Пепел и пыль - Анастасия Усович

Пусть Авель уничтожил всё, что я создал, и превратил мою жизнь в ад, я не сдался. Каждый день, когда находил в себе силы, шёл в лабораторию и работал до предела.

Сколько раз Роза находила меня на полу без сознания? Уже и не сосчитать.

И мне удалось. Правда, нужно больше времен. Дети ещё слишком малы. Как они справятся без меня?

Я умираю сейчас, но я вернусь, когда моя кровь продублируется в моём роду. И тогда человечество осознает свою ошибку — ту самую, где оно лишило жизни своего единственного настоящего спасителя.

— Тебе нужно больше спать.

Маленькая ладонь ложится мне на плечо. От Розы, любви всей моей жизни, всегда пахнет свежим хлебом и молоком. Последним — особенно сильно.

— Ты права, — я беру ладонь Розы и прижимаю её к своим губам. — Ты как всегда права.

Я не закрываю глаза, но всё вокруг в секунду погружается в темноту. Вытягиваю руки перед собой — или мне так кажется? — но даже не вижу собственных пальцев.

«Романова», говорит голос без тела. «Я не ошибся».

Голос звучит в моей голове. Он пришёл откуда-то извне, как паразит, поселившийся в мозгу.

«От меня мало что осталось, но я чувствую людей по их крови. И твоя так сильно пахнет костром и влажной землёй, что сразу выдаёт пусть и давнее, но родовое проклятье».

Тем же голосом я говорила секунды назад, когда видела в зеркале мужчину.

Христоф.

«Я рад, что за грехи своих предков ты уже не расплачиваешься».

— О чём вы говорите?

«О том, что ведьмак Святослав Романов — твой дедушка уж не знаю в каком сейчас поколении, — был достаточно своенравен для того, чтобы сдаться, когда его поймали на незаконной продаже крови фейри. Когда был подписан пакт Единства, он уже несколько лет носил клеймо вампира — своеобразную метку, делающую его преступником в как минимум пяти мирах».

Христоф замолкает. Мне кажется, я могу почувствовать, как он специально выдерживает эту паузу.

«Из Романовых я хорошо знал Аполлинарию, внучку Святослава от младшей его дочери. Ты очень на неё похожа. Именно поэтому я и узнал тебя. Когда все от меня отвернулись, Аполлинария была единственной, кто остался. А ещё она познакомила меня с Розой — женщиной, которой я подарил остаток своей жизни».

Всё это не имеет смысла. Не знаю, зачем Христофу посвящать меня в тайны моего же рода, если они никак не связаны с его собственным.

«Вы…», Христоф словно задыхается. «Вы не идентичны, но, как я и Влас, имеете схожую ДНК».

Христоф замолкает. Я понимаю, что сейчас услышу его последние слова — голос становится слабым и словно доносится со дня колодца.

«Она, как и ты, была сильной при всей своей слабости и идеальной при всём своём несовершенстве».

Я открываю глаза. Я — снова я. Передо мной Влас. Он одёргивает руку от моего лица и с любопытством заглядывает в глаза.

— Ты видела?

Видела. Слышала. Но не до конца понимаю, что именно.

— Я… не знаю, — только и произношу я.

Голова раскалывается на части.

— Если у тебя есть вопросы…

— Христоф умер от болезни, — тут же говорю я. — Я чувствовала, как что-то выедало его органы.

— После открытия призмы вместе с новыми видами в Старый мост пришли и новые болезни. У стражей был на всё это иммунитет, а вот у их семей — нет. Так умерла мать Христофа. Через несколько лет скончалась и его младшая сестра. И Христоф был заражён, только не знал об этом. Ему просто повезло, что он вовремя принёс клятву: эфир помог усыпить болезнь в его организме. А когда Авель забрал его силу в наказание за преступления, Христоф умер в возрасте сорока пяти лет.

— И Авель просто дал ему умереть? Своему внуку?

Я поджимаю губы. Слёзы застилают глаза, но я не понимаю, откуда они взялись. Мне не жалко Христофа — он убивал невинных. Но мне понятны его причины. Трясу головой, но от прошлых видений избавиться это не помогает.

И тогда я перевожу взгляд на Бена.

Он озадачен. Всё ещё сидит в углу, но больше не пытается сопротивляться верёвкам на руках и ногах. Одними губами он зовёт меня по имени (или мне так кажется?).

— Если мы достанем тебе Нити, — произношу, продолжая таращиться на Бена. — Ты вернёшь Христофа в прошлое?

— Да.

— Чтобы он закончил свои опыты?

— Сейчас он знает гораздо больше, чем тогда, когда был двадцати трёхлетним мальчишкой. Грядёт новая эра! Я не просто отправлю его во время, когда всё началось, я дам ему шанс, которого он заслуживает — изменить мир, начиная с прошлого века.

Не знаю, почему Бен молчит. Обычно не заткнуть, а тут и слова не молвит. Я снова смотрю на Власа. Что-то тут не так… Его взгляд, он какой-то странный. Неспособность сфокусировать его он скрывает за прищуром, но я вижу, как раз за разом его глаза бегают в поиске точки, за которую можно было бы зацепиться.

— Вы поможете мне? — спрашивает Влас. — Ты, Слава, — поправляет он сам себя. — Ты поможешь мне?

Я не знаю, что делать, и никто не может мне помочь.

Немного погодя, я согласно киваю.

* * *

Я полностью осознаю, что иду по Огненным землям, только когда подхожу к знакомым горам. Странно. Помню только, как Влас налил мне чаю с мятой и какими-то фиолетовыми цветками, кружащими на дне. Всё, что произошло после — как в тумане.

Слышу звук шагов и оборачиваюсь. Сзади с безучастным видом плетётся Бен, похоже, тоже едва соображающий, что происходит.

— Как мы здесь оказались? — спрашиваю я, останавливаясь на месте. Молча, Бен обходит меня, даже не удостоив взгляда. — Эй, Бен! — Ноль реакции. — Я с тобой разговариваю!

Покачиваясь, снимаю кроссовок с ноги и кидаю в Бена. Попадаю в спину.

— Что? — не поворачивая головы, спрашивает Бен.

— В чём дело?

— Не собираюсь участвовать в цирке, который ты устроила! И ребятам всё расскажу.

Он возобновляет движение. Чтобы остановить его, мне приходится кинуть в него и второй кроссовок.

— Больная? — Бен резко разворачивается на пятках.

Замечаю появившихся из-за каменных гор ребят. Должно быть, они нас давно уже приметили, раз успели спуститься.

— Это ты больной, если и правда подумал, что я ему полностью поверила. Просто иначе он нас бы не выпустил: держал бы, пока остальные не согласились бы обменять нас на Нити Времени. Я слышала Христофа у себя в голове, Бен! Он… Поверь мне, он мастерски