Леопард - Ю Несбё
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После пробежки Микаэль принял душ и пошел завтракать.
Он собрался с духом, прежде чем развернул утреннюю газету, которую — тоже как обычно — Улла положила рядом с его тарелкой.
За неимением фотографий Сигурда Олтмана, или Кавалера, в газете напечатали фотографию ленсмана Ская. Он стоял перед своим участком, скрестив руки на груди, на нем была зеленая кепка с большим козырьком. Прямо охотник на медведей. Заголовок гласил: «Кавалер арестован?» И рядом, над фотографией желтого, вдребезги разбитого снегохода: «В Устаусете обнаружен новый труп».
Бельман быстро пробежал глазами текст, ища либо слово «КРИПОС», либо — в худшем случае — свое собственное имя. На первой странице ничего. Хорошо.
Он открыл газету на тех страницах, на которые была ссылка на первой полосе, и там-то все оно и оказалось, с фотографией и всем прочим:
Руководитель следствия в КРИПОС Микаэль Бельман говорит в кратком комментарии, что он не намерен высказываться прежде, чем Кавалер будет допрошен. У него нет никаких особых комментариев по поводу того, что арест подозреваемого произвел участок ленсмана в Утре-Энебакке.
— В общем и целом я могу сказать, что работа полиции — это командная работа. Мы в КРИПОС не обращаем внимания на то, кто выиграет последний этап эстафеты и завоюет симпатии публики.
Этого ему говорить не стоило. Потому что это была ложь, она и воспринималась как ложь, и от нее за версту разило лузерством.
Но в общем-то ничего страшного. Потому что если то, что Юхан Крон, адвокат, рассказал ему по телефону днем раньше, правда, у Бельмана появлялась великолепная возможность все исправить. Даже более того. Самому пробежать этот этап. Он знал, что цена, которую запросит Крон, будет высока, но ведь не ему же придется платить по счетам. А этому хренову охотнику на медведей. И Харри Холе вместе с убойным отделом.
Охранник придержал дверь, и Микаэль Бельман пропустил Юхана Крона вперед. Крон настоял на том, что раз это лишь беседа, а не официальный допрос, то она должна происходить на максимально нейтральной территории. Поскольку Кавалера ни в коем случае не выпустили бы за пределы окружной тюрьмы в Осло, где ему был предоставлен один из тюремных «люксов», то Крон и Бельман договорились провести беседу в комнате для свиданий, которая обычно использовалась для личных встреч между заключенными и членами их семей. Никаких камер, никаких микрофонов, обычная комната без окон, которой формально попытались придать некую видимость уюта, застелив стол вязаной скатертью и повесив на стену шнурок для звонка. Как правило, здесь встречались парочки, и пружины насквозь пропитанного спермой дивана были настолько продавлены, что Крон, едва сев на него, буквально провалился.
Сигурд Олтман сел на стул в конце стола. Бельман сел на другой стул, так что их с Олтманом лица оказались примерно на одном уровне. Лицо Олтмана было тощим, глаза глубоко запали, а характерная нижняя часть лица и торчащие вперед зубы напомнили Бельману фотографии истощенных евреев из Освенцима. И монстра из фильма «Чужой».
— Такие разговоры проходят без протокола, — сказал Бельман. — Поэтому я требую, чтобы не делалось никаких записей, а то, о чем мы будем говорить, не разглашалось.
— В то же время мы должны получить гарантии, что сторона обвинения выполнит условия, на которых делается признание, — сказал Крон.
— Я дал вам слово, — сказал Бельман.
— Покорно благодарю. А что еще вы можете предложить?
— Еще? — спросил Бельман и слегка улыбнулся. — А что вы от меня хотите? Чтобы я подписал письменные обязательства? — Черт подери этого сукина сына, зазнайку-адвоката.
— Почему бы и нет, — сказал Крон и протянул через стол листок бумаги.
Бельман уставился на листок. Взгляд прыгал с предложения на предложение.
— Конечно, этот текст не будет никому показан без крайней на то необходимости, — сказал Крон. — И документ будет вам возвращен, когда условия договора будут выполнены. А это… — он протянул Бельману ручку, — это «дюпон», лучший в мире инструмент для письма.
Бельман взял ручку и положил на стол рядом с собой.
— Я подпишу, если история мне понравится, — сказал он.
— Если здесь и было совершено преступление, то преступник за собой хорошенько прибрал.
Бьёрн Холм, подбоченясь, огляделся. Они прочесали буквально все: просмотрели ящики и шкафы в поисках следов крови и возможных отпечатков пальцев. Он поставил свой лэптоп на письменный стол. К нему присоединился сканер с отпечатками пальцев, размером со спичечный коробок, того же типа, что сейчас применяют в некоторых аэропортах для идентификации пассажиров. Пока все отпечатки пальцев соответствовали только одному фигуранту в деле: Тони Лейке.
— Продолжай, — сказал Харри. Он опустился на колени перед мойкой и раскручивал пластиковые трубы. — Это где-то здесь.
— Что именно?
— Не знаю. Что-нибудь.
— Если мы намерены продолжать, было бы неплохо, чтобы здесь стало потеплее.
— Значит, разведи огонь.
Бьёрн Холм опустился на корточки перед печкой, открыл заслонку и принялся рвать на клочки газеты из дровяной корзинки.
— А что ты на самом деле предложил Скаю, чтобы он принял участие в твоих играх? Он же все-таки рискует, если правда выйдет наружу.
— Да ничем он не рискует, — сказал Харри. — Он не сказал ни единого слова, которое было бы неправдой, сам знаешь. Это СМИ сделали неверные выводы. И нет никаких инструкций насчет того, кто должен и кто не должен арестовывать подозреваемого. Мне не пришлось ничего ему предлагать. Он сказал, что я ему не так противен, как Бельман, и этого было достаточно.
— И все?
— Ну… Он рассказал о своей дочери, Мие. Жизнь у нее неважно сложилась. В таких случаях родители всегда ищут причину, что-то конкретное, во что можно ткнуть пальцем. И Скай думает, что та ночь перед клубом наложила свой отпечаток на всю дальнейшую жизнь дочери. Потому что люди стали говорить, будто у Мии и Уле был роман и, когда Уле застукал их с Тони, там были не только невинные поцелуи. На взгляд Ская, в бедах его дочери виноваты и Уле, и Тони.
Бьёрн покачал головой:
— Куда ни повернись, всюду жертвы.
Харри подошел к Бьёрну и протянул ему руку. На ладони лежали кусочки чего-то похожего на металлическую проволоку, отрезанную от изгороди.
— Это было под сливным отверстием. Ты представляешь, что это может быть?
Бьёрн взял металлические кусочки и стал их внимательно изучать.
— Ага! — воскликнул Харри. — А это что?
— Ты о чем?
— Да о газете. Смотри, это же про пресс-конференцию, где мы рассказывали об Иске Пеллер.
Бьёрн Холм взглянул на фотографию Бельмана, которая показалась, когда он оторвал первую страницу.
— Черт, точно.
— Этой газете всего несколько дней. Здесь кто-то побывал совсем недавно.
— И правда.
— Может, на первой странице есть отпечаток… — Харри заглянул в печку, где как раз вспыхнула первая страница.
— Сорри, — огорчился Бьёрн. — Но я могу проверить последние страницы.
— О'кей. Кстати, эти дрова довольно примечательны.
— Да?
— Здесь в трех километрах нет ни единого дерева. Наверное, у него где-то есть большая поленница. Проверь газету, а я пойду пройдусь.
Микаэль Бельман смотрел на Сигурда Олтмана. Ему не нравился его холодный взгляд. Ему не нравилось костлявое тело, челюсти, которые не умещались во рту, резкие движения и то, что он постоянно шепелявил. Но ему и не нужно, чтобы Сигурд Олтман ему нравился, незачем видеть в нем своего спасителя и благодетеля. Потому что каждое слово, произнесенное Олтманом, приближало Бельмана к победе.
— Я полагаю, вы читали рапорт Харри Холе с изложением предполагаемого хода событий, — сказал Олтман.
— Вы имеете в виду рапорт ленсмана Ская? — спросил Бельман. — С версией Ская?
Олтман криво улыбнулся:
— Ну, пусть так, если хотите. История, которую поведал Харри, удивительно точна. Проблема заключается в том, что там есть только одно явное доказательство. Мои отпечатки в доме Тони Лейке. Ну ладно, можно сказать, что я его навещал. Чтобы поговорить о старых добрых временах.
Бельман пожал плечами:
— И вы полагаете, присяжные в это поверят?
— Мне нравится думать, что я из тех, кто вызывает доверие. Но… — Губы Олтмана раздвинулись в улыбке, обнажив десны. — Но я ведь никогда и не предстану перед судом, верно?
Харри обнаружил поленницу, накрытую зеленым брезентом. Она скрывалась под выступом скалы. В чурбак был воткнут топор, рядом торчал нож. Харри осмотрелся по сторонам и пнул ногой снег. Ничего интересного. Ботинок на что-то наткнулся. Белая пустая пластмассовая катушка. Харри наклонился. Сбоку он нашел описание продукта. Десять метров марлевого бинта. Как он тут оказался?