Ада, или Отрада - Владимир Владимирович Набоков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хотела бы она пожить в этой квартире до весеннего семестра (он теперь мыслил в терминах семестров), а потом двинуть с ним в Кингстон, или она предпочла бы уехать за границу месяца на два – все равно куда, в Патагонию, Анголу, Гулулу в новозеландских горах? Пожить в этой квартире? Так она тебе по душе? За исключением кое-каких вещичек Кордулы, от которых следует избавиться: например, от этого лежащего на виду браунхильского «Альма Матер» с альмеями, оставленного раскрытым на портрете несчастной Ванды. Подруга ее подруги застрелила ее как-то звездной ночью в Рагузе, вот куда их занесло. Печально, сказал Ван. «Наша Люсетточка, конечно, поведала ему о поздних эскапакостях?» – «О том, как они в Офелиевом исступлении морочили каламбурами половые головки? Бредни про услады клиторизма?» – «N’exagérons pas, tu sais», похлопывая по невидимой воздушной подушке ладонями, как бы усмиряя ребенка, сказала Ада. «Люсетта уверяет, – продолжил он, – что ты выла, как пума».
Он – всеведующий сциентист. Еще лучше: инцестолог.
«Правильно, – сказала его всепомнящая подруга, – scient – incest».
И кстати, это Грейс, да, Грейс была настоящей любимицей Ванды, pas petite moi и мой крестик. Она (Ада) всегда умела, не правда ли, разглаживать складки прошлого – превращая флейтиста практически в импотента (но не в его сношениях с женой) и позволяя богатому землевладельцу всего одно объятие, с преждевременной эякуляцiей, одно из этих отвратительных русских заимствований? В самом деле, оно отвратительно, и все же она хотела бы вновь пофлавитничать, когда они обоснуются где-нибудь на веки вечные. Но где, как? И разве г-н Иван Вин с супругой не могли бы отлично устроиться где угодно? А как быть с «холост» и «не замужем» в их паспортах? Зайти в первое попавшееся консульство и ревом возмущения и/или баснословной взяткой заставить их исправить на «женат» и «замужем» – раз и навсегда.
«Я хорошая, хорошая девочка. Вот ее коробочка с пастелью. С твоей стороны было очень любезно и в то же время мило пригласить ее на следующий уик-энд. По-моему, она любит тебя еще безумнее, чем меня, бедная тушка. Демон раздобыл их в Штрасбурге. В конце концов, она теперь полудевственница —»
«Слыхал, что ты с папой —», сказал Ван, но начало новой темы тут же оборвалось.
«– так что мы не должны больше тревожиться оттого, что она станет свидетелем наших ébats (произнося первую гласную à la Russe, с нарочитым, торжествующим вызовом, за что хвалят и мою прозу).
«Ты изображаешь пуму, – сказал он, – а она – блестяще! – мою любимую viola sordina. Между прочим, она первоклассная имитаторша, и если ты еще лучше —»
«Поговорим о моих талантах и трюках в другой раз, – сказала Ада. – Это болезненная тема. А теперь давай посмотрим эти снимки».
7В один из дней ардисовского прозябания ее посетил сильно переменившийся и раздавшийся Ким Богарне. Под мышкой он держал альбом в оранжево-коричневом тканевом переплете, грязноватый оттенок, Аде никогда не нравился. За прошедшие два или три года, которые она его не видела, легконогий худощавый юнец с желтоватым лицом превратился в смуглого великана, напоминающего янычара из экзотической оперы, с топотом выходящего на сцену, чтобы объявить о вражеском вторжении или совершенной казни. Дядя Дан, которого красивая и надменная сиделка как раз выкатила в сад, где падали медные и кроваво-красные листья, громко потребовал, чтобы ему дали эту большую книгу, на что Ким сказал: «Может быть, позже», и присоединился к Аде в том углу холла, в котором принимали посетителей.
Он пришел не с пустыми руками, принес подарок – коллекцию фотографий, сделанных им в старые добрые времена. Он надеялся, что старые добрые времена еще вернутся, но так как он понимал, что mossio votre cossin (Ким изъяснялся на маловразумительном креольском языке, полагая, что он более уместен в торжественных случаях, чем его повседневный ладорский английский) в близком будущем не собирается приехать в замок и пополнения альбома новыми позициями и экспозициями ожидать не стоит, госпоже всего лучше pour tous les cernés (скорее «затененным», «окруженным», нежели «встревоженным») сохранить (или уничтожить и забыть, дабы никому не причинить вреда) сей иллюстрированный документ, который она держит в своих прелестных ручках. Сердито поморщившись при слове «jolies», Ада распахнула альбом на одной из бордовых закладок, многозначительно отмечавших особенно важные страницы, взглянула всего раз, защелкнула застежку, протянула осклабившемуся шантажисту тысячедолларовую купюру, кстати оказавшуюся у нее в сумочке, вызвала Бутейана и велела ему вышвырнуть Кима вон. Грязного цвета альбом остался лежать на стуле под ее испанской шалью. Старый слуга шаркающим пинком вышиб лист болотного тюльпана, занесенный сквозняком, и снова закрыл парадную дверь.
«Mademoiselle n’aurait jamais dû recevoir ce gredin», проворчал он на обратном пути через холл.
«Именно это я и хотел заметить, – сказал Ван, поскольку Ада закончила свой рассказ о гнусном вымогателе. – Что, снимки оказались достаточно скабрезными?»
«Хуже», выдохнула Ада.
«Эти деньги могли бы пойти на что-нибудь более достойное, на нужды Приюта для Слепых Жеребят или Стареющих Золушек».
«Странно, что ты так сказал».
«Почему же?»
«Не важно. Как бы там ни было, мерзкий предмет теперь никому не навредит. Мне пришлось заплатить за него, иначе он показал бы бедной Марине Вана, совращающего свою малютку-кузину Аду, что было бы достаточно плохо; собственно, будучи гениальным хищником, он мог разнюхать всю подноготную».
«Так ты вправду думаешь, что, купив у него альбом за жалкую тысячу долларов, ты уничтожила все улики и больше волноваться не о чем?»
«Ну да. А что, сумма, по-твоему, слишком мала? Я могу послать ему еще. Я знаю, где его найти. Он, с твоего позволения, читает лекции по Искусству Прицельной Съемки в Школе Фотографии в Калугано».
«Подходящее место для прицельной стрельбы, – сказал Ван. – Стало быть, ты вполне уверена, что “мерзкий предмет” теперь в твоем распоряжении?»
«Разумеется, я уверена. Он при мне, на дне того сундука, сейчас покажу тебе».
«Скажи, любовь моя, какой коэффициент умственного развития был у тебя, когда я впервые с тобой встретился?»
«Двести с лишком. Феноменально много».
«Что ж, с тех пор он резко снизился. Следопыт Ким оставил у себя все негативы, да еще пачку снимков, которые он со временем вклеит в другой альбом или пришлет по почте».
«Ты хочешь сказать, что мой коэффициент снизился до уровня Кордулы?»
«Ниже. А теперь давай поглядим на эти снимочки – перед тем, как определить сумму месячного жалованья нашего фотолюбителя».
Злонамеренная серия открывалась снимком, передававшим одно из первых впечатлений Вана от усадьбы Ардис, но под углом, отличавшимся
