сочтены.

Почему боевая организация партии социалистов-революционеров направила свой первый смертельный удар против Сипягина? А потому, что этот царский слуга позволил себе особенно злостно издеваться над русским обществом. Он позволил себе с подчеркнутым презрением бросить вызов всей стране, и этот вызов не мог остаться безнаказанным.

Два раза он надругался над лучшими чувствами русского общества: после вышеописанной демонстрации на Казанской площади Сипягин не нашел лучшего способа успокоить взволнованную совесть лучших русских людей, как обратиться ко всему петербургскому населению с угрозой, «что он зальет улицы Петербурга кровью, если кто-нибудь осмелится снова организовать уличную политическую демонстрацию». Это обращение вызвало даже среди умеренных людей бурю негодования. Но ослепленный своей злобой и ненавистью ко всякому выявлению свободной мысли, Сипягин позволил себе еще одну неслыханную гнусность, а именно, когда союз писателей обратился к нему с коллективным протестом против зверской расправы, которую полиция учинила над молодежью на Казанской площади, то он, царский министр внутренних дел, обязанный охранять жизнь и здоровье всех российских граждан, довел до сведения союза писателей, «что он отучит их не только писать крамольные протесты, но даже думать». Это был стиль Малюты Скуратова, и партия социалистов-революционеров, спасая часть России, вынесла Сипягину смертный приговор.

Так началась полная самопожертвования деятельность новой революционной партии.

* * *

Взятую мною на себя по поручению Правления юго-восточных железных дорог работу я закончил на исходе 1900 года. Мирославский (начальник главного коммерческого отдела) ее весьма одобрил и посоветовал мне снести ее в редакцию журнала «Экономическое обозрение», который издавал тогда железнодорожный департамент министра финансов. «Ваша работа, – сказал мне Мирославский, – представляет значительный интерес для каждого серьезного железнодорожного деятеля, и я уверен, что М.М. Федоров, редактор “Экономического обозрения”, охотно будет ее печатать». Федоров был независимым и либерально настроенным человеком, поэтому я со спокойной душою пошел к нему со своею рукописью. Как это и предвидел Мирославский, Федоров сразу заинтересовался моей работой, а спустя несколько дней он меня уведомил, что он с удовольствием будет печатать мое исследование в своем журнале. Более того, он выразил готовность издать все мои статьи (их было пять или шесть) в виде отдельной книги. Само собою разумеется, что я принял его предложение с благодарностью. И через несколько месяцев я получил из редакции «Экономического обозрения» несколько сот экземпляров моей книги, носившей довольно длинный и утомительный заголовок: «Роль железных дорог и водных путей сообщения в грузовом транспорте Волжского района».