Избранное - Ласло Немет

Позвали господ; пештский каменщик назвал сумму. Лайош следил за лицами господ, однако прочесть на них ничего не смог. Теперь инженер с барыней удалились в сторону посоветоваться; рабочие стояли, искоса поглядывая на них. Водал с грохотом бросал в кучу пересчитанные доски. «Хорошо, хозяйка заплатит вам пятьсот пенге. Только надо составить договор: половину суммы получаете по ходу работы, остальную половину — в конце». «Ладно, раз надо», — сказали рабочие, слегка поморщившись от слова «договор». — «Договор составить мы можем, — подал голос Водал от досок, — но не начнем работу, пока не получим то, что нам недодали за полторы недели». Лайош почувствовал, душа его сложила крылья и камнем падает вниз. Про эти-то деньги они позабыли, занятые аккордом. А позабыв, словно бы молча отказались от них. В конце они бы их, конечно, потребовали еще или у барыни, или у подрядчика, но смешивать с аккордом вопрос о долге никому не хотелось. Однако слова Водала изменили общее настроение.

Барыня, словно на пружине, вскочила из-за стола. «Я вам ничего не должна. Я ведь вам это уже раз сказала. Я не позволю себя шантажировать». «Поймите, люди, — внушительным профессорским баритоном заговорил бородатый. — Хозяйке проще всего было бы с вами расстаться и новых рабочих нанять. Она же вам добра желает, чтобы вы без заработка не остались. Вы сами понимаете: пятьсот пенге — сумма очень большая. Если вы заупрямитесь, она тоже о своих интересах будет думать». «А господин подрядчик сказал, что леса только нам может оставить», — как бы между прочим ввернул хромой. Рабочие, пряча в глазах злорадство, смотрели на господ; хозяйка, видя в переминающихся с ноги на ногу, исподлобья глядящих на нее людях тихое торжество, вдруг взорвалась: «Ну и забирайте ваши леса! Я вам себя шантажировать не позволю. Господин Водал, идите сюда, закончим перепись».

Господа вместе с Водалом скрылись в доме, рабочие продолжали топтаться у сарайчика. Никто не обвинял других в промашке. Теперь, когда все кончилось, им не было жаль даже аккорда. Что ж, денег своих они не получат, так хоть леса заберут. Желание поставить на своем было сильнее, чем сожаление об упущенном заработке. Лайош не смел произнести ни слова. «Тебя-то барыня снова возьмет», — шептал где-то в вышине голос Тери. Но пока он стоял вместе с обозленными рабочими, и что-то внутри, какие-то остатки гордости, заставляли его склонять голову, затыкали ему уши, так что голос был слышен едва-едва. Инженер и хозяйка стояли наверху, у перил террасы. Барыня всхлипывала и жестикулировала, а бородатый, положив руку ей на локоть, успокаивал ее и в чем-то убеждал; Водал там же считал облицовочные плитки. Рабочие косились на них, но на иной исход не надеялись. Инженер подозвал Водала, через минуту тот крикнул: «Эй, поднимитесь сюда кто-нибудь!» Сначала пошли пештский каменщик и хромой, за ними потихоньку двинулись и остальные. Лайош тоже побрел наверх и встал позади всех, в комнате, выходящей на террасу. Инженер предложил рабочим половину невыплаченных денег. Водал помалкивал; остальные, поглядев друг на друга, промычали что-то вроде согласия — и в ушах Лайоша серебристым потоком вновь зазвенел голос Тери.

Тут-то и разыгралась в недостроенном доме на улице Альпар странная сцена, вспоминая которую рабочие лишь пожимали плечами или, как хромой, ехидно ухмылялись; Лайош же долго еще возвращался к ней. Он стал восприимчивее к тонким нюансам отношений меж женщинами и мужчинами. Когда Водал и инженер прямо там же, на террасе, занялись составлением договора и оформлением инвентарного списка (Лайош вместе с остальными поденщиками околачивался неподалеку от того места, где решалась его судьба), хозяйка, которая едва успела вытереть слезы и теперь, опершись на перила, подставляла горящие щеки свежему ветру, вдруг вскрикнула: «Ой!» — и, одновременно радостная и испуганная, отпрыгнула от перил. Последовавшее за «ой» новое восклицание: «Банди!»[24] — объяснило невольным свидетелям, что на подъеме улицы Альпар она увидела мужа. Д-р Хорват еще до начала стачки повесил на спину рюкзак, о котором, торопясь к рабочим, обмолвилась Лайошу барыня, и долгое его отсутствие в равной степени объясняло и радость, и испуг жены. Радость длилась мгновение, и путь ее обозначило лишь быстрое пламя, полыхнувшее в глазах барыни девической синевой, а на щеках — пурпурным румянцем. Страх был устойчивей, выразившись в нескольких быстрых и довольно нелепых движениях, необычных для решительной этой женщины. Прежде всего она зачем-то подтолкнула инженера меж перилами перед собой и даже присела чуть-чуть, словно надумав спрятаться. Затем, улыбаясь, как улыбалась, когда здоровалась в минувшую субботу с рабочими, сказала: «Ну, Эден, мне конец». Потом взглянула на стоящих рабочих и с серьезным видом спросила у них: «Что я ему скажу, почему вы не работаете?» Потом обернулась к Водалу и приложила ко рту палец: «Господин Водал, умоляю, ни слова» — и с шутливой мольбой в поголубевших глазах снова посмотрела на рабочих. Наконец, оттолкнув бородатого, подняла вверх правую руку и манерно помахала ладошкой над головой, напомнив Лайошу нарядных веселых барышень, которые прощались с кавалерами, вспрыгнувшими на подножку трамвая. Лицо ее теперь сплошь сияло улыбкой, словно она махала идущему с уставленного цветами балкона.

Все вокруг бросили писать, считать, бродить, совещаться и смотрели на ничего не подозревающего хозяина, который, еще не стряхнув с себя задунайской пыли, подходил к своему будущему дому и к занятой его строительством жене. Лайош тоже поглядел вниз через перила — и вместо сурового, крючконосого, седеющего тирана, каким в его воображении рисовали хозяина страхи барыни, увидел вступающего на участок молодого человека в рубашке с раскрытым воротом, светловолосого, похожего на студента. Рабочие, околачивавшиеся внизу, направили его на помост, ведущий на второй этаж. Вскоре он появился — сначала стали видны его пальцы, затем светлые волосы, потом недовольное, хмурое лицо. Рабочие негромко поздоровались с ним; инженер, поспешив навстречу, дружелюбно поздоровался с ним и даже положил ему на плечи руку и полбороды. Барыня приветствовала мужа последней. Она ждала его у перил и, когда он подошел к ней, обхватила его за шею руками и, не стесняясь стольких мужчин вокруг, подставила под его губы все свое в пурпурно-синей улыбке лицо. Но муж лишь прикоснулся губами к ее лбу и с подозрением оглядел террасу.

«Это терраса?» — спросил он, дважды обведя глазами открытый квадрат. Жена не могла отрицать, что это действительно терраса. Он снова посмотрел вокруг. «Случилось что-нибудь? Почему все тут толпятся?» — спросил он жену. И лишь взгляд его досказал: почему никто не работает? «Это я собрал рабочих, поговорить», — ответил бородатый. «Ну, тогда продолжайте, я не буду вам мешать», — махнул рукой Хорват и ушел в комнату. «Совсем исхудал, бедняжка», — сказала жена, идя за ним и держа его под руку. Она взяла двумя пальцами подбородок мужа и повернула его лицо к себе, чтоб рассмотреть. «И не брился сегодня». — «Я прямо с квартиры сюда, — ответил тот. — По крайней мере увидел, что здесь делается». И, высвободив лицо из ее пальцев, продолжал оглядывать нештукатуренные стены. «А это что?» — показал он на нишу с каким-то возвышением в ней, поднимающимся, наподобие алтаря, на добрый метр от пола. «Здесь будет моя постель, со ступеньками, конечно, и с занавесью». — «Надеюсь, без балдахина?» — сухо усмехнулся он. «Без балдахина», — рассмеялась жена с некоторым раздражением. Хорват пошел в ванную комнату, где в углу был уже сложен кафель. Лайош опасливо следил за ними издали. Хозяин шагами измерил ванную: в длину было четыре шага, в ширину — три. Ничего не сказав, он остановился и взял из штабеля одну плитку. Жена стояла у него за спиной; она тоже молчала, но теперь уже рассерженно. Инженер шепнул рабочим, чтоб занялись чем-нибудь для отвода глаз; он после обеда забежит с отпечатанным перечнем работ и договором.

Хозяин снова вышел на террасу. «Ну как?» — спросил бородатый. «На этой террасе можно званые приемы устраивать», — ответил Хорват, коротко засмеявшись, будто кашлянув. Инженер глядел на него с ласковой улыбкой домашнего врача, но из глаз хозяйки уже сыпались искры. «Действительно, — сказала она, отрывисто, как муж, засмеявшись. — Пока Жужика вырастет, деревья поднимутся до второго этажа. При лунном свете будет великолепно». Эндре Хорват не ответил: он искал, где можно спуститься вниз. Перед узким помостом он растерялся: подняться-то он по нему поднялся, обратно же сойти казалось не так просто. Тогда он повернулся и слез по доскам задом, на четвереньках. Хозяйку свел вниз бородатый, держа ее за пальцы поднятой рукой, словно в старинном менуэте. Рабочие, потихоньку поглядывающие на них, пожалуй, впервые за этот день улыбнулись: очень уж смешно выглядели господа, особенно хозяин на четвереньках.