Ленин и Сталин против Троцкого и Свердлова - Сергей Сергеевич Войтиков

Инспектированием центрального военного аппарата в ноябре 1918 г. занималось 12 комиссий: во Всероссийском главном штабе, Главном артиллерийском управлении, Главном военно-инженерном управлении, в Главном управлении рабоче-крестьянского Красного военного воздушного флота, в Ветеринарном управлении армии; комиссии проинспектировали также Наркомат по продовольствию и Наркомат путей сообщения[1498], притом что в обоих указанных наркоматах вообще-то были свои контрольные органы[1499].

После налаживания местных военных органов во время создания Восточного и Южного фронтов, а также инспектирования округов ВВИ почти полностью переключилась на обследование деятельности центральных и главных управлений военного ведомства. С декабря 1918 г. по 10 апреля 1919 г. ВВИ организовала 15 комиссий. Для общего руководства инспектированием при председателе ВВИ его распоряжением образовали временный президиум в составе председателя (Никольский), партийных работников и военных специалистов (генштабистов – генерал-майора Н.А. Сулеймана, генерала от кавалерии С.М. Шейдемана; военспецов Соловьева, Пелевина, Владиславского). Комиссии установили наиболее важные недостатки в деятельности центральных военных управлений: 1. Отсутствие утвержденных положений в целом ряде учреждений (Военно-законодательный совет, Главное управление военно-воздушного флота, Центральное управление по снабжению армии) и ожидание утверждения штатов в нескольких других (Главное артиллерийское управление, Главное военно-инженерное управление). Причем выяснилось, что Военно-законодательный совет, утверждая положения и штаты, сам действовал без положения. ЦУС не объединяло деятельности главных управлений, а было «не нужной и вполне заменимой одной канцелярией при Главначснабе» (Главном начальнике снабжений). 2. Отсутствие в большинстве управлений планов работ, низкий уровень составления планов – в оставшихся[1500].

Постоянное увеличение аппарата ВВИ, пожалуй, можно назвать катастрофой «мертворожденного детища» Н.И. Подвойского, принимая во внимание взятый на словах председателем ВВИ курс на борьбу с бумажной волокитой и бюрократией. Склонность самого Подвойского к говорильне не только проявилась в оставленном Н.И. Подвойским богатейшем публицистическом наследии, но и оставила след в стенограммах заседаний комиссии Инспекции. Чего стоит одно утверждение, высказанное председателем ВВИ на общем собрании его сотрудников 17 декабря 1917 г.: оказывается, самое ценное в деятельности Инспекции… – ее доклады![1501]

1 декабря 1918 г. деятельность ВВИ стала объектом внимания Совета обороны, поручившего РВСР и лично Э.М. Склянскому для начала «принять меры для проведения фактического контроля за расходованием патронов на фронтах. Усилить инспекцию двумя комиссарами из рабочих»[1502]. Очевидно, на заседании Совета обороны отметили, что в инспекционных комиссиях ВВИ служили военспецы, и решили разбавить стойкие ряды потенциальных контрреволюционеров «своими», партийными, работниками, как известно, мало что понимавшими в деле обеспечения армии. Но главное, по-видимому, заключалось во второй части постановления Совета обороны: Реввоенсовету Республики поручалось также «к 15 декабря сделать доклад о мерах для правильного использования сил Высшей военной инспекции»[1503]. Бывшие генералы и офицеры куда нужнее были в этот период на фронте.

17 декабря под председательством старого большевика О.А. Пятницкого прошло Межрайонное совещание Московской организации РКП(б), созванное «…по предложению Рогожского, Басманного, Бутырского и Сокольнического районных комитетов для обсуждения нашей военной политики и положения на наших фронтах»[1504].

Один из делегатов поставил вопрос ребром: «Уже давно все говорят, что наша республика должна стать лагерем, но, по крайней мере на том фронте, где я был, видно ясно несоответствие между словами и делом. «Доблестные» натиски редки. Армия деморализована, аппарата управления нет. Причин разложения много: первая из них – отсутствие как аппарата снабжения, так и самого снабжения. Все это настраивает армию против нас. Часто весь аппарат снабжения состоит из двух комиссаров и двух писцов. Следующая причина – плохое довольствие (та же самая. – С.В.). Армия кормится мародерством, грабежом деревень. Так, например, одна из дивизий должна была уйти с места, т. к. в деревне не было уже больше продовольствия. Такие действия восстанавливают против нас тыл, и поэтому казаки встречают прием лучший, чем мы»[1505].

Особое беспокойство вызвала у московских большевиков политика Л.Д. Троцкого: «Политические отделы и комиссары не имеют никаких прав, с них только требуют, и они отвечают своей головой за малейшее несчастье. Когда комиссар заявляет о недостатках, ему предлагают не вмешиваться в чужие дела. Ввиду появившегося постановления высших военных властей комиссары часто не могут предупредить грядущие бедствия. Наши правительственные органы превратились в бюрократические учреждения, что вредит нашей Красной армии: нет никакой связи между последней и центром. В действительности мы обращаем больше внимания на внешнюю сторону. Троцкий при осмотре наших частей видит только войско на параде, о действительной армии он ничего не знает, да и говорит он только с командирами, но не с политическими работниками. Наша задача – реорганизация в корне нашей Красной армии. К весне [П.Н.] Краснов готовит громадную, хорошо обученную армию. При теперешней организации мы не продержимся долго. Политический работник на фронте ждет только пули в лоб. Нам надо будет поставить контроль над специалистами. Надо определить рамки деятельности политических комиссаров. Надо создать новую Военно-рабочую инспекцию, где господство военных специалистов должно быть уничтожено (курсив наш. – С.В.)»[1506].

По мнению докладчика, требовалась «…централизация в области не только снабжения и обмундирования армии, но и во всем военном деле. Нам нужен свой командный состав: коммунист-командир даст нам много больше коммуниста-комиссара. Надо открыть командные курсы для коммунистов»[1507].

Диагноз был поставлен серьезный: «Красной армии нет, а есть банда, мародерствующая и бесчинствующая. Для уничтожения этого дела надо перестроить всю армию»[1508].

Примерно в том же ключе было выдержано выступление старой большевички Р.С. Землячки, стоявшей наряду с А.Г. Васильевым и Г.И. Бруно у истоков военной контрразведки в ее советском варианте (они вместе входили в комиссию по ревизии военных контролей на Южном фронте): «Надо понять на этом межрайонном совещании, что наше военное дело есть нечто неотложное. […] Поездка на Южный фронт сказала мне, что нет политической работы, т. к. в верхах что-то неблагополучно. Надо поставить сверху рабочих, которые были бы ближе к массам Красной армии. На Северном фронте слово «коммунист» было просто ругательным словом. Политический комиссар строил политическую работу на донесениях исполнительных комитетов и военных комиссаров большею частью белогвардейских (так в документе. – С.В.). Коммунист, командующий разумом, дал нам возможность заниматься политической работой. Политические отделы терроризированы. Когда на одном из участков Южного фронта солдаты начали волноваться, как потом выяснилось, вовсе не из контрреволюционности, а проявили свое неудовольствие из-за полного отсутствия продовольствия и обмундирования, политический комиссар этого участка не был в состоянии получить ни одного агитатора для того, чтобы направить их в ту часть, где было волнение. Все бездушие, весь ворох бумаг, который сейчас есть в политических отделах Южного фронта – все это благодаря той системе работы, которая там ведется. Коммунист не получит работы, если он не привезет с собой бумаг, дающих ему право неограниченной свободы»