Сибирский рассказ. Выпуск V - Пётр Денисович Аввакумов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не мог припомнить Тодыл, когда появились эти деревья. Уходил на войну он вместе с Сарапином, ровесником, братом, другом. Тополей тогда, кажется, не было. А вернулся Тодыл из госпиталя — за огородом, вдоль канавы вымахали пять стволов под крышу. Теперь-то высоченные. Тому, кто в аал приезжает, их издали видно.
Всех братьев знал Тодыл. Какие парни были! И не то, что жениться, — влюбиться, однако, не успели. Два старших служили кадровую, потом попали на финскую, а в сорок первом остальные на фронт ушли… И вот, думал, шагая к их дому, Тодыл, мы живем, будто ничего и не было, даже забывать стали о тех, кто не вернулся. Агур — родней еще называется! — даже поносить их готов…
Задумавшись, он не заметил, как Тиреек с Агуром обогнали его, но в нерешительности остановились перед воротами, заходить во двор не рискнули. Остальные, с дедом Сарапом, были еще далеко, Тодыл проковылял через двор, вошел в сени, нащупал ручку, рывком распахнул дверь.
Да, в доме горел свет. Может, и впрямь Торай вернулся? Теперь и Тодылу стало не по себе. Осторожно ступая, он отдернул занавеску. На полу догорала парафиновая свечка. А на кровати кто-то спал.
Тодыл поднял свечу, поднес ее ближе к кровати. Там, тесно прижавшись друг к другу, спали двое мальчишек. Чтоб не испугать их, он негромко позвал:
— Дети… деточки…
Мальчишки проснулись. Сели. Не сразу сообразили, в чем дело. Поняли, однако, что не дома, что это уже не сон. А увидев взрослых, оторопели.
— Коста! Коста! — узнал одного из них Тодыл. — Ты как сюда попал? Почему ты здесь? А это чей пацан?
— Ах ты, чертенок! — Агур схватил за ухо и сдернул с кровати собственного сына.
— Зачем так? — укорил Тиреек.
Агур трепал за ухо Косту.
— Тебе что, дома постели не хватает?
— Перестань, Агур, — вступился за мальчика Тодыл.
Тем временем второй мальчуган вскочил с кровати, подбежал к товарищу, загородил собой. Агур напустился и на него:
— Это ты, воришка, учишь по пустым домам лазить. Я вот тебя!..
— Я не вор, — огрызнулся мальчик.
— А кто же ты? Чей-нибудь суразенок.
— Сам ты сураз! — парнишка озирался исподлобья.
— Кто твой отец?
— Торай.
Мужчины оторопели. Даже Агур притих.
— Какой Торай?
— Вот мой отец, — показал мальчик на портрет. — Он на фронте погиб.
— Постой… — силился что-нибудь понять Тодыл. — Как же так?
— Правда! — утирая слезы, выкрикнул мальчишка. — Правда!
— А кто твоя мать?
— Наста.
Нет, такое в голове не укладывалось.
— Это, однако, Кургундосова Наста, — высказал догадку Тиреек. — Молодая бабенка. Доярка. Недавно в совхозе. Она, да?
— Ну, — подтвердил упавшим голосом мальчуган.
— Помнишь, Тодыл, молодуха была в лисьей шапке? Помнишь?
— Постой… Что-то ты путаешь, сынок, — сказал Тодыл. — Кого ты называешь отцом, уже больше тридцати лет на свете нет…
Он тут же пожалел о своих словах.
— Ну и что? — не сдавался мальчик. — Я позже родился.
В сенях, послышался шум.
Подоспели отставшие.
— Вот еще наследничек нашелся! — опять завелся Агур.
— Сам ты наследничек! — мальчишка ухватил за руку Косту, оба ринулись к двери. Никто не успел удержать их.
— Дети, вернитесь! — захромал к выходу Тодыл.
— Какие дети? — загалдели женщины, вошедшие в избу.
— Какие, какие! — махнул рукой Агур. — Наши. Один сказал, его отец Торай.
— Как Торай?
— А черт его знает…
Дом загудел от возбужденных голосов. Тиреек с Агуром обыскали весь двор, но мальчишек и след простыл. Никто не заметил, как они прошмыгнули, куда исчезли. Зато слова, что тут только что был сын Торая, дошли до всех. На трезвую голову люди, может, и поняли бы всю несуразность такого, а тут и вправду поверили. В суматохе совсем все перепутали.
— Торай вернулся!
— Сыночек его здесь!
— Сам-то где?
Опьяненные аракой и невероятностью происшедшего, люди искали вещи, с которыми приехали Торай и его сын, но ничего не находили. Паюса суетилась больше всех, совалась во все уголки. Ее охватила безотчетная радость. А что, если вместе с Тораем и Сыбос возвратился? Почему не может и такое случиться?
— Торай! Сынок! Приехал, наконец! — забытый всеми в переполохе, протиснулся в избу дед Сарап.
— Приехал, приехал, дедушка! Торай приехал! — торопливо приговаривала Паюса, стараясь первой сообщить старику радостную весть.
— Эх, Паюса! — сожалеюще крякнул Тодыл.
— Что ты сказала? Где Торай? — озирался дед.
— Сынишка его здесь. Убежал куда-то.
— Торая, да? Сын, да? — голос старика сорвался в хриплый шепот.
Нервы Сарапа не выдернули. Тодыл едва успел подхватить его. Дед задыхался. Помутневшие глаза шарили по избе.
— Торай с нами, улабан[35], — успокаивал его Тодыл.
Теперь уже не имело значения — правда это или нет.
Старика уложили на кровать. В ту же ночь он скончался.
Съездили за дочерью Сарапа. Нони приехала вместе с мужем, взяла все хлопоты по похоронам на себя.
…Первым делом Нони ушла к тополям.
Перед самой войной, солнечным весенним днем принес Торай-абаа охапку тополевых прутиков. Другие братья, и она вместе с ними, выкопали ямки вдоль канавы и посадили эти прутья. Никто не говорил, что это, мол, мое дерево, а это — твое. Посадили и посадили. Много их было. Несколько сразу же засохло. А прижились пять. И стали как бы продолжением жизни погибших братьев.
Двор был полон
