Попадать, так с музыкой! - Михаил Гуткин

Тут мои мозги начали закипать. Если меня полностью переключат на работу с Жуковым, то прощай Вася. Когда еще мы сможем встречаться? Но так говорить нельзя. В этом времени все настроены на приоритет общего над частным. Если я скажу, что хочу быть поближе к мужу, то меня просто не поймут. Значит нужно искать другие и при этом достаточно весомые аргументы.

— Ой, товарищ Сталин. Можно я тоже буду возражать? Я думаю, что таких результатов мне удалось добиться именно потому, что я прикомандирована к товарищу Жукову от НКВД. При этом товарищ Цанава считает, и вполне справедливо, меня своим человеком. Соответственно и его отношение ко мне вполне хорошее. А если я стану армейским командиром, то окажусь как бы в другом лагере, пусть и дружественном. Тогда отношение может измениться. С другой стороны, и товарищ Жуков ко мне сейчас относится, если можно так сказать, более уважительно, поскольку я не его человек, а только прикомандированный. Он видит, что стараюсь, но в то же время уже неоднократно говорил, что я беру на себя слишком много. Если я стану его подчиненной, то это он наверняка пресечет. А налаживать взаимоотношения без «взятия на себя слишком много» просто не получится.

183

При этих словах товарищ Сталин даже перестал курить и подозрительно уставился на Берия.

— Товарищ Берия, ты что, уже успел обсудить этот вопрос с товарищем Северовой?

— Нет, товарищ Сталин. Я вообще не ожидал, что вы предложите перевести товарища Северову к Жукову.

— Видите ли, товарищ Северова, — обратился товарищ Сталин ко мне, — несколько минут назад я обсуждал эту мысль с товарищем Берия, и он возразил мне почти теми же словами, что и вы. Я даже подумал, что вы сговорились. Ну что, Лаврентий, — тут товарищ Сталин снова обратился к Берии. — Вижу, что нехорошо отбирать у тебя сотрудника, который умеет читать твои мысли.

При этих словах я облегченно вздохнула. Сумела вывернуться. Берия, кажется, тоже доволен. Но на этом разговор не закончился.

— Тогда, товарищ Северова, мы усложним вашу задачу, тем более, что вы не боитесь, как вы сказали, брать на себя слишком много. Теперь вам придется, оставаясь порученцем товарища Жукова, налаживать контакты не только с товарищем Цанавой, но и с товарищем Пономаренко.

Оп-па. С одной стороны, этого можно было ожидать, а, с другой стороны, я, кажется, эти контакты заранее подпортила. Так кто же знал! Могли бы предупредить. А теперь поздно пить боржоми. Впрочем, товарищ Сталин это почувствовал.

— Не беспокойтесь. Товарищ Пономаренко умеет быть выше личных отношений, поэтому я уверен, что и тут у вас все получится.

Ага, значит, все-таки есть личные отношения, и они не того, потому что иначе не нужно было бы товарищу Пономаренко стараться быть выше их. Плохи твои дела, товарищ Северова.

— Слушаюсь, товарищ Сталин. Буду стараться.

— Не сомневаюсь, товарищ Северова. Желаю удачи. Кстати, ваше предложение об использовании радиолюбителей в качестве радистов мы уже разослали во все округа. Можете передать товарищу Северову, что у него умная жена.

Ой, мамочки! Значит, товарищ Сталин все сообразил. И тут я не удержалась.

— А он это и так уже знает, товарищ Сталин.

При этих словах и Сталин, и Берия заулыбались.

— Ничего, вы все-таки передайте эти слова.

Я выскочила из кабинета, как из парной бани. Около стола товарища Поскребышева на стене было небольшое зеркало. Я подбежала и посмотрела — так и есть, вся красная, как рак. Ну, начальники! Вгоняют в краску честную девушку. Поскребышев меня понял и показал на дверь в туалет. Там я побрызгала на лицо водой и приобрела нормальный вид. Тут, как раз из кабинета вышел Берия, и я двинулась за ним к машине.

По дороге в Наркомат товарищ Берия молчал, впрочем, дорога из Кремля на улицу Дзержинского была всего ничего. В кабинете он предложил мне сесть, а сам стал возбужденно ходить. Потом успокоился и тоже сел.

— Товарищ Северова. Я хочу, чтобы вы поняли. То, чем вы занимались до сих пор, было просто важно, а то, чем вы станете заниматься теперь, будет уже жизненно важно. Если все пойдет по заявленному вами графику, то через девять, нет, — поправился он, посмотрев на часы, — уже через восемь дней начнется война. Значит, осталась всего неделя. Если даже товарищ Жуков, переступив через свое самолюбие, говорит, что придется отступать, то это будет не просто отступление, а отступление, которое при малейшей ошибке может перейти в разгром и в паническое бегство. Поэтому вам придется взять на себя очень важные вопросы координации усилий партийных органов, НКВД и армии. Возможно, что у вас возникнут проблемы. Пономаренко вы сегодня поставили не в очень хорошее положение, впрочем, он тоже хорош. Поторопился выступить с лозунгом вместо того, чтобы обрисовать ситуацию, как она есть. Но товарищ Сталин провел с ним разъяснительную работу, будем надеяться, что этот урок он усвоит. А руководитель он на самом деле хороший. Вскоре сами увидите.

Тут Берия прервался, выпил воды из графина, и продолжил.

— Теперь подведем итоги. Вы остаетесь в штате НКВД и продолжаете работать порученцем Жукова. Вашей ближайшей задачей теперь будет борьба с диверсантами. Товарищ Цанава распорядится по всей республике о выделении сотрудников НКВД, а товарищ Жуков для усиления выделит бойцов. Вам придется попутешествовать по всей западной Белоруссии, обеспечивая координацию совместных операций. И при этом не упускать из виду подготовку к партизанской войне, о которой вы давно мечтаете.

184

Берия еще раз прервался. Встал, несколько раз прошелся по кабинету.

— А сейчас возьмите в секретном отделе известную вам папку, ключи от вашего кабинета и изложите все, что вам известно по вопросу, поставленном перед вами товарищем, — тут он усмехнулся, — Кобой. С мельчайшими подробностями. И еще. Постарайтесь писать поразборчивее. Эту бумагу никто перепечатывать не будет.

— Я все понимаю, товарищ Берия. Сейчас же приступлю. Вот только тут и с датами неясно, и, самое главное, с причинами.

— Пишите все, что знаете. А мы уже будем думать.

Да, правильно я чувствовала, что пятница 13-е и суббота 14-е — это не к добру. Получила я это «не к добру» по самые не балуйся. И что писать? Если про Мишку-меченого я еще кое-что слышала, а первого нашего президента видела по телеку, причем иногда даже трезвого, то вся предыстория развала страны для меня темный лес. Из дат помню только год смерти товарища Сталина, и, соответственно расстрела товарища Берии, но как раз этот год я точно называть не буду. Не знаю, как будет чувствовать себя человек, точно знающий год своей смерти. Про все остальное в учебниках написано нечто невнятное. Значит, придется вспоминать дискуссии, которые вели предки: в основном дедуля с папулей и с прадедом. Я уныло поплелась за папкой и ключами, думая, что не к добру просила зарезервировать кабинет за мной. Каждый раз я попадаю в него с каким-нибудь тошнотворным заданием.

Все тут, как и раньше. И пыли нет — следят за персональным кабинетом Маши. В столе снова ящик заполнен хорошей бумагой. О, а в пресс-папье, кажется, новая промокашка. Интересно, что делают со старой? Тут мне пришла в голову мысль, что старую промокашку стоило бы сжигать, а не выбрасывать в мусор. Впрочем, так, наверное, и делают.

Ладно, это все лирика, а что писать-то? Я крепко пригорюнилась. Но «назвался груздем — полезай в кузов». Тут почему-то вспомнилось окончание старого анекдота, начало которого я благополучно забыла: «Не до грибов сейчас, Петька».[65] Итак, с чего начать?

Удобнее расположив первый лист, я начала писать: «После смерти товарища Сталина в середине пятидесятых годов к власти пришел какой-то „лысый Никитка“, фамилию не помню. Кажется, что-то на Ща. Первым делом он расстрелял товарища Берию.[66] Потом, через пару лет, во всех бедах страны обвинил товарища Сталина. В первую очередь в том, что „Сталин вместе со своим верным палачом, Берией“ репрессировал множество невиновных людей. Для большей убедительности число репрессированных, приведенное в официальной справке из Генеральной Прокуратуры, этот Никитка, не моргнув глазом, умножил на 10. Короче Сталин и Берия — это два палача, а вот он, Никита, ни в чем не виноват.»

Далее я написала, как Никита стал руководить народным хозяйством: приказал запахать целину в Казахстане, отчего там скоро начались песчаные бури, и всюду сажать кукурузу, за что его прозвали кукурузником. Потом рассказала про период «застоя» при Брежневе, про приход к власти Горбачева, прозванного «Мишкой-меченым» за крупное родимое пятно на голове, про горбачевские реформы, которые, с одной стороны привели к обострению национальной вражды во всех союзных республиках, а, с другой стороны, к карточной системе на товары. Дальше я написала, как Ельцин с идеологом Гайдаром подсидели Горбачева и развалили страну. Закончила я описанием того состояния дел, которое было в России на момент моего «провала» в прошлое.