Сладкий роман - Людмила Бояджиева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Какая разница? Для оператора концовка должна стать полной неожиданностью. Как, впрочем, по официальной версии, и для всех нас. Мы хотели уберечь музыканта, но не смогли… Увы,? шлюшка Девизо потащила его за собой. — Изобразил скорбную гримасу Хоган.
— А может, нам стоит использовать Сла? Тщеславен, глуп, к тому же неравнодушен к красотке, а значит, легкая добыча.
— Хорошая идея, шеф! — Оживился Руффо. — Надо сделать так, чтобы в Вальдбрунн вместе со мной явился Барсак. Нет, разумеется, не как единомышленник и помощник. Сол ненавидит меня и не поверит мне ни на йоту… Но он прекрасно сгодится в качестве врача! — Хоган смачно чмокнул свои вытянутые пальцы. — Чудесная идея, ай да Руффо, ай да голова!
— Не понял. Мы должны его уговорить, подкупить, обмануть?..
— Мы сделаем из него отличную подсадную утку. А затем — насквозь погрязшего в грехах козла отпущения. Для тех, кто вздумает затеять следствие.
— Хорошо, я вызову Сола, постараюсь примириться с ним и командирую в замок.
— Никаких приглашений! Ты что, Заза?! Пусть рвется к тебе сам и умоляет доверить ему переговоры с нашими героями.
— Сол не поверит, что Дикси стерва.
— Для него ты выдашь другую версию, Заза, сделав исчадьем ада господина Артемьева. Пусть катится в поместье разбираться и запутает голубков ещё больше. А уж там я сработаю не хуже Шекспира! Гора трупов и скорбный голос мудреца: «Нет повести печальнее на свете, чем повесть Ромео и Джульетте».
Руффо захохотал мелко и дробно, как от щекотки.
Соломону уже второй раз звонили коллеги из Лаборатории, конфиденциально сообщая, что в Вальдбрунн командирован Хоган и «группа слежения». Барсак сообразил, что все это неспроста. Он давно уже вышел из игры, ссылаясь на болезнь и выплатив неустойку фирме.
Преувеличенное недомогание Сола было предлогом отстраниться от дела. Он не обманул Дикси, передав шефу её ультиматум и присовокупив к нему свой: если за «объектом» не прекратится наблюдение, он выходит из игры. Барсака заверили, что красотку оставили в покое и посоветовали отдохнуть. Все это устроилось так просто, что сомневаться в обмане не приходилось. «Сделали из меня соучастника, чтобы при случае посадить в дерьмо. А уж случай, видать, будет не из простых».
В сентябре Соломону получил толстый конверт, в котором оказалась тетрадь с крокусами, мелко исписанная рукой Дикси.
Заголовок «Дневник Д.Д.» был зачеркнут алой краской и сверху ею же выведено: «Признание Доверчивой Дряни».
Сол углубился в занимательное чтение с весьма нелицеприятными отзывами в свой адрес. Дойдя до последних страниц, больной вскочил, ринулся в ванную, наспех побрился, затем, не раздумывая, облачился в свою походную джинсовую пару и громко выругался. Какого черта пороть горячку, когда есть телефон!
Дворецкий передал трубку хозяину и Сол впервые услышал четко и вполне легально голос, который не раз воровски подслушивал.
— Я знаю о вас от Дикси, господин Барсак. Что? Нет, нет, она чувствует себя прекрасно… Были кое-какие трудности, но недоразумение уладилось… Мы собираемся вскоре пожениться.
— Я убежден — вы получите лучшую жену на свете, господин Артемьев… Только… — Сол замялся, не представляя, каким образом может предупредить Майкла об опасности. Да и стоило ли пугать Дикси? Возможно, он слишком зол на шефа и придумывает несуществующие беды? — Прошу вас об одной любезности, маэстро…Это связано с моим здоровьем и последним, хм, горячим желанием заснять торжество на пленку. Ведь вы планируете сыграть свадьбу весной? Подумайте, зачем вам затягивать? И я бы смог запечатлеть этот день своей камерой… Ведь именно я открыл экрану Дикси…
— Понимаю, Соломон… Кажется, понимаю. Хорошо, какой ориентир для бракосочетания по европейскому календарю предлагаете вы?
— К чертям календарь! Смотрите в окно, дружище и подарите ей свое сердце как только расцветут крокусы…
В последнее время сильнее, чем когда-либо, Соломон Барсак чувствовал себя иудеем. Какая-то подспудная древняя мудрость, таящаяся в его крови, пробивалась к разуму, но застревала на полпути, переполняя сердце. Сердце подсказывало ему, что надо доверять знакам, намекам судьбы: цветущим на тетради Дикси веселым подснежникам. И надо быть хитрым и осторожным в всем, что касается «фирмы».
Если в замок отправляется Руфино — значит, близится финал. Зная «творческие установки» шефа, Соломон предполагал, как далеко может пойти смелый «авангард» в «реабилитации Вечных ценностей». И он потребовал у шефа аудиенции.
Шеф выглядел смущенным, он явно избегал серьезного разговора с Солом. Но после некоторых уверток ему пришлось выложить все начистоту.
— Мы водили тебя за нос, старик. Извини, для меня искусство прежде всего. Жаден, жаден, мать родную готов продать… Царство ей небесное… Личные отношения мешают делу. Ты слишком прикипел к нашей красотке, снимая её горячую постельку. Это и понятно — меня самого от твоих шедевров потянуло на сладкое. Но дело прежде всего: Соломон Барсак взбунтовался и фильм досняли другие ребята. — Шеф печально вздохнул. — Надеюсь, ты не в обиде за гонорар?
— Досняли?! Разе работа с объектом № 1 завершена? — Сол ехидно изобразил удивление. — По контракту осталось пять дней — не верится… Идете с опережением графика.
— Ну осталось кое-что, — шеф досадно поморщился. — Ты, наверно, в курсе: голубки засели в своем «родовом гнезде», планируя пожениться, как только уладятся все формальности с разводом маэстро. Что и говорить перемена в биографии господина Артемьева весьма впечатляющая: нищий лабух из дикой страны попадает прямиком в европейские аристократы. К тому же Дикси — не из последнего десятка и влюблена по уши. Ловко он охмурил нашу красавицу… Судя по всему, — шеф доверительно понизил голос, — как я сумел убедиться из кинодокументов, у россиян могучий сексуальный потенциал. Непаханая целина. Раньше весь пар шел в идеологию и «военку», а теперь нате, разрешили — вперед! Куда там американским секс-символам!
— Но ведь они действительно… Как бы это сформулировать, шеф, для твоих ушей поделикатнее, — любят друг друга. Именно так, как здесь талдычил все время этот сипатый толстозадый Руфино. Любят по-настоящему.
— Это как раз было бы великолепно. Прямо по сценарию. Завершить фильм торжеством великого чувства, стирающего все границы, в частности, социальные, государственные, мировоззренческие… Если Артемьев так прост и романтичен, как тебе кажется, он простит прекрасную Мессалину… Любовь преодолеет и это препятствие, что означает полное духовное возрождение грешницы и нравственное торжество героя… Прямо Лев Толстой… Если, повторяю, маэстро — не плут.