Человеческий рой. Естественная история общества - Марк Моффетт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
У других млекопитающих не наблюдается ничего, что хотя бы приближенно соответствовало современному государству по масштабам и сложности; в природе только некоторые общественные насекомые создают то, что, в сущности, является их собственными цивилизациями. Понятно, что эволюция анонимных обществ стала решающим фактором для появления и распространения цивилизаций. Однако анонимности недостаточно, чтобы объяснить, почему мы, люди, способны формировать большие общества и как мы их сохраняем. Должен действовать целый ряд дополнительных факторов. Некоторые из них, например достаточное обеспечение продовольствием, вполне ясны. Другие, такие как наличие средств для решения социальных проблем и предоставления членам общества достаточных путей для распознавания, гораздо менее очевидны. Тем не менее для достижения обществом состояния, близкого к тому, что мы называем цивилизацией, требовалось еще нечто большее: насилие и политические интриги.
Книги по истории переполнены повествованиями о величии государств, их столкновениях и партнерствах, об их стремлениях и ярких характерах, о правительствах, которые ведут вперед или терпят неудачу. Мы воспринимаем детали близко к сердцу часто потому, что это рассказы о нашем народе и они имеют для нас значение. Несмотря на все это, когда речь идет о различиях между государствами и большинством обществ, им предшествовавших, имеет значение не столько характер, сколько степень таких различий.
Я говорю о большинстве обществ, предшествовавших государствам, потому что по мере роста размера и сложности обществ произошел огромный сдвиг, имевший первостепенное значение: общества начали поглощать друг друга. С этого момента открытая неолитической революцией дорога к тем государствам, какими мы знаем их сегодня, действительно стала короткой. Для того чтобы эти общества-завоеватели пустили корни, были необходимы несколько элементов, начиная с самых основных ресурсов.
Продовольствие и пространство
Для большего количества людей требуется больше продовольствия. Исходя из этой очевидной истины, легко предположить, что хорошего обеспечения продовольствием достаточно, чтобы стимулировать рост обществ. Это не так. Вспомните об обезьянах, кричащих вокруг рынков в Нью-Дели. Городские макаки живут за счет плодов (и мяса, и овощей) сельского хозяйства, украденных у уличных торговцев. Хотя относительное изобилие действительно поддерживает более высокую общую численность популяции обезьян, размер городских стай тем не менее остается примерно таким же, как у их собратьев в сельской местности и в чаще леса[874]. Большее число стай размещается настолько тесно, что незанятого пространства не остается. Похожая ситуация наблюдается у аргентинских муравьев, по-прежнему живущих в Аргентине, где колонии, окруженные множеством враждебных соседних колоний, не могут стать очень большими, сколько бы корма у них ни имелось. Те муравьи, что живут в Калифорнии, избежали такого ограничения.
Совершенно ясно, что человечество не оказалось в такой ситуации, как городские обезьяны. Долина Нила стала домом не для тысяч мини-Египтов, а для одного величественного Древнего Египта, давшего жизнь Рамзесу II. При этом по всему земному шару реакцией людей на доступность надежных ресурсов продовольствия, будь то обеспечиваемые за счет земледелия или имеющиеся в изобилии в дикой природе, действительно было создание множества маленьких обществ вместо одного большого. Например, в 1930-х гг., когда чужаки впервые поднялись в горные районы Новой Гвинеи, их уже населяли сотни тысяч людей. Для того чтобы добраться до территории другого оседлого племени, требовалось пройти пешком всего несколько километров. Каждое племя опиралось на продовольственные ресурсы, производимые в их районе и обычно включавшие введенные в культуру растения и одомашненных животных этого острова. Исследователи выявили такую же закономерность в бассейне Амазонки и в других местах. Несмотря на то что культура большинства таких садоводческих племен была менее яркой по сравнению с охотниками-собирателями Тихоокеанского Северо-Запада, они тоже жили в деревнях или, по крайней мере, у них имелось главное строение в качестве убежища (хотя некоторые племена, особенно в районах Африки и Азии, были кочевниками, пасшими стада одомашненных животных). В прошлом лишь крошечное меньшинство таких племенных групп оказались точками перехода к крупным обществам нашего времени. В следующей части нашего путешествия мы разберемся, как были организованы племена и какие особенности позволили этим немногим повысить численность и сложность.
Деревенские общества
Жизнь в племени могла представлять собой одну большую «мыльную оперу». Как и у оседлых охотников-собирателей, поводов для мелких ссор и насилия было немало. Возникали разного рода конфликты: это могли быть ссоры из-за вопросов, способных испортить семейные встречи (например, о том, что будет на ужин), а также обвинения в колдовстве, борьба за супругов и споры о распределении ответственности[875]. Подобные разногласия могли ускорить распад деревни, поскольку временами люди бывали настолько рассержены, что уходили очень далеко, чтобы как можно реже встречаться друг с другом. Многие жители деревни переживали подобный социальный катаклизм один или несколько раз в течение своей жизни. Доисторические деревни на юго-западе Америки, например, обычно существовали от 15 до 70 лет[876]. Примером разделения деревни служит процесс, практикуемый гуттеритами. Эта религиозная община-секта, возникшая в XVI в. на территории современной Германии и сохранившаяся до наших дней, появилась относительно недавно по стандартам групп, которые мы обычно называем племенами. После нескольких веков переселений, в 1874 г. гуттериты эмигрировали из России на американский Запад, где они живут в колониях, насчитывающих до 175 человек, каждая из которых управляет фермой. По мере роста колонии социальный стресс увеличивается до тех пор, пока в конце концов члены колонии не договорятся о ее разделе, и такое урегулирование происходит в среднем каждые 14 лет. Хотя такие превращения управляются более упорядоченным образом по сравнению с разделением деревень в дописьменную эпоху, динамика во многом похожа[877].
Племенам, для того чтобы вообще остаться вместе, требовались средства для разрешения или, по крайней мере, управления конфликтом. Большинство племен, зависимых от садоводства, разрабатывали стратегии, похожие на использовавшиеся охотниками-собирателями, перешедшими к оседлости. Один подход, который использовался снова и снова, заключался в снижении уровня конкуренции между людьми за счет добавления новых аспектов социальных различий, приемлемых в их обществе[878]. К их числу относились различия, касающиеся рода занятий и
