Токийская головоломка - Содзи Симада

опущена]

Разведя занавески, я открыл стеклянную дверь. На балконе меня встретил прохладный ветер. Все небо было усыпано звездами. Наступила эра ночи. В ближайшее время рассвета можно не ждать.

Почему-то мне казалось, что ослепительно-белых звезд стало больше. Меня охватила сильная радость, и, облокотившись животом о парапет, я долго-долго стоял, задрав голову вверх. Понемногу на душе посветлело. Но вряд ли ко мне вернется былая беззаботность. Пора моей юности закончилась вместе с этим миром. До средних лет я не доживу. Короткая у меня вышла жизнь – всего 21 год. Но это не беда, слишком тяжелой она у меня была. Узнай я сейчас, что это конец, я бы не испугался и не стал роптать. Я лишь смиренно бы принял уготованную мне на этом свете жестокую судьбу.

Хотелось любоваться на звезды вечно, но ноги меня едва держали. Еще немного – и я бы свалился. Вернувшись с балкона и собрав остатки сил, я перетащил в кухню верхнюю часть Каори. Думал, с половиной тела будет легче, но как бы не так. Я вконец измотался.

Перенеся ее на кухню, я после недолгих раздумий положил ее на диван. Это был итальянский диван с очень низкими подлокотниками и плавно изогнутой спинкой, на котором можно было спать. Из последних сил я уложил на него половину Каори и попытался отдышаться. Казалось, у меня перед глазами лежит странный комбинированный фотоснимок.

Под люминесцентным светом лицо Каори выглядело совсем привычно. Она как будто сладко спала обнаженной. Только нижняя половина ее тела исчезла в ином измерении или спряталась по ту сторону зеркала. Эта инсталляция, причудливая, волнующая, была прекраснее любого произведения искусства. Отвести взгляд было невозможно.

Вдоволь налюбовавшись, я вернулся в ванную за нижней половиной Катори. Подтащив ее за лодыжки, я кое-как взял ее на руки, уложил на диван и приладил к месту разреза на верхней половине Каори.

Удивительно. Разрезы на двух трупах были одинаковой величины и почти идеально смыкались. Словно их тела были идентичны с самого начала.

Все было кончено. Я распластался на полу и несколько секунд жадно глотал воздух. Но мне захотелось взглянуть на свое творение, и я быстро поднялся на ноги. Сделав шаг назад, я залюбовался.

И вновь меня охватила дрожь. Что за чудо! Как заколдованный, я смотрел на тело, верхняя половина которого была женской, а нижняя мужской. Передо мной лежал статный молодой человек неземной красоты с волнистыми волосами, легким макияжем и чуть выпирающей грудной клеткой. Затем я взял в ванной мусс для укладки. Рукой я нанес его на волосы, обрамлявшие прекрасное лицо, и уложил их в стиле помпадур.

Это был тяжкий труд, но оно того стоило. Какая же дивная, невероятная вещь у меня получилась! Ради нее я был готов на что угодно – даже повторить все сначала. Я напрочь забыл про усталость в теле. Прелестное лицо Каори идеально смотрелось с этим телом. А пенис Катори превосходно сочетался с этим лицом.

Силы были на исходе, но я достал мелок из стола под книжными полками и нарисовал на стенах и полу вокруг дивана двенадцать знаков зодиака. В «Токийском Зодиаке» говорилось, что далее нужно сварить в котле немного мяса жабы и ящерицы, но поскольку идти на улицу и собирать их я бы уже не смог, то нарисовал и их фигурки. Однако этого мне показалось недостаточно, поэтому я отрезал немного плоти от тел Каори и Катори, кинул ее в кастрюлю с водой и поставил на газовую плиту.

Теперь мое тело окончательно обессилело. Я повалился на кровать лицом в подушку и начал зачитывать воскрешающее заклинание из «Токийского Зодиака».

О инфернальная, земная и божественная Бомбо, приди!Божество, бродящее в ночи, где сходятся все пути.Враг света, друг и помощник мрака,Кому по душе песий вой и алая кровь,Кто крадется средь мертвецов во прахе надгробий,Жаждущее крови, несущее ужас смертным.Горго, Мормо, тысячеликая Луна,Явись, о всемилостивейшая, к нашему жертвеннику.

Затем я снова произнес его с самого начала. Раз сто его повторил. Я мог читать его сколько угодно, ведь знал эти слова наизусть. Тем временем на плиту пролился кипяток. Но я поставил кастрюлю на медленный огонь, так что все было в порядке. Ее содержимое могло вариться хоть до бесконечности.

Раз за разом повторяя заклинание, я начал терять сознание. Голова шла кругом. Меня несло в неизвестность.

* * *

Однако когда я открыл глаза, то ничего не изменилось. Комнату наполнял мерзкий запах. На диване сбоку лежали лишь окоченевшие половины тел Каори и Катори.

Эпилог

– Сейчас сделаем вам карту. Повторите, как вас зовут? – спросил молодой врач.

– Такако Нобэ.

Ее лицо не пострадало, так что говорить ей было несложно.

– Дата рождения?

– Третье октября шестьдесят четвертого года.

– Спасибо, записал. – С этими словами врач вышел.

Солнечные лучи за окном одиночной палаты в больнице Тигасаки становились все ярче.

– Перелом таза. Лобковая кость сдавила родовые пути. Больше я не смогу иметь детей, – сказала Такако Нобэ сидевшему возле нее Тоте Мисаки. – Настоящая небесная кара. Мужчины меня долго не интересовали. Понятное дело, тогда я бы не стала заводить детей. А теперь, когда мне уже не суждено стать матерью, я в каком-то смысле перестала быть женщиной. Грустно все-таки…

Тота медленно приблизился к Такако и поцеловал ее в губы.

– Меня тоже долго не интересовали женщины. Но ты даже не представляешь, что со мной было бы, если бы ты погибла. Я люблю тебя.

– Ты тоже особенный. Совсем не такой, как те агрессивные, примитивные, похотливые мужчины. Но мое тело искалечено. Теперь я не женщина и не мужчина.

– Так же и со мной. Попав в руки мужчины вроде Катори, легко столкнуться с изнасилованием. И никак за себя не постоишь.

– Какой же мразью надо быть, чтобы сделать такое с тобой.

– Некоторые просто не знают иного способа сблизиться с людьми. – Тота положил голову на подушку Такако.

– Да… – сказала она, словно резко что-то поняла. – Возможно, я тоже такая.

Она вспомнила про происходившее между ней и Михо Фунаэ в старшей школе и тот случай с Томико Мацумурой.

«Какой же самоуверенной я была. Не думала о чувствах других людей. Считала всех женщин похотливыми животными», – подумала она про себя.

Наверное, высшие силы наказали ее и за эти поступки. Пользуясь физической неудовлетворенностью тех женщин, она обводила их вокруг пальца и потешалась над ними. Надеялась таким образом удовлетворить свои сексуальные желания. Но ничего подобного с ней не происходило. Ее переполняли презрение и зависть, когда они испытывали оргазм. Ни ее тело, ни душа никогда не переживали такого экстаза.

Она даже не думала, что ей хочется ощутить то же самое. Только не с очередным непорядочным, развращенным мужчиной. А ведь в школе ее результаты были ничуть не хуже, чем