Прогулка заграницей - Марк Твен

Въ Невадѣ я привыкъ видѣть, что дѣти играютъ въ рудокопы. Конечно, и тамъ главный интересъ заключался въ какомъ-нибудь «случаѣ», при чемъ у дѣтей было двѣ любимѣйшихъ роли: роль упавшаго въ воображаемую шахту и роль отважнаго героя, спускающагося въ пропасть за упавшимъ. Я зналъ одного малыша, который всегда требовалъ, чтобы ему были предоставлены обѣ эти роли, и достигалъ цѣли. Сначала онъ падалъ въ шахту и умиралъ, а затѣмъ вылѣзалъ на поверхность и спускался вновь за своими собственными останками.

Роли героевъ отвоевываются повсюду самыми проворнѣйшими изъ мальчугановъ: въ Швейцаріи они играютъ главнаго проводника, въ Невадѣ — главнаго рудокопа, въ Испаніи — роль главнаго торреодора и т. д., но я зналъ сына одного пастора, семилѣтняго карапуза, который однажды взялъ на себя такую роль, что передъ нею блѣднѣютъ и теряются всѣ вышеупомянутыя. Однажды въ воскресенье отецъ остановилъ своего Джимми, когда тотъ правилъ воображаемымъ дилижансомъ, въ слѣдующее воскресенье онъ запретилъ ему изображать капитана парохода, на третье воскресенье онъ помѣшалъ ему предводительствовать воображаемой арміей въ воображаемой битвѣ, и такъ далѣе. Наконецъ, бѣдняга сказалъ:

— Я перепробовалъ все, и все мнѣ запрещено. Во что же я могу играть?

— Право, не знаю, Джимми; но ты можешь играть только въ такія игры, которыя не нарушали бы торжественности дня.

На слѣдующее утро проповѣдникъ тихонько подошелъ къ двери въ дѣтскую, чтобы узнать, чѣмъ заняты дѣти. Заглянувъ въ комнату, онъ видитъ, что посрединѣ стоитъ стулъ, на спинкѣ котораго виситъ шапка Джимми; одна изъ младшихъ сестеръ снимаетъ шапку, дѣлаетъ видъ, что откусываетъ отъ нея, а затѣмъ передаетъ ее другой сестренкѣ и говоритъ: «Попробуй-ка этотъ плодъ, какъ онъ хорошъ». Скоро его преподобіе понялъ, въ чемъ тутъ дѣло; увы, они играли въ изгнаніе изъ рая! Однако, у него оставалось еще маленькое утѣшеніе. «Въ первый разъ вижу, — сказалъ онъ про себя, — что Джимми отказался отъ главной роли, я думалъ о немъ слишкомъ худо и не подозрѣвалъ, что у него хватитъ достаточно скромности; скорѣе я ожидалъ, что онъ будетъ играть или Адама, или Еву, не иначе». Но и это утѣшеніе было непродолжительно. Оглядѣвшись, онъ замѣтилъ, что Джимми стоитъ въ углу въ величественной позѣ, съ мрачнымъ и торжественнымъ выраженіемъ лица. Объясненій не требовалось, чтобы понять; это означало, ч_т_о о_н_ъ и_з_о_б_р_а_ж_а_л_ъ с_о_б_о_ю Б_о_г_а.

Въ Виспахъ мы пришли въ 8 ч. вечера, проведя въ дорогѣ отъ самаго св. Николая всего около 7-ми часовъ. Слѣдовательно, въ часъ мы дѣлали не менѣе 1 1/3 миль, при чемъ дорога была чрезвычайно холмиста и грязна. Ночь мы провели въ «Hôtel du Soleil»; гостинница эта мнѣ памятна тѣмъ, что тамъ весь служебный персоналъ — и хозяйка, и портье, и горничная, и лакей — заключался въ одной хорошенькой дѣвушкѣ, одѣтой въ красивое и опрятное муслиновое платье. Дѣвушка эта, красивѣйшее созданіе, какое мнѣ пришлось видѣть въ этомъ краѣ, оказалась дочерью хозяина. Насколько я помню, во всей Европѣ я видѣлъ, кромѣ нея, еще одну дѣвушку, которая могла бы съ ней посоперничать, это дочь деревенскаго трактирщика въ Черномъ лѣсѣ. Ужасно жаль, что въ Европѣ люди такъ рѣдко женятся и держатъ гостинницы.

На слѣдующее утро мы вмѣстѣ съ нѣсколькими знакомыми англичанами отправились по желѣзной дорогѣ въ Бреве, а оттуда на лодкѣ черезъ озеро въ Уши (Лозанну).

Уши памятно мнѣ не прекраснымъ своимъ мѣстоположеніемъ и живописными окрестностями, хотя и то, и другое до того очаровательно, что не скоро изгладятся изъ памяти видѣвшаго ихъ хоть разъ; а тѣмъ, что здѣсь въ первый разъ въ жизни мнѣ удалось уличить лондонскій «Times» въ попыткѣ къ юмору. Правда, это вышло совершенно случайно, и я бы ничего не зналъ, если бы одинъ знакомый англичанинъ не обратилъ моего вниманія на этотъ грѣхъ и даже вырѣзалъ для меня нижеслѣдующій достойный всякаго порицанія параграфъ. Вотъ ужъ никакъ не ожидалъ встрѣтить подобную улыбку на лицѣ этого угрюмаго журнала.

«Опечатка. Телеграфная компанія Рейтера насъ проситъ не исправлять ошибки, вкравшейся въ ея телеграмму изъ Брисбана отъ 2-го числа настоящаго мѣсяца, напечатанную въ нашемъ изданіи отъ 5-го числа. Телеграмма гласитъ: „Лэди Кеннеди родила двойни, изъ нихъ старшій сынъ“. Компанія сообщаетъ, что ей было передано по телеграфу слѣдующее: „Губернаторъ Квинсланда, б_л_и_з_н_е_ц_ы, п_е_р_в_ы_й с_ы_н_ъ“. Однако, получивъ затѣмъ извѣстіе, что сэръ Артуръ Кеннеди не женатъ, и подозрѣвая здѣсь ошибку, она потребовала повторенія телеграммы. Сегодня (11-го ч.) полученъ отвѣтъ, при чемъ оказалось, что телеграмма агента компаніи въ дѣйствительности состояла въ слѣдующемъ: „Губернаторъ Квинсланда, обернулъ первый дернъ“ и сообщила о томъ, что начата постройка желѣзнодорожной линіи Мэриборо-Джимпикъ.

Слова, напечатанныя здѣсь съ разрядкой, были искажены телеграфомъ при передачи изъ Австраліи и, дойдя до компаніи въ вышеприведенной редакціи, подали поводъ къ ошибкѣ [12].

Я всегда очень живо и глубоко сочувствовалъ страданіямъ „Шильонскаго узника“, исторію котораго сообщилъ намъ Байронъ въ своихъ трогательныхъ стихахъ; поэтому, пользуясь случаемъ, я сѣлъ на пароходъ и совершилъ паломничество въ Шильонскій замокъ, чтобы посмотрѣть на темницу, гдѣ несчастный Бониваръ томился въ своемъ заточеніи 300 лѣтъ тому назадъ. Я ужасно радъ, что поѣхалъ, такъ какъ то, что я увидалъ, значительно уменьшило во мнѣ жалость, которую я чувствовалъ по отношенію къ судьбѣ этого узника. Темница его оказалась прекраснымъ, прохладнымъ и просторнымъ помѣщеніемъ, такъ что я, право, не знаю, почему онъ ею былъ такъ недоволенъ. Вотъ если бы онъ былъ заключенъ въ какомъ-нибудь частномъ домѣ въ селеніи св. Николая, гдѣ лежатъ кучи навозу, гдѣ часто приходится спать вмѣстѣ съ козами, гдѣ ночью на отдыхъ на немъ располагаются цыплята, куда заходятъ коровы и безпокоютъ васъ, когда вамъ хочется спать, ну, тогда онъ былъ бы правъ. Здѣсь же, въ своей хорошенькой темницѣ, онъ не испытывалъ ничего подобнаго. Романтическія амбразуры оконъ пропускали въ нее обильные потоки свѣта, а большія и стройныя колонны, подпиравшія сводъ, были высѣчены, повидимому, изъ общей массы скалы, а что всего важнѣе — на нихъ были написаны тысячи именъ, изъ которыхъ многіе принадлежали такимъ знаменитостямъ, какъ Байронъ и Викторъ Гюго. Почему онъ не развлекался чтеніемъ этихъ надписей? Наконецъ, въ этой темницѣ съ утра до вечера толпились курьеры и туристы, что ему мѣшало недурно проводить время въ ихъ обществѣ? Нѣтъ, по моему, страданія этого Бонивара черезчуръ ужь преувеличены.

По возвращеніи мы сѣли въ поѣздъ и отправились въ Мартиньи, по дорогѣ къ Монблану. На слѣдующее утро часовъ около восьми мы выступили дальше пѣшкомъ. Дорога была полна экипажей и муловъ, нагруженныхъ туристами, и изобиловала пылью. Общая длина этой процессіи была не менѣе одной мили. Дорога шла въ гору, которой, казалось, и конца не будетъ, и была довольно-таки крута. Погода стояла ужасно жаркая, и пекущіеся на солнцѣ мужчины и дамы, возсѣдавшіе на едва передвигающихъ ноги мулахъ или на медленно ползущихъ повозкахъ, были поистинѣ достойны жалости. Мы имѣли возможность пробираться кустарниками и воспользоваться ихъ тѣнью, чего не могли сдѣлать они, такъ какъ заплатили за провозъ деньги и понятно не хотѣли, чтобы онѣ пропали даромъ.