Американские боги (пер. А.А.Комаринец) - Neil Gaiman

Почва была глинистой и раскисшей.

– У Генри был диабет, – заговорил вдруг Виски Джек. – Такое случается. Слишком часто. Вы, ребята, явились в Америку и забрали у нас сахарный тростник, картофель и кукурузу и продаете нам чипсы и глазированный попкорн, а мы потом болеем. – Он задумчиво отхлебнул пива. – Он получил несколько премий за свои стихи. Появились даже ребята в Миннесоте, которые решили собрать его стихи в книгу. Он как раз ехал в Миннесоту на спортивной машине поговорить с ними. Ваш «баго» он обменял на желтую «миату». Врачи сказали, дескать, он впал в кому посреди трассы, машина сошла с дороги и врезалась в указатель. Вы слишком ленивы, чтобы посмотреть, где вы, чтобы прочесть все по горам и облакам, поэтому вам повсюду и нужны указатели. И поэтому Генри Синяя Сойка ушел навсегда, ушел к брату Волку. Тогда я сказал себе, ничто меня больше там не держит. И подался на север. Здесь рыбалка хорошая.

– Жаль, что так вышло с твоим племянником.

– И мне тоже. Я живу теперь на севере. Подальше от болезней белого человека. От дорог белого человека. От указателей белого человека. От желтых «миат» белого человека. От глазированного попкорна белого человека.

– А как насчет пива белого человека?

Виски Джек поглядел на банку.

– Когда вы, ребята, наконец сдадитесь и уберетесь домой, пивоварни «будвайзера» можете оставить нам.

– Где мы? – повторил свой вопрос Тень. – Я все еще на дереве? Я мертв? Я здесь? Я думал, все завершилось. Что реально?

– Да, – ответил Виски Джек.

– «Да»? Что это за ответ «да»?

– Хороший ответ. К тому же правдивый.

– Ты что, тоже бог? – спросил Тень.

Виски Джек покачал головой:

– Я культурный герой. Мы занимаемся теми же глупостями, что и боги, но больше трахаемся, и никто нам не поклоняется. О нас рассказывают сказки, но среди них есть такие, где мы выглядим придурками, и такие, где нас рисуют в общем ничего себе.

– Понимаю, – сказал Тень. Он и впрямь понял – более или менее.

– Послушай, – продолжал Виски Джек. – Это не слишком удачная страна для богов. Мой народ с самого начала это понял. Есть духи-творцы, которые нашли землю, или сделали ее, или высрали, но подумай только: кто станет поклоняться койоту? Он совокупился с женщиной-дикобразом, и в члене у него оказалось иголок больше, чем подушечке для булавок. Он брался спорить со скалами, и скалы побеждали.

Так вот. Мой народ сообразил, что есть что-то подо всем этим, великий дух, творец, и поэтому мы благодарим его – всегда полезно говорить «спасибо». Но мы никогда не строили храмов. Нам они не нужны. Сама земля здесь – храм. Сама земля и есть религия. Земля старше и мудрее людей, которые по ней ходят. Она подарила нам лосося и кукурузу, бизонов и перелетных голубей. Она подарила нам рис и каннабис. Она подарила нам дыни, тыквы и индейку. И мы были детьми земли точно так же, как дикобраз и скунс, и синяя сойка.

Он прикончил второе пиво и банкой указал на речку, бегущую у дна водопада.

– Если до заката плыть вниз по реке, доберешься до озера, где растет дикий рис. Во время сбора дикого риса ты плывешь на каноэ с другом, и оббиваешь рис в свое каноэ, потом варишь его, прячешь, и собранного тебе хватает на многие дни. В разных местах растет различная пища. Если забраться подальше на юг, там есть апельсиновые деревья, лимонные деревья и такие мясистые зеленые штуки, которые выглядят как груши…

– Авокадо.

– Авокадо, – согласился Виски Джек. – Они самые. Здесь на севере они не растут. Здесь страна дикого риса. Страна лосося. Я вот что хочу сказать: вся Америка такова. Это не парник для богов. Они тут как авокадо, пытающиеся вырасти в стране дикого риса.

– Возможно, они и не растут хорошо, – произнес, вспоминая, Тень, – однако собираются воевать.

И тут он впервые увидел, что Виски Джек рассмеялся. Смех его больше походил на лай, и веселья в нем было немного.

– Эй, Тень. Если все твои друзья попрыгают со скалы, ты тоже прыгнешь?

– Может быть. – Тени было хорошо и привольно. И дело было не только в пиве. Он даже не помнил, когда в последний раз чувствовал себя настолько живым и собранным.

– Это будет не война.

– А что тогда?

Виски Джек смял ладонями банку, пока она совсем не расплющилась.

– Смотри, – сказал он, указывая на водопад. Солнце стояло достаточно высоко, чтобы его лучи просвечивали водяную пыль: в воздухе над скалами повисла радуга. Тени подумалось, что это самое прекрасное, что он когда-либо видел на свете. – Это будет кровавая бойня, – безапелляционно заявил Виски Джек.

И тут Тень понял. Правда предстала перед ними с ясностью капли воды. Он покачал головой, потом начал сдавленно посмеиваться, снова покачал головой, и наконец его пробил смех во все горло.

– Все в порядке?

– В порядке, – ответил Тень. – Я только что увидел спрятавшихся индейцев. Не всех. Но я их все равно видел.

– Тогда это, наверное, были хо чанки. Никак их не научишь маскироваться. – Виски Джек поглядел на солнце. – Пора возвращаться. – Он встал.

– Афера на двоих, – сказал Тень. – Это ведь и не война вовсе, а?

Виски Джек похлопал Тень по плечу, открывая дверь. Тень помедлил.

– Хотелось бы мне остаться тут с тобой, – сказал он. – Хорошее тут, похоже, место.

– Хороших мест много, – отозвался Виски Джек. – В том-то и смысл. Послушай, боги умирают, когда их забывают. И люди тоже. Но земля остается. И хорошие места, и плохие. Земля никуда не денется. И я тоже.

Тень закрыл дверь. Что-то тянуло его куда-то. Он снова был один в темноте, но эта тьма становилась все светлее и светлее, пока не засияла, как солнце.

И тогда пришла боль.

Белая шла через луг, и там, где она ступала, расцветали весенние цветы.

Она прошла мимо того места, где когда-то стоял дом. Даже сегодня стены еще уцелели, выпирали из сорняков и луговой травы словно гнилые зубы. Падал легкий дождь. Тучи стояли низкие и темные, было холодно.

Чуть дальше, за развалинами дома, росло дерево, огромное серебристо-серое дерево, мертвое по зиме, без единого листка, а перед деревом на траве лежали обтрепанные лоскуты бесцветной тряпки. Остановившись перед ними, женщина наклонилась и подобрала с земли что-то коричневато-белое: обглоданный кусок кости, который когда-то был, наверное, фрагментом человеческого черепа. Она бросила его назад в траву.

Потом поглядела на человека на дереве и насмешливо улыбнулась.

– Странно, и почему в одежде они интереснее, чем голые? – пробормотала она. – Разворачивать обертки – половина удовольствия. Как подарки или пасхальные яйца.

Мужчина с головой сокола, который шел рядом с ней, опустил взгляд на свой пенис и как будто впервые за все это время сообразил, что и сам он голый.

– Я могу смотреть на солнце, не моргая, – сказал он.

– Какой ты молодец, – успокаивающе отозвалась Белая. – А теперь давай снимем его оттуда.

Мокрые веревки, привязывавшие Тень к дереву, давным-давно истончились и сгнили и легко распались, когда за них потянули двое. Тело соскользнуло с дерева по стволу к самым корням. Они поймали его, когда оно еще не успело упасть, подняли и легко, хотя Тень и был крупным мужчиной, перенесли на серый луг.

Тело в траве было холодным и не дышало. В боку, пониже ребер, чернела запекшаяся кровь, словно ему нанесли удар копьем.

– Что теперь?

– Теперь, – сказала она, – мы его согреем. Сам знаешь, что тебе надо сделать.

– Знаю. Я не могу.

– Если ты не хочешь помочь, то не стоило приводить меня сюда.

Она протянула белую руку Гору, погладила его по смоляным волосам. Гор моргнул раз-другой, а потом замерцал, словно в палящей дымке.

Ястребиный глаз, уставившийся на нее, блеснул оранжевым, будто в нем только что загорелось пламя. Пламя, давным-давно погасшее.

Ястреб взмыл в воздух, поднялся в вышину, покружил и ушел в небо по плавной дуге. Облетел то место, где полагалось быть солнцу, и по мере того, как ястреб поднимался, он становился сперва пятнышком, потом точкой и наконец исчез совсем, превратился во что-то воображаемое. Тучи начали редеть и испаряться, открывая полоску голубого неба, с которого на землю уставилось солнце. Одинокий и яркий солнечный луч, пронзив свинцовые облака, озарил весь луг, но эта прекрасная картинка мгновенно исчезла – тучи рассеялись. Вскоре над лугом ярко сияло утреннее солнце, будто и не весеннее, а летнее, в самом зените; моросящий дождь поднялся туманом и паром, а потом солнечные лучи сожгли их безвозвратно.

Золотое солнце светом и жаром омыло тело на лугу. На мертвой коже заиграли розовые и тепло-коричневые пятна.

Женщина легонько провела кончиками пальцев по груди трупа. Ей показалось, она чувствует под ребрами дрожь, что-то, что еще не было сердцебиением, но все же… Она опустила руку на грудь трупа, так что ладонь легла над сердцем.