Гибель советского ТВ - Федор Раззаков

Бывало, что за 15 минут до выхода в эфир программы «Время» раздавался звонок кремлевского телефона и Яковлев просил подчеркнуть что-то, а затем звонил Лигачев и об этом же говорить запрещал. Тогда я старался либо соблюдать золотую середину, либо пользовался советами Яковлева (как мы помним, последний был главным защитником всех советских либералов в «верхах». – Ф. Р.). Неприятности в итоге были у руководства Гостелерадио, а меня даже повысили до должности политического обозревателя...»

В течение трех лет передача «До и после полуночи» выходила в эфир из студии «Останкино». В сентябре 1990 года состоялся ее первый выезд из студии – в двухэтажный старинный особняк на Остожье, отвоеванный тогда депутатами Ленинского района у высочайшей правительственной инстанции для нужд москвичей. Вот как описывала «кухню» передачи корреспондент газеты «Союз» А. Луговская, побывавшая на месте съемок:

«Теперь здесь Центр культуры и гуманитарного сотрудничества, который программа «До и после полуночи» обживает первой.

Камеры включаются то у входа в здание, то на ниспадающей в сад лестнице, в беседке, в одном из уютных салонов, в гостиной. Снуют операторы, хлопочут режиссеры, щелкают софитами осветители – продумано все: от декораций каждой сценической площадки до костюма и грима ведущего. Внешний хаос и суматоха переплавляются в безукоризненный порядок в эфире. Сам Володя сейчас властен и резок: «Где мой микрофон? Где следующее включение?» Но никто не ропщет – с ним интересно, его любят и прощают. Ирина Терешкина, опытнейший редактор, на ходу переверстывает программу – пришли не все приглашенные – и заодно отражает Володины «атаки». Как всегда, болеют за него и друзья-коллеги, журналисты, которые выросли рядом с ним, обрели свой творческий почерк и известность: Ира Зайцева, Саша Ливанская, Алеша Денисов, Володя Андриевский. И лишь один человек спокоен – Ольвар Варламович Какучая, бессменный художественный руководитель программы «До и после полуночи», открывший советскому телевидению феномен Молчанова. Но его звездный час впереди, когда придет время критического разбора.

В ожидании «эфирной минуты» бродят как неприкаянные по полупустому особняку гости. Как всегда, это люди, которым есть что сказать. Вот среди шума и гвалта уединился в кресле отрешенный Алексей Петренко. Актер волнуется и не склонен к разговору. На вопрос о передаче ответит кратко: «Она помогает мне жить...» А у известного американского журналиста, московского корреспондента газеты «Нью-Йорк таймс» Билла Келлера парализующее испытание телекамерой уже позади, и он раскован: «Мы говорили о религии у вас. Убедившись, что коммунизм умер, ваше правительство стало искать иную моральную базу. Но успеха не будет, потому что религия – не есть идеология. Выбор сделает сам человек». Еще Билл признается в «крамоле»: советское телевидение, его лучшая часть, гораздо интересней и содержательней американского. А Владимира Молчанова назовет телезвездой и добавит: «Его талант и трудолюбие вызывают уважение. В Америке, с ее рыночной экономикой, у такого журналиста было бы все: успех, слава, богатство».

Наконец передача закончилась. И на сей раз это был настоящий спектакль: драматургически выстроенный, эмоционально насыщенный, располагающий к духовному общению. И на этот раз эпицентром программы, ее стержнем, интеллектуальным магнитом был он – умный, нервный, изящный, музыкально-пластичный, глубокомыслящий и заставляющий мыслить Владимир Молчанов».

Возвращаясь к словам американца Билла Келлера о возможной славе Молчанова в Америке, хочется раскрыть весьма показательный эпизод. Как-то в Москву приехал один из ведущих ночной телевизионной программы компании Эй-би-си, годовая зарплата которого была 600 тысяч долларов. Он познакомился с Молчановым и очень удивлялся, что тот, будучи столь популярным, практически ничем не отличается от рядовых граждан. Когда на его глазах Молчанов только с третьего раза завел свой автомобиль, американец удивился: «Какая странная машина! Другой нет?»

В декабре 1990 года Молчанов оказался втянут в эпицентр громкого скандала. 20 декабря министр иностранных дел СССР Эдуард Шеварднадзе публично объявил о своей отставке, и эту информацию Молчанову категорически запретили выдавать в эфир. Но он ослушался. Спустя несколько дней, уже в январе, обострилась ситуация в Литве, где омоновцы штурмом взяли Вильнюсский телецентр. И вновь Молчанову запретили говорить об этом в эфире. Тогда он отказался занять кресло ведущего, пошел и написал два заявления – что отказывается вести программу «Время» и выходит из рядов КПСС. В те же дни он уехал из Москвы в деревню. По его же словам, тогда он впервые за долгое время хорошо отдохнул – сидел на берегу, читал книги, ел шашлык, пил водку. Планов никаких не было, делать ничего не хотелось. Его звали вернуться обратно в АПН, в какие-то газеты, даже звали ехать в Нидерланды на преподавательскую работу, но он всем отказывал. На сберкнижке оставалось три-четыре тысячи рублей, жена работала в газете, а он совершенно не думал о будущем. Наконец где-то в мае Молчанов вернулся из добровольной ссылки на телевидение, чтобы снять документальный фильм о шахтерах под назанием «Забой». Он был показан в последний день июня, после чего Молчанов сделал ошеломляющее заявление о том, что передача «До и после полуночи» сегодня вышла в последний раз. Редкая либеральная газета в те дни не написала об этом событии. Приведу несколько отрывков.

«Московский комсомолец», С. Панасенко: «Он (Молчанов. – Ф. Р.) был крайне осторожен и сдержан в комментариях, однако из его выступления вытекали по меньшей мере три вывода: что передача закрыта не по инициативе коллектива, что поводом стали обвинения в «элитарности» и воспевании дореволюционных порядков и что при определенных условиях передача может быть возобновлена.

На фоне серости и убожества, которыми потчует зрителей телерадиокомпания Леонида Кравченко, «До и после полуночи» выделяли глубина и интеллигентность, как раз и давшие, скорее всего, повод для обвинения в элитарности: одном из самых тяжких грехов в глазах высокопоставленных массовиков-затейников.

В определенной степени закрытие этой передачи стало неожиданностью, которую ждали, поскольку несовпадение точек зрения и позиции коллектива «До и после полуночи» и, в частности, Владимира Молчанова с официально одобренной позицией Центрального телевидения уже давно было очевидным. В отличие от коллег по ЦТ, бесстыдно делающих карьеру на задавании угодливых вопросов премьер-министру и президенту страны, Молчанов и его товарищи не захотели обогатить свой лексикон новыми перестроечными штампами, благодаря чему «До и после полуночи» последние годы постоянно удерживала верхние места в списке самых популярных телепередач...»

«Комсомольская правда», А. Косульников: «Фактически «До и после полуночи» никто официально не закрывал. Молчанов просто собрал группу и сообщил о своем решении расстаться с телевидением.

Возможно, последней каплей стало то, что в проекте нового штатного расписания, подписанном Л. Кравченко, Молчанов, прежде значившийся политическим обозревателем (коих на ЦТ единицы), оказался просто обозревателем (коих пруд пруди). При этом особенно примечательно то обстоятельство, что в свое время нынешний председатель компании лично пригласил Владимира Кирилловича, работавшего тогда в АПН, на ЦТ.

Потом, как известно, погода изменилась. Молчанов решительно шел против ветра: распрощался с КПСС, отказался вести «Время» и «120 минут» (была такая утренняя информационная программа, которую сам Молчанов в одном из интервью назвал «самой неудачной на ЦТ». – Ф. Р.)».

А вот как среагировал на этот поступок Молчанова сам Кравченко. В коротком интервью той же «Комсомолке» он заявил: «Я весьма сожалею о случившемся и не совсем понимаю, почему Владимир закрыл передачу. Я в ее работу никогда не вмешивался. В любом случае двери ЦТ для Молчанова всегда открыты».

Однако было еще одно интервью Кравченко (оно опубликовано в конце мая в газете «Собеседник»), где он высказался по поводу своих взаимоотношений с Молчановым весьма откровенно. Вот его слова:

«Я очень любил «До и после полуночи». «Любил» в прошедшем времени, потому что, во-первых, передача стала хуже, а во-вторых, потому, что наша дружба с Молчановым расстроилась. Вы, наверное, сами заметили, что Володя в своих передачах может говорить и говорит все, что захочет. Я даже не считал для себя возможным опекать его в работе – настолько хорошо чисто по-человечески я к нему относился. Но иногда я его не понимаю. В одну из передач он пригласил профессора Капустина, который стал рассуждать на тему третьего раскола русского народа. Произошло это, по словам профессора, после октябрьского переворота, в 1917 году. Тогда, сказал профессор, русский народ раскололся на коммунистов и всех остальных. Я до сих пор не могу понять, как мог Молчанов, человек с утонченной психологией и интеллектом, не одернуть его, не задать один-два вопроса. Представьте себе, что завтра, поверив в эту философию, вы придете на работу и поначалу попробуете выяснить, кто русский, а кто нет. Затем расслоитесь по принципу коммунистов и беспартийных. Как работать тогда?