Измена (Книга Слов - 2) - Джулия Джонс

- Надеюсь, ваше подаяние не будет слишком скудным.

- Раз ты так недоверчив, Баралис, мы дадим тебе пример одного предсказания, чтобы скрепить договор.

- Говорите. - Баралис чувствовал, что слабеет. Он пробыл здесь слишком долго и проделал слишком длинный путь. Его тень колебалась и таяла. Потом начались судороги. Его тело, оставшееся за сотни лиг позади, тянуло его к себе словно могила.

- Два дня назад один наш оракул говорил о тебе. Он сказал, что сейчас тебе пуще всего следует опасаться девушки с ножом на боку. Ну как, достаточно мы тебе подали?

Баралис уступил неодолимому притяжению тела, тяге материального мира. Тяга создавала пустоту, и ему ничего не оставалось, кроме как заполнить ее.

- Смотри же не спускай глаз с рыцаря, - напомнили жрецы напоследок. Он почти не слышал этого. Его уносило прочь из храма, и в ушах стоял гул.

Морская соль, птичий помет, жгучий, словно уксус, - потом вихрь подхватил Баралиса и он перестал что-либо сознавать.

XXV

Джека разбудили пинком, и он, еще не придя в себя, попытался ухватить обидчика за лодыжку.

- Ах ты королевский ублюдок! - раздался знакомый голос, и тюремщик по имени Понурый пнул его еще раз за строптивость.

Сами пинки мало трогали Джека - вчерашняя боль оставила его, и он впал в какое-то горячечное бесчувствие, - но оскорбления стерпеть он не мог. Понурого следовало поучить хорошим манерам. Если бы Джек сумел подняться с пола, он бы незамедлительно занялся этим. Но в тот миг у него одна только левая рука действовала как надо, у Понурого же все члены работали на славу, хотя тот утруждал только правую ногу, - и соотношение четыре к одному представлялось по меньшей мере неравным.

Понурый отошел и тут же вернулся с чашей эля и миской угрей. У Джека при виде их скрутило желудок. В книгах Баралиса героям в темнице всегда давали только черствый хлеб и воду, а его тут кормили одними угрями. У хальков и еда воюет. От головокружения все мысли сбивались в кучу, как овцы, наполняя тяжестью голову, и Джек погружался в мир, где колбасы орудуют ножами, а окорока целят из луков в сыры.

Когда он снова пришел в себя, жир на угрях уже застыл. Свет из бойниц переместился на пол, и в нем виднелась вереница тараканов, шествующих к миске. Джек подтолкнул угрей к ним - пусть едят на здоровье. Но эль он никому не отдаст. Взять чашу оказалось нелегким делом - руки все время тряслись, и удержать любой предмет представлялось невозможным. В довершение всех зол перед Джеком то и дело являлись две чаши, и он не знал, к которой тянуться. Он перевернулся на живот, чтобы достать чашу ртом, но зрение снова изменило ему - и рядом возникла вторая. У Джека появилась блестящая мысль нацелиться в середку обеих чаш. Это сработало. Эль был теплый, и в нем плавала какая-то дрянь, но Джек лакал его жадно, как собака. Ему послышался звук, словно от капели, - и он сразу сообразил, что это его пот капает в чашу.

Миска с угрями уже кишела тараканами, и угри шевелились как живые под напором сотен челюстей. От этого зрелища Джека затошнило. Он оторвался от чаши и сосредоточился на миске. Когда он колдовал, ему становилось легче. Воображая, будто его желудок - это мех с водой, он напряг брюшные мускулы, выдавливая воду наружу. Одновременно он изгнал из головы все мысли, оставив только одну: желание уничтожить миску. Растопка была готова - недоставало только искры, чтобы ее поджечь. Джек вызвал в уме образ Роваса, шепчущего слова утешения на ухо Тариссе - в самое ухо, так что слюна увлажняет мочку. Колдовская сила хлынула снизу ко рту, обожгла язык - и миг спустя миска с угрями разлетелась на куски.

На Джека посыпались тараканы, угри вместе с подливкой, черепки вонзились в его дрожащую плоть. Он не сумел сдержать подступившей тошноты, и его вывернуло в камыш на полу. Его стошнило не из-за насекомых, угрей или колдовства - а из-за того, как низко он пал, чтобы сделать колдовство возможным. Ему было стыдно пользоваться Тариссой как огнивом. В замке Харвелл была одна некрасивая прачка по имени Мария. Однажды она зазвала Джека в темную каморку, где держала щелок и моющую глину, вцепилась в него мясистыми ручищами и прижалась тонкогубым ртом к его губам. Ему не хотелось ее целовать - но он вызвал в памяти образ подавальщицы Финдры и представил ее на месте Марии. Это сразу возбудило его, и он целовал прачку и ласкал ее тяжелые твердые груди. Потом ему стало совестно - ведь он использовал и Марию, и Финдру. После этого он и близко не подходил к прачечной, но вины своей не мог забыть. Даже и теперь запах свежевыстиранного белья заставлял его краснеть от стыда.

А сейчас он использует Тариссу так же, как тогда Финдру.

Сознание покидало Джека, и он боролся, чтобы его удержать: он не желал больше тратить долгие часы на горячечный бред. Он стряхнул с себя мусор, стараясь не смотреть на руки. За последние два дня он наловчился не видеть своего тела. Слишком жуткое это было зрелище. Однажды ему попались на глаза укусы, заплывшие гноем, и он решил, что больше этого не случится.

По-настоящему его донимала только стреляная рана в груди. Она была высоко у правого плеча, и весь участок тела вокруг нее не знал покоя. Наконечник удалили - Джек так и не узнал кто, уж верно, не Понурый, - но этим все и ограничилось. Рану не прижгли, не зашили, не помазали бальзамом, и камзол намертво прилип к ней. Джеку казалось, что если он отдерет от раны ткань, то истечет кровью.

Мысли путались. Перед ним возникла прачка Мария, прося его снять камзол и дать ей постирать. Следом явился мастер Фраллит, ругая Джека за то, что тот напустил гною в тесто, Грифт наливал Боджеру эль тараканьего цвета, объясняя, почему прачки лучше всех в постели.

- Ах ты сволочь, все бы тебе дрыхнуть! Вставай, червяк вонючий!

Потребовалось несколько пинков, чтобы до Джека дошло, что этот голос принадлежит не сну, а яви, так хорошо эти слова подходили к его видениям.

Он открыл глаза как раз вовремя, когда Понурый выплеснул ему в лицо содержимое ведра.

- Я так и думал, что от этого ты очухаешься, - молвил стражник, словно лекарь, верно определивший болезнь. - А мы тебе тут дружка привели. - По его знаку вошел второй стражник, толкая перед собой какого-то человека. Он твой земляк, так что вы славно поладите. Как, говоришь, тебя звать?

- Бринж.

Вид Бринж имел плачевный: нос сломан, оба глаза подбиты, на руках отпечаталась веревка. Как видно, его привязали к бочонку и били.

- Так вот, этот Бринж проведет с тобой ночь, - заявил Понурый, направляясь к двери. - Ты расспроси его хорошенько, как в Халькусе пытают, потому как завтра в это же время за тобой придет наш главный палач - пусть Бринж тебе расскажет, какой он злой бывает, если ему перечат. - Понурый дружелюбно улыбнулся и закрыл за собой дверь.