Мир в подарок - Оксана Демченко

— Уже и не сказать точно, поскольку умирает.

— Надеюсь, не от старости? — хмыкнул араг. — От нее я не лечу. Развяжите Тара, пока он не вывернулся от злости наизнанку, никакой он не шпион. А ты — веди.

Носилки обнаружились на закатном склоне холма. Най помнил учителя совсем молодым, лет тридцати пяти. Память сыграла с арагом злую шутку, наивно утверждая, что теперь, когда арагу самому тридцать четыре — они ровесники. Тем страшнее ударила болью явь.

На уходящее солнце смотрел дряхлый старик, иссушенный вечной пустыней, измотанный дорогой, непосильно трудной и для здорового. Страдающий мучительно-жаркой неснимаемой болью от нанесенного окаянными глубокого ожога, спалившего до гниющих костей левую руку и часть груди. Най знал — такие раны остаются у тех, кто пытался убить окаянных. Видьям достаточно прожить одно мгновение после удара, чтобы прихватить с собой противника. Но сильнее боли, он чуял это, Агимата давили отчаяние и вина за гибель учеников. Без еды, почти без воды, пешие, скольких они потеряли в жутком горящем торфянике, прочном с виду и подламывающемся под ногами бездонными жадными пропастями?

Темные усталые глаза изучали пришедшего, против алого солнца казавшегося темным силуэтом без лица.

— Надо же, самый неудачный ученик. Самый упрямый, — прохрипел Агимат. — Все же ты получил меч.

Араг кивнул, кое-как сглатывая комок.

Говорить он не мог, да и времени не оставалось совершенно. Сзади кто-то охнул, когда учитель опустил веки и задышал ровно, тихо улыбаясь, а его страшные раны стали на глазах стягиваться, зарастать, покрываться сохнущей коркой, в трещинках которой виднелась тонкая молодая розовая кожа. Потом пергаментные складки дрогнули, расправляясь, потекли, теряя глубину рельефа, меняя черты лица. Может, и не ровесник. Но в пятьдесят — уж само собой не старик…

Най этого уже не видел. Проваливаясь во мрак бессильного ознобного забытья, он успел виновато подумать, что обещал Тиннаре не вычерпывать себя до дна. А вот вычерпал, иначе учителя было не вернуть. И это плохо. Надо быть расчетливее и думать про завтрашний день. Рядом окаянные, Врата заперты… Значит, придется искать силы, но сначала — вынырнуть в реальность и разобраться со срочными делами. Если он все же сумеет освободить воду, на опасных склонах не должно остаться учеников.

Первым признаком реальности стала уже привычная головная боль, источником которой, кажется, был особенно резкий в ночном сухом холоде и слишком хорошо знакомый голос, зудящий и бубнящий над ухом. Тар, кому же еще. Раз малыш заговорил, теперь его так просто не уймешь, подумал без особого огорчения Наири.

Ого, он даже умудряется критиковать наставника! Прогресс.

— Лезет куда ни попадя, а я потом воду у всех в драку отбирай. Упертый, как все араги. Демон белоглазый! — Голос стал ближе, одеяло плотнее укутало плечи. — Вон, не поймешь, дышит или нет, а очнется — опять Тар во всем виноват. Эх, неплохо быть великим-то воином, вот уж истинно! Не лежал бы бревном целый день, да еще при охальниках чужих.

— Сдам тебя учителю, — тихо пообещал Наири. — Агимат любит из великих воинов дурь изгонять.

Араг с трудом уселся, поддерживаемый невнятно бурчащим Таром. Восток уже светлел, намечая тропу солнцу. Пока же в неожиданно большом лагере, раскинутом споро и грамотно, почти все спали. Тамран виновато признался, что раздал небогатые припасы съестного из тощих вьюков Ужа и Леща подчистую, потому что ребята совсем голодные. А воду не дал, он уже усвоил, что для спутника вода очень важна при плохом самочувствии. Най огляделся.

А ведь они побросали дома все, подумал он. Собрались внезапно, застигнутые очередной раз неотступными окаянными ищейками, и пошли налегке. Пледы и плащи в пробирающую холодом до костей ночь нашлись лишь для совсем маленьких, лет до десяти. Старшие дети и взрослые воины грелись, тесно сбившись в кучу. По разбросу возрастов судя, пришлось бежать не только школе, но и тем, кто некогда был ее толковыми учениками, способными теперь передать мастерство.

Что за долговременные планы у черной княжны Карна? Мало ей опоганенного дара, захотелось получить еще и обученных бою воинов-жрецов, как и говорил Тиннаре капитан Карна. Видно, искала эта упырица настоящих учителей давно, не один год.

Не ладит с братом Риннархом, а силой переломить не может? Или затеяла войну? Кто поймет расчетливое безумие окаянных…

Наири нехотя заставил себя подняться и побрел искать вчерашнего парнишку, распоряжающегося в школе вместо больного учителя.

Знакомый илла пристроился у чадящего на камнях торфяного костра. Он задумчиво, со странной для столь молодого лица застарелой усталостью, смотрел в синевато тлеющие угли. «Наверное, куда более удачный, чем я, ученик», — усмехнулся Наири. Выпил из фляги сбереженную Таром воду и подошел к огню. Успокоенный брус завозился, устраивая себе ложе близ лошадок, вздохнул и затих. Ему ночь тоже далась не просто.

— Они будут тут к восходу, — поежился юноша, напоминая о преследователях. — Надо идти, но малыши не смогут. Устали мы от бесконечного бегства. Крепко устали. Я пробовал их поднять, бесполезно. И куда идти, если впереди стена, как и говорили те брусы?

— Вам помогали?

— Последний раз нам дали чуть отдохнуть в вымирающем селении, они живут возле западных отрогов. Но им и самим нечем кормиться, разве дело — еще и врагов наводить на хороших людей? Вот и пошли мы сюда, о погоне проведав. Мой был выбор и вина моя. Только не вижу и теперь других путей, более верных. Широка степь, а нет в ней для нас укромного местечка…

— А по-моему, лучше и не подгадать. Я вас удачно встретил здесь, а иначе нашел бы слишком поздно. Как отец?

— Спит, выглядит замечательно отдохнувшим. Больно ты глазастый, — усмехнулся илла. — Вроде в роду Годэй, к коему принадлежит мастер, нет совсем уж особых примет. Да и рода уже почти нет, двое нас… а он часто про тебя вспоминал, белоглазый. Все же любимый ученик.

— Какое там, — смутился Наири, с трудом пряча проснувшуюся незнакомую гордость, распирающую его изнутри, — я ушел от мастера, помнится, названный «совершенным дураком».

— Мне он и того пока не сказал. Я всего лишь «позор семьи», не густо, правда? Еще «Химри — слабые ноги» и лентяй, само собой.

— Не так уж и мало, — обнадежил араг. — Хоть не «танцор». И с руками, выходит, уже все нормально. Один мой знакомый староста скоро передаст все дела сыну, которого упорно зовет «отцов позор». Может, это высокий наследный титул и у достойного Агимата?

— Что ты с ним сделал? Будь у тебя дар, окаянные бы рассмотрели, ты ведь был в Карне. Я до сих пор не верил в детские сказки про волшебство.