Анж Питу - Александр Дюма

Среди присутствующих пробежал одобрительный рокот; однако на некоторых лицах отразилось осуждение, особенно заметное у королевы: она считала такое добросердечие слабостью.

Тем временем кто-то распахнул окно.

Королева удивленно обернулась: это Жильбер воспользовался своим правом королевского медика и приказал открыть окно, чтобы проветрить столовую, где стоял запах пищи и находилось более ста человек.

Доктор встал за занавесью подле открытого окна, через которое доносились голоса собравшейся во дворе толпы.

— Что случилось? — спросил король.

— Ваше величество, — ответил Жильбер, — национальные гвардейцы стоят на самом солнцепеке, им, верно, очень жарко.

— Отчего бы не пригласить их позавтракать с королем? — тихо сказал королеве один из ее приближенных офицеров.

— Их надо проводить в тень, разместить в мраморном дворике, в вестибюлях — везде, где прохладно, — велел король.

— Десять тысяч людей в вестибюлях! — воскликнула королева.

— Если распределить их повсюду равномерно, то всем хватит места, — сказал король.

— Разместить повсюду? — переспросила Мария Антуанетта. — Но, ваше величество, таким образом вы укажете им дорогу к своим покоям.

Не прошло и трех месяцев, как это внушенное ужасом предположение оказалось пророчеством и сбылось оно здесь же, в Версале.

— Многие из них пришли с детьми, — мягко заметил Жильбер.

— С детьми? — переспросила королева.

— Да, ваше величество, многие взяли с собой детей, как будто отправлялись на прогулку; дети одеты как маленькие гвардейцы: так велик энтузиазм по отношению к новому установлению.

Королева раскрыла было рот, чтобы ответить, но тут же опустила голову.

Она хотела сказать что-нибудь ласковое, но гордыня и ненависть помешали ей.

Жильбер внимательно посмотрел на нее.

— Ах! — воскликнул король. — Бедные дети! Если люди берут с собой детей, не станут же они причинять зло человеку, который сам является отцом семейства; тем более надо провести их в тень, этих бедных малышей. Впустите, впустите их.

Жильбер тихонько покачал головой, как бы говоря хранившей молчание королеве: «Вот, государыня, вот что надо было сказать: я предоставил вам такую возможность. Эти слова передавались бы из уст в уста и на целых два года обеспечили бы вам любовь народа».

Королева поняла немой упрек Жильбера и залилась краской.

Она почувствовала свою ошибку и мысленно сослалась на чувство гордости и неуступчивость, надеясь, что Жильбер поймет ее без слов. Тем временем г-н де Бово отправился к национальным гвардейцам выполнять поручение короля.

Вооруженная толпа, допущенная по приказу короля во дворец, разразилась криками радости и одобрения.

Бесчисленные приветственные возгласы и пожелания взвились к небу; сплетаясь, смешиваясь, они рождали ровный гул, достигавший слуха королевской четы и успокаивавший ее относительно намерений Парижа, внушавшего такой страх.

— Ваше величество, — спросил г-н де Бово, — каков будет приказ свите?

— А как там спор национальной гвардии с моими офицерами?

— О, ваше величество, рассеялся, угас, эти славные люди так счастливы, что говорят теперь: «Мы пойдем куда нам скажут. Король наш общий, куда он — туда и мы».

Король посмотрел на Марию Антуанетту; та скривила нижнюю губу в презрительной улыбке.

— Передайте национальным гвардейцам, — сказал Людовик XVI, — пусть размещаются где угодно.

— Государь, — вмешалась Мария Антуанетта, — не забудьте, что неотъемлемое право вашей гвардии — находиться у королевской кареты.

Видя нерешительность короля, офицеры поспешили поддержать королеву.

— Все это, конечно, так, — проговорил король. — Ну да ладно, посмотрим.

Господа де Бово и де Вильруа ушли, чтобы отдать необходимые распоряжения.

В Версале пробило десять часов.

— В путь, — сказал король, — дела оставляю на завтра. Не годится заставлять этих славных людей ждать.

Мария Антуанетта, раскрыв объятия, подошла попрощаться с королем. Дети с плачем повисли на шее у отца. Растроганный Людовик XVI мягко пытался высвободиться из их объятий: он с трудом скрывал переполнявшее его волнение.

Королева останавливала всех офицеров, хватая одного за рукав, другого за шпагу.

— Господа! Господа! — говорила она.

Это красноречивое восклицание вверяло им судьбу короля, который только что спустился вниз.

В ответ все прикладывали руку к сердцу, потом к шпаге.

Королева благодарно улыбалась.

Жильбер выходил одним из последних.

— Сударь, — сказала ему королева, — это вы посоветовали королю ехать; это вы уговорили его, несмотря на мои мольбы; подумайте, сударь, какую вы взяли на себя ответственность перед супругой и матерью!

— Я знаю, ваше величество, — спокойно ответил Жильбер.

— И вы вернете мне короля целым и невредимым, сударь? — торжественно спросила королева.

— Да, ваше величество.

— Вы отвечаете за него головой!

Жильбер поклонился.

— Помните! Головой! — повторила Мария Антуанетта с угрозой и беспощадностью самовластной правительницы.

— Да, да, головой, — сказал доктор с поклоном, — да, ваше величество, и грош цена была бы этому залогу, если бы я полагал, что король в опасности; но я убежден, что нынче я веду его величество к победе.

— Я хочу получать вести каждый час, — добавила королева.

— Вы будете их получать, клянусь.

— Теперь идите, сударь, я слышу барабанный бой: король отправляется в путь.

Жильбер поклонился и, спустившись по парадной лестнице, оказался лицом к лицу с адъютантом, который разыскивал его по поручению короля.

Его посадили в карету г-на де Бово, церемониймейстера: пока он не проявил себя, его не желали сажать ни в одну из королевских карет.

Жильбер улыбнулся, оказавшись один в этой украшенной гербом карете и видя, как г-н де Бово гарцует возле дверцы королевского экипажа.

Затем ему пришло в голову, что ехать вот так в карете, украшенной короной и гербом для него просто нелепо.

Он еще терзался сомнениями, когда услышал, о чем говорят национальные гвардейцы, обступившие карету; с любопытством заглядывая в окошко, они шептали:

— Ах, вон там — принц де Бово!

— Да нет, — отвечал другой голос, — ошибаешься.

— Это принц, — видишь, на карете герб.

— Герб, герб… Говорю тебе, это еще ничего не значит. Черт побери! Подумаешь, герб, ну и что?

— Как что! Раз на карете герб господина де Бово, значит, в ней господин де Бово.