Месть старухи - Константин Юрьевич Волошин

Пахо согласно кивал, а в уме теснилась мысль, как бы увильнуть от сопровождения каравана. Но это его не спасло. Хуан тут же заметил:

— Придётся нам с тобой опять трястись в сёдлах, мой Пахо. Дней на десять оставь своё строительство.

— Не хотелось бы, сеньор, но… — он вздохнул, показав, что принимает приказ с неохотой.

Мира до глубокого вечера не могла расстаться с Хуаном. Они гуляли по саду, страстно целовались, пока Хуан силой не отнёс Миру к двери спальни.

— Мне завтра предстоит трудный день, Мира. Помолись за меня и за успех дела. Обещаю вернуться дней через десять. Сам жажду этого, милая моя рыбка!

— И мы одни будем с Томасои в доме? Страшно! Не могу забыть той ночи!

— Попроси кого-нибудь из соседей ночевать с вами. Даже заплати им. Но я не должен привлекать слишком много людей к этому делу. Это слишком опасно,

Он поцеловал её в трепещущие губы нежным поцелуем, толкнул дверь и поспешил в свою каморку. Было уже часов около десяти.

Часа в четыре Хуан уже был на ногах. Поднял Пахо и они в молчании пошли к воротам. От куста рванулась тень. Хуан схватился за рукоять кинжала, вовремя признал Миру, воскликнув зло:

— Что это такое, Эсмеральда? Я мог тебя поранить! Почему не спишь?

— Хочу проститься и проводить, Хуанито, — просительно и скромно, ответила Мира и положила свои оголённые руки ему на плечи. — Ты простишь меня, глупую?

— Ох и плутовка ты! — вздохнул Хуан. — Мы спешим, Мира. Ещё до места надо дойти.

Он поцеловал девушку в прохладную щёку, она протянула губы.

— Тебе не нравятся мои губы, Хуанито? А говорил, что они сладкие и всегда для тебя желанные.

Он грубо прижал её тёплое тело к себе, грубо же впился губами в её рот. Ощутил ответное движение всем телом, словно оно само стремилось соединиться, слиться с ним воедино.

Хуан почувствовал волну желания, похожую на проблески страсти. Волнение поднялось к горлу и забилось яростными ударами сердца.

Он всё же оторвался от горячего тела, проговорил изменившимся голосом, плохо его слушающимся:

— Мира! Дорогая! Прости меня, но мне пора! Я буду рваться к тебе все дни! До скорого свидания, любимая!

Он отошёл за ворота. Мира прошептала ему вслед, так, чтобы он услышал:

— Я люблю тебя, Хуанито! Люблю!

Он не ответил и поспешил догнать Пахо. Чувствовал её взгляд на спине, спиной, затылком. Тело ещё не остыло от пережитого чувства. И он шёл, весь охваченный новым, давно не испытанным ощущением счастья с примесью тоски.

Хуан всю дорогу мало говорил. Всем распоряжался Сиро. Пахо ехал впереди, помахивал мачете, срубая мешавшие ветки, нависающие над тропой.

Братья сторожа встретили караван мрачными взглядами, адресованные в основном Хуану. Рука раненого была ещё замотана грязной тряпкой.

Мулов разгрузили. Хуан рассчитался с погонщиками и те, не мешкая, на вечер глядя, всё же пустились в обратный путь, спеша выбраться из этих мрачных лесов с их москитами, змеями и воплями со всех сторон.

— Завтра продолжим путь? — обратился Хуан к старшему из братьев.

— Обязательно, сеньор. Отдыхайте, вам принесут поесть.

Ужин принесла Луиса, и Хуан с удовольствием встретил девочку словами:

— Ты умница, Луиса, что нас взялась накормить ужином. А я тебе приготовил небольшой подарок. Смотри, — И Хуан протянул ей свёрток. — Разверни и посмотри. Может, не понравится?

— Ой! Сеньор белый человек! Как может не понравиться? Вы такой добрый! Спасибо вам! Можно я вас поцелую?

Хуан улыбнулся, и девочка осторожно чмокнула его в небритую щёку, тут же отстранилась, засмущавшись и оглянувшись назад. Уже смеркалось, и никто не мог этого увидеть.

При свете фонаря, Луиса развернула тряпицу. Внутри было платье, шейный илу головной платок и дешёвенькие, но яркие серёжки. Луиса была в восторге. Её чёрные глаза бегали по предметам подарка, по улыбающемуся лицу Хуана и не могла вымолвить ни слова.

— Беги домой, девочка! Уже поздно, а мы устали и очень хотим есть.

Девочка ещё раз стрельнула на Хуана глазами и опрометью бросилась вон.

— Чудесная девчонка! — проговорил Хуан вслед.

— Что-то она слишком хороша для метиски, — заметил Сиро.

— Мы ведь не знаем её родителей, — проговорил Хуан, проплатив кусок. — Может, они были или есть красавцами.

Девочка вышла проводить новый караван на рассвете. Хуан с улыбкой помахал ей рукой и подумай с грустью: «Сколько таких хороших детей за всю жизнь так и не почувствуют теплоты окружающих людей. Как Томаса. Только мне кажется, что эта не будет думать только о богатстве. Слишком открытое и весёлое лицо у неё».

С караваном проводником шёл раненый метис. Он ехал впереди, не оглядывался, что-то неразборчивое напевал. А Хуан с удивлением заметил, что тропа значительно улучшилась. Заметны следы расчистки и срубленные ветки.

Караван вскоре встретили три всадника из охраны. И Хуан подумал, что об их движении успели предупредить. Кто и когда — это была загадка, которую он и не пытался разгадать. Только заметил Сиро, ехавшему рядом.

— Здорово Лало организовал дело тут! Молодец! Трудно будет испанцам выковыривать его с этих мест.

— Пахо говорил, что этот Лало ваш прежний доверенный человек в этих горах, сеньор? Как же произошло, что он предаёт вас?

— Получил большую власть, деньги. Мало людей найдётся, что при таких обстоятельствах останутся прежними. Многие изменяются настолько значительно, что их просто узнать потом невозможно. У меня был уже такой случай. Но тогда тот человек от меня ничего не скрывал, честно признавался, что он на всё пошёл бы ради денег. И шёл, уверяю тебя.

— А как же вы, сеньор?

— Что я? Мне деваться было некуда. Без денег, без людей. Но план был и у меня. Можно было осуществить его, да тут всё перевернулось по-другому.

— Вы вроде молодой, сеньор. А говорите, словно вам лет сорок.

— Много с мудрыми и опытными людьми общался, Сиро. Это многое мне дало.

— Вы много путешествовали, сеньор?

— И не говори! И в Индии, и в Бразилии, и в Германии, и в Англии. Куда только меня судьба не бросала!

— Вы женитесь на сеньорите, дон Хуан?

— Она мечтает об этом, Сиро. Я это чувствую, знаю. Но мне неловко. Столько лет считал её ребёнком, почти сестрой — и вдруг жениться! Скорей всего я должен буду на это пойти. Люблю-то я её не как женщину, Сиро. Правда, при расставании что-то похожее возникло. Но долго ли быть этому чувству? Вдруг я ошибаюсь и не смогу