Творимая легенда - Федор Сологуб

Синдикалисты оказались довольно сильными в прекрасной стране Соединенных Островов. К этой партии примкнуло большинство интеллигентного пролетариата, и значительная часть рабочих тех производств, где требуется большая степень умственного развития и специальных навыков и знаний. Этой партии весьма симпатизировал и доктор Филиппо Меччио. Впрочем, он еще продолжал оставаться в составе центрального комитета социал-демократической партии.

Другие главари социал-демократов уже давно были настроены недружелюбно к Филиппо Меччио. Для этого, кроме обычного в людях, по слабости человеческого сердца, недоброжелательства слабейших к сильнейшему, были и более основательные и достойные причины, как в теоретических колебаниях Филиппа Меччио, так и в его поступках. О беседе Филиппо Меччио с королевою Ортрудою скоро узнали. За эту встречу его очень упрекали и в партии, и в обществе. Одно время упорно держались слухи о том, что Филиппо Меччио принужден уйти из партии. Центральный комитет социал-демократов опроверг эти слухи, когда они стали повторяться и в печати. Но все же положение Филиппа Меччио в центральном комитете было довольно неприятное.

В широких же слоях общества и в народе в эти дни, несмотря ни на что, и как бы вопреки всем толкам о его ошибках, очень возросла популярность Филиппа Меччио. Самые колебания его привлекали к нему сердца многих. В нем видели не человека программы, а человека живого дела. Женщины с особенною страстностью оправдывали его визит к покойной государыне, как поступок рыцарский по отношению к женщине.

В лавочках и у разносчиков газет продавались портреты Филиппа Меччио. На открытках он был изображен в десятках поз. В кабачках пели куплеты, прославлявшие его прошлое. В салонах и на общественных собраниях повторяли его «слова», более или менее острые, – а многие из этих словечек никогда не были им сказаны. Дошло до того, что старые анекдоты и выдумки новейших остроумцев все без исключения приписывались одному Филиппу Меччио. Ежедневно в разных концах Пальмы и в других городах происходили многолюдные и шумные манифестации в честь Филиппа Меччио.

Каждый день собирались толпы народа перед домом, где жил Филиппо Меччио. Ему приходилось выходить на балкон и говорить речи. Каждый день в двери его квартиры стучались толпы девушек и женщин, приносящих ему цветы, – и были тут и праздные нарядные барышни, дочери адвокатов и инженеров, и быстроглазые, просто одетые работницы, учительницы и студентки, и скучающие дамы, и труженицы, которым некогда скучать.

Глава семьдесят пятая

В то же время и в Пальме, и вне столицы начались частые манифестации против принца Танкреда.

Одна из этих манифестаций в Пальме была особенно бурною. Толпы рабочих со своими женами и дочерьми шли из предместий по улицам и кричали:

– Долой Танкреда!

– Пусть он убирается из Пальмы!

На площади, где стоял-памятник королевы Джиневры, перед зданием парламента сошедшиеся с разных сторон толпы соединились. Мальчишки сложили костер у самого подъезда парламента и на нем сожгли портреты принца Танкреда. Девушки и женщины с хохотом и песнями плясали вокруг этого костра.

Отсюда толпа двинулась прямо к королевскому замку, где жил принц Танкред.

Министерство послало против манифестантов отряд войска. Недалеко от королевского замка солдаты преградили дорогу минифестантам.

Мерный строй и звуки барабанов произвели не особенно сильное впечатление. Толпа остановилась. Но не расходились.

Приказов разойтись толпа не слушала.

Среди солдат поднимался угрюмый ропот. Генерал, командовавший отрядом, нашел, что необходимо скорее кончать. Он тихо сказал своему адъютанту:

– Открыть по мятежникам огонь.

Адъютант почтительно выслушал приказ. Потом, нервно сжимая левою в белой перчатке рукою узду своего красивого вороного коня, он приблизился к батальонному командиру, который стоял на тротуаре у стены чьего-то дома за рядами своих солдат, и передал ему приказание генерала.

Раздались звуки рожка, предупреждавшего, что будут стрелять. В толпе смеялись. Были уверены, что стрелять не посмеют.

Тогда послышалась команда. Но солдаты стояли неподвижно и команды не исполняли.

Офицеры были смущены. Генерал пришел в ярость. Кричал:

– Расстреляю!

Но очевидно стало, что никакой дисциплины нет и что солдаты в рядах не менее опасны, чем рабочие в толпе.

Ряды солдат расстроились. Передние смешались с толпою. В толпе слышались дружелюбные крики:

– Да здравствует армия!

– Да здравствует народ!

Солдаты братались с рабочими. Менялись медными образками. Целовались. Молодые работницы осыпали солдат цветами.

В королевском замке принц Танкред, облеченный в свой мундир дивизионного генерала, украшенный звездами, орденами и медалями, здешними и иностранными, беседовал с друзьями. Принц Танкред и его друзья лихорадочно ждали событий.

Сюда приехал Виктор Лорена и еще несколько министров.

Ожидание выстрелов было напряженным. Принц Танкред то и дело посылал адъютантов узнать, не началась ли стычка солдат с манифестантами.

Смутные гулы из города рождали в замке смятение. Наконец стали приходить вести о том, что случилось на площади королевы Джиневры и на улице перед королевским замком. Сначала это были какие-то неопределенные слухи. Потом стали получаться донесения адъютантов. Наконец явился комендант города. Его доклад произвел потрясающее впечатление.

Ждали, что толпа нападет на замок. Генералы горячились. Они предлагали самые крайние и крутые меры – пустить в ход артиллерию, залить возрождающийся мятеж потоками крови.

Министры были осторожны. Виктор Лорена говорил:

– Рабочие не вооружены. Это – простая манифестация, правда, неприятная, но вовсе не опасная. Покричат и разойдутся. А завтра полиция и комендант примут надлежащие меры.

Виктор Лорена один был спокоен. Остальные стали подумывать о бегстве.

Был смутный говор, что из замка есть подземный ход. Но никто не знал тайны чертогов Араминты.

Принц Танкред гневно восклицал:

– Я говорил тогда! Меня не послушались, – и вот результат налицо. Надо без всякой пощады разделаться с этою сволочью, повесить этого разбойника Меччио.

Граф Роберто Камаи сказал самоуверенно:

– Мы одолеем!

В душе его была тихая злорадная злость. Он был бы рад, если бы толпа ворвалась в замок и убила принца Танкреда.

Герцог Кабрера упорно молчал. Его серое лицо бледнело, ничего не выражая, кроме страха.

Меж тем толпа хлынула на площадь перед дворцом. Долго раздавались угрожающие крики. Но напасть на замок не решались. К ночи разошлись.

Дым и пепел*

Глава семьдесят шестая

Триродов с очень большим вниманием читал газетные известия о трагических событиях в королевстве Соединенных Островов. Стал даже выписывать пальмские газеты и книги и потому занялся испанским языком.

Многие мысли приходили к Триродову в это время и мечтания. И порою далеко уносили его эти мечты. Ему рисовалась отчетливо близкая возможность мирного приближения к совершенно иному строю общества.

Роль личности в истории казалась Триродову навсегда и прочно определенною.

Толпа только разрушает. Человек творит. Общество сохраняет.

В толпе разнуздан зверь. Свободно творящий человек ненавидит зверя и умерщвляет его. Общество свободных людей есть колыбель нового человека, который уже не захочет быть ни господином, ни рабом, не захочет приносить жертв ни власти, ни собственности. Он не захочет ограничивать своей и чужой свободы, потому что он поймет до конца великую силу людского свободного единения. В этих единениях свобода каждого возрастает с возрастанием свободы другого, потому что упразднены аппетиты к власти, свойственные праздному меньшинству. Уже и теперь идеи солидарности становятся все сильнее в жизни людей.

Социалистический строй представлялся Триродову неизбежною ступенью в развитии культурного общества. Триродов думал, что это будет только переходом к синдикализму, а через него к совершенно свободному строю.

Триродов думал, что опыт покажет неизбежность социалистического строя, опыт же покажет и его временную, переходную природу.

Триродов думал, что следует сделать этот опыт. Он думал, что для этого можно воспользоваться государством Островов. Это государство по своей небольшой величине, по своему изолированному островному положению и по некоторым особенностям своей природы и быта казалось Триродову подходящим предметом для эксперимента.

Теперь, когда престол королевства Соединенных Островов стал свободен, заманчива была для Триродова мечта посадить на этот престол человека, чуждого династическим расчетам, человека не из расы принцев. Кто же мог быть этим человеком?