Суфии - Идрис Шах
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда выяснилось, что в результате использования костылей на протяжение поколений, ходить без них могли уже очень немногие, большинство “доказало”, что костыли были необходимы. Они говорили: “Вот человек. Попробуйте заставить его ходить без костылей. Видите? Он не может”. “Но мы же ходим без костылей”, – напоминали им оппоненты. “Это неверно, это просто ваша фантазия”, – отвечали им калеки (калеки потому, что к тому времени они еще и ослепли, ибо не желали видеть)».
– Но эта аналогия не совсем точно соответствует данному случаю, – сказал молодой человек.
– Разве есть аналогии, которые могут быть точными соответствиями реальным ситуациям? – спросил шейх. – Неужели вы не понимаете, что если бы я мог легко и свободно все объяснить с помощью одного только рассказа, в нашем разговоре не было бы никакой необходимости? Только частичные истины можно с точностью выразить с помощью аналогии. К примеру, я могу дать вам прекрасный шаблон круглого диска, чтобы вы с его помощью вырезали тысячи подобных дисков, каждый из которых будет точной копией всех остальных. Но всем известно, что круг только приблизительно можно считать круглым. Если увеличить его размеры в несколько сот раз, мы увидим, что он утратит свою правильную форму.
– Вы приводите факт из физической науки, а я знаю, что все научные законы верны только относительно. Об этом говорит сама наука.
– И тем не менее вы ищете совершенную истину с помощью относительных методов?
– Да, но этим же занимаетесь и вы, потому что вы сами сказали, что символы и другие вещи являются «мостами к реальности», хотя сами по себе они несовершенны.
– Разница между нами заключается в том, что вы пользуетесь только одним методом подхода к истине. Этого недостаточно. Мы используем много различных методов и понимаем, что существует истина, воспринимаемая неким внутренним органом. Вы пытаетесь вскипятить воду, но не знаете, как это сделать. Мы кипятим ее, соединяя различные элементы – огонь, сосуд, воду.
– А как же насчет моего интеллекта?
– Интеллект должен будет найти предназначенное ему применение. Когда баланс личности восстановится, он займет подобающее место.
После ухода посетителя кто-то спросил шейха: «Не могли бы вы прокомментировать эту беседу?»
Он ответил: «Если я буду комментировать ее, она потеряет свое совершенство».
Все мы чему-то научились в соответствии с состоянием каждого из нас.
Суфийская доктрина о сохранении равновесия между крайностями – многозначна. Когда она применяется к ученику, т. е. к способности одного человека учиться у другого, это означает, что человек должен освободиться от неправильного мышления, прежде чем начнет учиться. Наш западный претендент в ученики должен понять, что его предположения о собственной способности к учению не работают в той области, где он фактически не знает, чему он пытается научиться. Единственное, что он на самом деле знает, – это то, что он неудовлетворен. Остальное составляют его домыслы о возможных причинах собственной неудовлетворенности и попытки найти средство от болезни, диагноз которой поставил он сам, не удосужившись сначала спросить себя, имеет ли он способности к постановке диагноза.
Мы рассказали о конкретном событии, участником которого был человек с Запада, но мышление такого рода характерно не только для Запада. Существует и другая крайность, в той же мере бесполезная – желание полностью подчиниться воле мастера, которая считается характерной особенностью восточного ума. Искателю прежде всего необходимо достичь определенного равновесия между этими крайностями, и только потом можно будет сказать, что он приобрел способность к обучению.
Люди, склонные как к первой, так и ко второй крайности, узнают о своей способности учиться главным образом из наблюдений за суфийским учителем и за характером его поведения. Его слова и поступки как человеческого образца, служат мостом между относительной неспособностью ученика и позицией реализованного суфия. Едва ли хоть один человек из ста имеет даже малейшее представление об этих двух требованиях. Если с помощью внимательного изучения суфийской литературы искатель, хотя бы мимолетно ухватит принцип ученичества (получит проблеск того, что значит быть учеником), его можно будет считать более чем удачливым.
Этот принцип можно обнаружить в суфийских материалах при условии, что искатель готов их читать и перечитывать, учась избегать автоматических ассоциаций, которые классифицируют или навешивают ярлыки на суфийское (и любое другое) мышление. Но скорее всего, как это обычно бывает, он будет временно привлечен к какой-нибудь школе, внушающей больше доверия, на жесткие принципы которой он сможет положиться.
Кредо любви
Некто подошел к двери возлюбленного и постучал.
«Кто там?» – спросил голос. «Это я», – ответил пришелец.
«Здесь нет места для Меня и Тебя», – сказал голос.
Дверь не открылась.
После года уединения и лишений этот человек вернулся и снова постучал.
Голос изнутри спросил: «Кто там?»
«Ты», – ответил человек.
И дверь перед ним распахнулась.
Джалалуддин Руми
Суфизм часто называли «кредо любви». Все суфии, независимо от внешних характеристик их школ, придавали этой теме первостепенное значение. Аналогия человеческой любви как отражения истинной реальности – идея, повсеместно выраженная в суфийской поэзии, – часто многими понималась буквально, но только не суфиями. Когда Руми говорит: «Где бы ты ни был и в каком бы состоянии ни находился, всегда старайся быть влюбленным», он отнюдь не имеет в виду, что любовь представляет собой конечную цель или вершину потенциальных возможностей человеческого существа.
Мы можем увидеть, что искажение суфийского идеала любви на Западе произошло только после того, как было утрачено лингвистическое понимание группы слов, адаптированных суфийскими учителями для передачи очень важного факта, а именно, что их идея любви выражает собой нечто большее, чем идиллические фантазии. Распространившись