Страницы моей жизни - Моисей Кроль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я довольно часто встречался с Айзенбергом на знаменитых конференциях Пассовера. Мы подружились, нас тянуло друг к другу и потому, что мы оба были «житомирцами», т. е. из г. Житомира, который мы оба очень любили.
Однажды Айзенберг ко мне обратился с таким предложением:
– Ко мне поступают десятки писем из разных мест черты оседлости, и в этих письмах гонимые и разоренные распоряжениями местных властей евреи, большею частью бедняки, просят меня взять на себя защиту их интересов в министерстве или в Сенате. Я один физически не в состоянии справиться с таким множеством дел, и я хочу вас попросить взять на себя часть этой работы. Нельзя же оставить этих несчастных без юридической помощи! Пусть вас не смущает то обстоятельство, что ведение таких дел требует специальных знаний. Вначале мы будем работать совместно. Но скоро вы сами усвоите эту не очень трудную науку и сможете вести дела самостоятельно.
– А не было бы целесообразнее, – спросил я Айзенберга, – чтобы за эту очень важную и необходимую работу взялась группа адвокатов, человек пять-шесть? Ведь это наш общественный долг – придти гонимой еврейской бедноте на помощь.
– Конечно, – воскликнул Айзенберг, – это было бы превосходно, работы хватит на всех. Вы не можете себе представить, какое огромное количество евреев, и особенно бедных евреев, подвергаются ежедневно опасности стать жертвами полицейского произвола и превратиться в нищих.
И тогда же, во время нашего разговора, мы решили пригласить еще трех-четырех коллег и образовать юридический кружок для защиты еврейских прав. В этот кружок, кроме меня и Айзенберга, вошли два брата Бомзе, Белковский и Вейсенберг.
Так я впрягся впервые в еврейскую общественную работу. И должен сказать, что эта работа давала весьма удовлетворительные результаты. Вначале тон этой работе давал Айзенберг. Он нами руководил, намечал план продвижения жалоб, давал очень полезные практические указания и т. д. Мы же обивали пороги разных канцелярий и старались «толкать» жалобы, потому что без такого «толкания» жалобы могли оставаться без движения в канцеляриях годами. Мы представляли нужные документы, дополнительные объяснения, словом, делали все необходимые шаги, чтобы наши жалобы были удовлетворены.
Работа наша была скромная, но делали мы ее добросовестно, аккуратно, и наши труды нам часто приносили успех. Не удивительно, что наш кружок скоро завоевал доверие довольно широких слоев еврейского населения черты оседлости.
Организованная нами безвозмездная юридическая помощь еврейской бедноте была чрезвычайно скромной общественной инициативой в деле защиты прав и интересов евреев. Но с течением времени эта инициатива была значительно расширена и углублена. Она вылилась также в другие формы и в сравнительно короткое время выросла в крупный общественный фактор, который сыграл очень важную роль в жизни русского еврейства.
Мне уже привелось отметить, какую тяжелую трудовую жизнь вынуждена была вести петербургская интеллигенция вообще и тамошняя еврейская интеллигенция, в частности, чтобы выполнить те многообразные работы, как частного, так и общественного характера, которые каждый представитель этой интеллигенции на себя брал. Адвокаты, врачи, художники, писатели – все всегда торопились, все постоянно находились в возбужденном состоянии, все были перегружены делами. Работали с утра до поздней ночи, часто не досыпали. К тому же хотелось хоть немного пожить и для себя: посещать от времени до времени интересные собрания, сходить в театр, на концерт. Особенно тяжела была жизнь среднего адвоката, доктора или писателя; они вынуждены бывали «гнаться» за работой, чтобы как-нибудь сколотить необходимый минимум средств для жизни. Их можно было встречать повсюду, бледных, замученных, нервных… Даже знаменитости не знали покоя, так как они в свою очередь были завалены делами. Они, эти знаменитости, конечно, могли себе позволить роскошь пользоваться услугами сотрудников, все же и им самим приходилось часто работать через силу.
Не миновала эта участь и меня.
Как уже было упомянуто, моего жалования не хватало на жизнь, и я вынужден был искать посторонних заработков. Я сотрудничал в периодических изданиях; с 1900 года я стал от времени до времени писать статьи для большого энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона; я также постепенно стал приобретать платных клиентов, интересы которых я защищал в разных административных учреждениях. Гражданских дел я в судебных учреждениях вести не мог, так как был «бесправным» помощником присяжного поверенного. Но в министерствах и первом департаменте Сената нас, «бесправных» адвокатов, еще терпели.
Таким образом я, кроме своей основной работы в коммерческом отделе Правления юго-восточных железных дорог, имел немало других занятий, отнимавших у меня много сил и энергии. В то же время я участвовал в работах юридического кружка, эмигрантской комиссии при Еврейском колонизационном обществе, посещал конференции помощников присяжных поверенных, собрания союза писателей и т. д.
После моей спокойной и систематической работы в ссылке и сосредоточенной научной деятельности, когда я писал для экспедиции Куломзина свою книгу о Забайкалье, мой новый образ жизни мне порой казался чрезвычайно изнурительным. Я чувствовал, что разбрасываю свои силы, и понимал, что при постоянной спешке, разрываясь на части, я не буду в состоянии довести до конца ни одной более или менее серьезной работы; все же были моменты, когда эта столь разнообразная и нередко беспорядочная работа мне давала определенное нравственное удовлетворение.
От времени до времени, точно незажившая старая рана, меня мучила мысль, что мои материалы о бурятах покрываются пылью и что потраченные мною почти в течение 10 лет усилия для собирания и систематизирования этих материалов пропадут даром, ибо я тогда не предвидел никакой возможности взяться за их надлежащую обработку, чтобы довести задуманную мною обширную монографию о бурятах до благополучного конца.
Я должен отметить, что в таком же точно положении, как я, оказывались многие русские исследователи и ученые. Например, Штернберг вывез с острова Сахалина и из Амурской и Приморской областей необыкновенно ценные этнографические материалы о таких первобытных племенах, как гиляки, орочи, гольды, айны. Он первый составил грамматику и словарь гиляцкого языка. В научных кругах очень высоко ценили этнографические работы Штернберга, и все же он также не имел возможности обработать надлежащим образом свои материалы. Такая же печальная история повторилась и с Богоразом и Иохельсоном. Оба они приняли участие в научной экспедиции, организованной правителем дел Восточно-Сибирского отдела Географического общества Д.А. Клеменцом на средства И.М. Сибирякова. Экспедиция эта ставила себе целью обследование примитивных народностей, населяющих обширную Якутскую область. Богораз всесторонне обследовал чукчей, а Иохельсон юкагиров и ламутов. Оба они собрали совершенно исключительного научного интереса материалы по этнографии названных племен. Эти материалы были ценнейшим вкладом в этнографическую науку и в историю первобытной культуры. В 1900 году Богораз и Иохельсон получили возможность приехать в Петербург. Как и я, они надеялись, что или Географическое общество, или Академия наук даст им необходимые средства на обработку их материалов и их издание. Но их постигло такое же разочарование, как и меня. «Мы к великому сожалению вам ничем помочь не можем, – сказали им и в Географическом обществе, и в Академии наук, – мы бедны и у нас не хватает денег даже на самые насущные нужды наши». И Богораз и Иохельсон вынуждены были отложить свои научные сокровища в сторону и искать случайных заработков, потому что самые ученые этнографы тоже должны есть и пить.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});