Черная роза - Томас Костейн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Это настоящее чудо, — тихо сказал он и принялся подробно развивать планы внука и анализировать их. Дважды он нашел в них неточности и ошибки.
Прошел целый час, прежде чем Уолтер поднялся с места. Сенешаль задержался и робко проговорил:
— Позвольте, милорд Алфгар, передать вам добрую весть о моем племяннике — молодом Питере Вайксе. У него родился еще один сын.
— Что! — воскликнул хозяин Герни. — И ты это называешь хорошей новостью?! По-моему, у него уже есть трое сыновей и еще две дочери! Как он собирается кормить столько народу? Вилдеркин, мне кажется, что твой племянник проводит слишком много времени дома. Как он может хорошо трудиться, если он постоянно выполняет свои супружеские обязанности?!
— Милорд, — возразил сенешаль, — Питер всегда хорошо работал. За день до рождения сына, несмотря на сильное беспокойство о жене и будущем ребенке, ему удалось продать купцам в Оксфорде десять мешков овсяного порошка для киселя. Милорд, десять мешков! До него никому не удавалось продать в один день так много! Я надеялся, что вы… пожелаете наградить его!
Хозяин Герни взглянул на слугу холодным и враждебным взглядом.
— Наградить! — повторил он. — Только потому, что единственный раз он выполнил как следует свои обязанности? Ты что, лишился ума?! Скажи мне, Вилдеркин, сколько мешков он продал на следующий день после рождения сына?
Вилдеркин молчал.
— Сколько, Вилдеркин? Говори, не молчи.
— Ни одного, милорд. Хозяин радостно захихикал:
— Я бы наградил его за хорошую работу, но чувство справедливости требует оштрафовать его за тот день, когда он праздновал рождение сына, наливался элем и ничего для меня не сделал. Вилдеркин, плюс и минус дают ноль. Так что все по-честному, и все довольны.
Уолтер повернул направо и сошел вниз по лестнице, пройдя в темноте три ступеньки. Ноги сами несли его к комнате матери. Дверь была закрыта. Уолтер постучал и приотворил дверь.
Вульфа сидела у окна. На коленях у нее пенилась груда синего шелка. Она что-то шила с таким старанием, что не сразу подняла голову. Увидев Уолтера, она вскрикнула и уронила иглу.
— Мастер Уолтер!
Уолтер вошел в комнату. Он сразу понял, что там что-то изменилось, но из-за волнения не смог определить, что именно. Только потом, оглядевшись, он заметил, что многие вещи матери Вульфа развесила по стенам. На стене оказалась цепь матери и ее серебряная сетка для волос. С разных крючков свисали ее перчатки, а горжетки и пеплумы — со спинки кровати. На столе лежала так любимая матерью Библия, рядом стояла ваза с ранними желтыми розами. Мать обожала эти цветы.
Уолтера охватило чувство утраты. Попытки Вульфы все оставить так, как было при матери, заставили Уолтера еще острее ощутить потерю.
— Вульфа, ты хорошо заботилась о матери, — сказал Уолтер. — Я хочу тебя поблагодарить за это.
— Мастер, я делала все, что только могла.
Служанка стояла рядом со стулом, все еще держа в руках синее платье госпожи. Уолтер попросил, чтобы Вульфа села. Она неохотно повиновалась, неудобно присев на краешек.
— Это платье матери, не так ли? — спросил Уолтер, помолчав. — Что ты с ним делаешь?
— Мастер Уолтер, я нашла в нем дырочку и решила ее заштопать.
— Для чего? Вы собираетесь его кому-либо отдать? Вульфа сильно покраснела:
— Нет, нет, молодой мастер! Ни одну из ее вещей никому не отдадут! Но мне неприятно, что в платье есть дырочка, даже если… даже если госпожа уже больше никогда не наденет его. Я продолжаю внимательно следить за ее нарядами. Могу я продолжить работу?
— Конечно.
Уолтер, наверно, в первый раз в жизни внимательно посмотрел на Вульфу. Лицо у нее стало острым и старым, волосы под простым льняным чепцом поседели. Это было суровое лицо, по которому невозможно было увидеть, на какие глубокие чувства способна эта женщина.
— Моя мать просила что-нибудь мне передать? Служанка покачала головой.
— Миледи Хильд умерла во сне, — тихо сказала она. — Она не знала, что ее конец так близок, и поэтому она… ничего никому не просила передать. Мастер Уолтер, она все время вспоминала о вас.
— Боюсь, мое отсутствие ускорило ее смерть, — вздохнул Уолтер.
— Нет, мастер. Она бы не смогла прожить дольше. — Лицо Вульфы не смягчилось, только покраснел кончик носа. — Перед смертью ей приснился сон, на следующий день она мне его рассказала. У нее прояснился разум, и она оставалась в полном рассудке весь день; я должна была понять, что это был знак свыше…
Уолтер попросил женщину продолжать, и она с трудом стала рассказывать дальше:
— Ей приснилось, что она ехала верхом по очень крутой дороге. Вокруг не было ни единого дерева, и солнце сильно припекало. Казалось, что ваша матушка направляется прямо к солнцу. Она сказала: «Я была очень счастлива, потому что мы были все втроем. Я такого прежде никогда не видела во сне. Мы ехали гуськом. Милорд Рауф впереди, потом я, а за мной мой сын. Было чудесно направляться к яркому свету вместе со своими дорогими мужчинами». — Служанка взглянула на платье госпожи и всхлипнула: — Я не удивилась, мастер, что она мирно умерла следующей ночью.
Уолтер подошел к окну и несколько минут стоял молча. Это было то самое окно, возле которого обычно сидела его матушка. Он мог видеть черные башни Булейра на фоне светлого неба.
— Вульфа, я позабочусь о том, чтобы ты осталась у нас. Ты должна присматривать за этой комнатой, и делай это со всем старанием.
Выйдя из комнаты матери, он услышал громкий голос деда: «Вилдеркин! Вилдеркин!»
Дед кричал так нетерпеливо, что молодой человек побежал к нему в комнату, испугавшись, что с ним что-то случилось. Но уже перед самой дверью он по привычке заколебался: существовало строгое правило, по которому без вызова он не имел нрава входить в комнату деда.
Дверь была полуоткрыта, и Уолтер увидел, что хозяин Гер-ни поднялся с постели и быстро начал надевать нижнее шерстяное белье. Старик услышал шаги и поднял голову.
— Уолтер, входи! — воскликнул он.
И вдруг осекся и перестал одеваться. Одна нога оставалась обнаженной, серые подштанники очутились на полу. Старик невольно сделал шаг вперед.
— Я с ним заговорил! — в ужасе воскликнул дед. — Боже и святой Вулстан, я нарушил клятву! Прости меня, Боже!
Уолтер не двинулся с места и ничего не сказал. Он увидел, что в углу комнаты почтительно стоит какой-то мужчина.
Голые ноги незнакомца были обуты в черные башмаки. Это означало, что он находился в услужении у дворян. На его рукаве был знак Булейра.
— Мошенник, не смей болтать! Если ты будешь молчать, то никто не узнает, зачем ты сюда приходил. Не вздумай распускать язык, не то я позабочусь, чтобы ты лишился его навеки!