Князь Барбашин 3 (СИ) - Родин Дмитрий Михайлович

И ничто уже не мешало хану выполнить своё обещание: идти воевать казанский престол. Ведь ещё летом, когда с плеч Ангиша и Касима слетели головы, а их детям, кто был выше колеса, по старому обычаю сломали хребет, в земли черемисов были отправлены надёжные люди дабы смущать умы и сеять рознь.

А зимой в Чинги-Туру примчались послы крымского хана.

Гиреи так и не поняли, что окно возможностей по возрождению Орды с треском захлопнулось, потонув в местечковом сепаратизме, и по-прежнему горели желанием возродить былое величие. Посол от имени калги-султана обещал сибирскому владыке военную помощь в борьбе за Казань и даже готов был обговорить конкретные сроки. Как оказалось, поняв, что силы у обоих были примерно равные, Саадет и Ислям временно примирились, чем тут же воспользовался Сагиб Гирей, предложивший одновременный удар по Москве силами воинов Исляма, и по Казани, силами Саадета. Ну и часть войск оставить для защиты самого полуострова, хотя с ногайцами вроде как получилось договориться.

Для Крыма восстановление Казанского юрта было выгодно ещё и тем, что он бы отрезал Хаджи-Тархан от Руси, что сразу же поумерило бы тон хаджи-тарханского хана, заключившего союз с Москвой за спиной у Гиреев.

А следом за крымчаком примчался посол и от ногайцев.

Севший без их ведома на трон Хаджи-Тархана Хуссейн не устраивал верхушку Орды, и ногайские бии, прослышав о казанском походе Кулук-Салтана, хотели заранее договориться о совместных действиях против хаджи-тарханцев и разграничении владений после того, как сила Казани будет восстановлена. А то иметь в соседях чересчур активных урусутов ногайцам тоже не сильно хотелось.

Ну а хан Кулук, оказавшийся разом в центре большой политической игры, бувально расправил плечи и уже более активно стал готовить военный поход. Он не был наивным и понимал, что казанские мурзы союзники только до победы, но в его голове уже зрел план, как взгромоздиться на казанский трон в обход чужих желаний и тем самым исполнить заветную мечту своего предка. Но для начала нужно было восстановить независимую Казань...

*****

По широкой Двине плыла на парусах, наполненных теплым ветром, русская рать. Пять сотен стругов далеко растянулись на поворотах реки. А по вечерам огни от многочисленных костров заполняли всю речную долину до самого окоёма.

В войске было немало старых вояк, побывавших не в одном походе, и на вечерних остановках они собирали вокруг себя недавно повёрстанных новиков, да рассказывали им про былые сражения, делясь не только собственными воспоминаниями, но и собственным опытом.

После большой победы над армией магистра пришёл черёд Кокенгаузена в очередной раз подвергнуться осаде. Увы, но к сожалению для ливонцев, его жители уже изрядно устали от подобных тяжестей, так что городок не продержался и неделю, после чего русская армия продолжила своё наступление на запад.

Не сдержал её шаг и замок Леневарден, продержавшийся менее суток, после чего путь на Ригу был открыт. Двадцать второго августа, в жаркий полдень, из воздушного марева показались бастионы вольного города.

За время, прошедшее с осады устроенной Бланкенфельдом, рижане успели, насколько это было возможно, отремонтировать городские стены и насыпать вокруг города земляной вал. А на деньги местных толстосумов для усиления гарнизона было нанято свыше тысячи кнехтов. Да ещё около полусотни бойцов закрылись в крепости Дюнамюнде.

Князь Иван Иванович Барбашин-Шуйский, как воевода Передового полка, Ригу увидал первым. Окруженная рвами, рекой и высокой каменной стеной с башнями и бойницами, она стояла несокрушимой твердынью, готовая к осаде и битве. И ведь вокруг неё ещё не были возведены многочисленные валы, которые появились перед крепостью в ином времени в 1537 году. Но впечатление неприступности город производил и без этих нововведений.

Расставив людей наблюдать за осаждёнными, князю ничего не оставалось, как ждать прибытия основного войска. И оно не замедлило явиться, наполнив окрестности многотысячным гулом.

Главный воевода, князь Василий Васильевич Немой-Шуйский тут же принялся отдавать приказания, кому и как размещаться, а опытные пушкари тем временем отправились выбирать места для размещения наряда. Повсюду закипела работа. Ратники ладили палисад, а за ним правильными рядами выстраивали свои палатки, землянки или просто шалаши из ветвей и сучьев. Обозники ставили четырёхугольником длинные телеги с различным припасом, а в большие полковые котлы уже засыпалось пшено для горячей похлебки.

Прихватив с собой кроме охраны почти всех воевод, князь Шуйский выдвинулся к крепости, внимательно рассматривая её собственными глазами. Князь Иван, вошедший в число рекогносцировщиков, ехал на своём тонконогом иноходце, думая о чём угодно, только не об осмотре городских стен и башен, которые он уже вдоволь насмотрелся за прошедшие дни. Однако разговор больших воевод краем уха слушал.

- Да, этот орешек посильнее всех Полоцков станет, - сокрушался боярин Захарьин. - Стены из камня сложены, а гарнизона куда как более, чем в том же Динабурге. Сколько времени на пробитие бреши уйдёт, одному богу ведомо.

- Ничего, с божьей помощью одолеем и сей град, - уверенно заявил Курбский, гордо приосанившись в седле.

Вот только Шуйскому было не до показной бравурности, ибо подобной уверенности он, увы, не ощущал. Уже прославившийся среди московской знати, как знатный "градоборец", он, с ненавистью глядя на серые каменные стены, вдруг понял, что брать подобные твердыни ему ещё не приходилось, и оступиться тут было вполне возможным событием. А вот оступаться ему не следовало бы, ибо любая его неудача будет тут же использована его противниками при дворе. Может, стоит послать гонца с предложением сдаться на милость государя? Остановив коня, он приложил ладонь ко лбу, и принялся разглядывать древний город.

На рижских стенах не было видно ни души, но воевода прекрасно понимал, что за ним сейчас следят сотни чужих глаз. Внезапно над одной из башен вспухло белое облачко. И лишь потом до княжьего слуха донесся рёв выстрела крепостной пушки, а ядро шипя и крутясь упало в грязь, совсем чуть-чуть не долетев до всадников. Похоже, Рига сделал свой выбор.

И всё же князь, вернувшись в основной лагерь, что был разбит верстах в пяти от городских стен, отписал городскому муниципалитету письмо, в котором обещал, что не будет начинать обстрел, если они согласятся вести переговоры о сдаче. Увы, горожане даже не поинтересовались условиями, что готов был предоставить им воевода, а сразу же ответили категорическим отказом. А под вечер того же дня ворота крепости растворились и рижский гарнизон при поддержке своей артиллерии выскочил на вылазку. Несколько пеших ватаг, выстраиваясь на ходу, стремительно побежали к русскому лагерю. А за их спинами уже маячили ливонские всадники.

Русские батареи к этому времени еще не были установлены, так что рижане, сами того не ожидая, получили для себя огневое преимущество. Грозно затрещали барабаны, выдергивая ратников из их палаток и шатров. Но прежде чем они достигли вала, несколько ядер из принесённых рижанами крепостных ружей ударили в сосновые бревна палисада, вызвав разлёт деревянной щепы.

Князь Барбашин, выстраивая своих воинов в подобие строя, зло осклабился. Без хороших пушек пробить пусть и построенное наспех укрепление рижане не смогут. Хотя щепа и ядра всё же наносили русскому воинству пусть небольшие, но всё же болезненные потери.

Между тем рижане не только не собирались уходить, убедившись, что укрепления их пушкам не под силу, а наоборот, смело ринулись вперёд и используя прихваченные с собой лестницы и любые подручные средства, стремительно полезли на палисад. С теми же, кому удалось перемахнуть через него, уже на русской стороне вспыхнула ожесточённая рубка.

Махнув саблей, князь Иван повёл своих людей в сечу, прекрасно понимая, что, если рижанам удастся проделать в укреплениях брешь, удара кавалерии будет уже не избежать.