Замок Фрюденхольм - Ганс Шерфиг

Приказываю:

1. Чиновникам и служащим общественных учреждений продолжать лояльно выполнять свой служебный долг, следуя указаниям, данным немецкими властями.

2. Скопление более пяти человек на улицах и в общественных местах запрещается, равно как и всякие неофициальные собрания.

3. С наступлением темноты запрещается всякое движение на улицах.

4. Впредь до дальнейшего распоряжения запрещается пользоваться почтой, телеграфом и телефоном.

5. Забастовки любого рода запрещаются. Призыв к забастовке во вред немецкому вермахту служит на пользу врагу и карается смертью.

Нарушение данных постановлений карается немецким военным судом. При скоплениях народа, актах насилия и т. п. будет неукоснительно применяться оружие».

Мадс Рам поставил велосипед и отправился в парикмахерскую, чтобы избавиться от многодневной щетины. Здесь он узнал о событиях последних дней и понял, что в стране нет правительства. Он не решался расспросить поподробнее, чтобы не выдать себя.

Когда он хотел заплатить, парикмахер похлопал его. по плечу:

— Ничего не надо. Счастливого пути!

83

Как только почта снова начала функционировать, Расмус Ларсен получил циркулярное письмо своей партии, в котором излагались причины происшедших событий и указывались ответственные за них лица.

«Коммунисты и шовинисты утверждают, что события последних дней доказали несостоятельность политики, проводившейся партиями сотрудничества с 9 апреля, и правоту шовинистов и коммунистов. Это совершенно произвольное толкование положения вещей, и подобным заявлениям следует во имя истины давать энергичный отпор.

Между партиями сотрудничества не было никаких разногласий по вопросу о целях и методах датской политики. Эта политика осуществлялась целеустремленно и с полной ответственностью. Три прошедших года доказали, что это единственно правильная политика. Только шовинистические и коммунистические элементы пытались противодействовать ей. Эти элементы стремились подорвать сотрудничество, в результате чего возникло кризисное положение, могущее привести к краху и опасным переменам для страны и народа.

При каждой попытке замазать или исказить эти факты необходимо разъяснять истинное положение вещей. Следует со всей энергией отстаивать правильную точку зрения и разоблачать коммунистическую и шовинистическую агитацию повсюду, где она ведется. Профсоюзные и политические организации неоднократно и заблаговременно указывали, к чему может привести безответственная агитация».

Вооружившись этими указаниями, Расмус Ларсен мог со знанием дела отстаивать правильную точку зрения. Он знал, что нужно говорить, когда возникали споры. В происшедшем несчастье виновны только безответственные шовинистически-коммунистические элементы. Они подорвали ту политику, которая могла бы сохраняться до окончания войны на благо датскому обществу.

Страна продолжала существовать без правительства. Местное самоуправление заседало, дети ходили в школу, газета «Амтсависен» выходила. Административными делами занимались канцелярии министерств, начальники департаментов управляли своими отделами, и во Фрюденхольме почти не чувствовалось изменений. Осадное положение здесь тоже не ощущалось. Бывало, что собирались и более пяти человек. Новости приносили и радио и соседи. Стало известно, что датская армия разоружена, что все солдаты арестованы. Кое-где они оказали сопротивление, но оно было сломлено. Немцы забрали дорогостоящее оружие, автомобили, шерстяные одеяла, сапоги, все это было им необходимо, поскольку дела на фронтах шли плохо. Но моряки затопили все военные корабли, и тут немцам ничем не удалось поживиться.

Генерал фон Ханнекен проявил великодушие в отношении арестованных датских солдат. Он заявил, что, как только позволят технические возможности, они будут освобождены. Это можно было прочесть в газетах.

«Поскольку евреи, которые своей антинемецкой подстрекательской деятельностью и оказанием моральной и материальной помощи террористическим актам и диверсиям, что в значительной степени обострило положение в Дании, благодаря мерам, предпринятым с немецкой стороны, исключены из общественной жизни и лишены возможности в дальнейшем отравлять атмосферу, пожелание, изъявляемое широкими кругами датского населения, будет осуществлено и в ближайшие дни начнется освобождение интернированных датских солдат».

Теперь Мариус Панталонщик мог вздохнуть свободнее. Воздух на его родине наконец-то очищен, и он уже подумывал о том, чтобы отказаться от эмиграции с целью разведения гусей в завоеванных областях. Да он и не слышал более приглашений от правительственной комиссии по восточному пространству. Возможно, что восточное пространство, которое собирались предоставить в распоряжение датчан, за последнее время серьезно сократилось. В своей газете он читал, что отравление евреями датской крови прекращено и датский народ может мирно трудиться во имя европейского будущего. Можно было ходить по улицам, не опасаясь, что придется уступать дорогу толпам евреев. Секта сынов Моисея не властвует более в стране, и отвратительный обряд заклания животных более не должен беспокоить птицеводов. Гордый от сознания чистоты своей расы, Мариус Панталонщик откармливал гусей.

Если злой еврей — продавец мыла, отравлявший ему детство, еще жив, плохи его дела. Мариус высчитал, что ему должно быть теперь сто лет. Но в борьбе против евреев возраст в расчет не принимается. Дом для престарелых евреев в Копенгагене был взят штурмом немцами и датским добровольческим корпусом. Старых парализованных женщин стаскивали с постелей, волокли вниз по лестницам и на грузовиках отвозили в синагогу.

Это происходило вечером, когда на улицы запрещено было выходить. Телефонная связь была прервана. Из немецкого автомобильного парка выезжали грузовики и мчались по пустынным улицам. Шел дождь. Во мраке слышался топот сапог, крики и детский плач. Маленьких детей также бросали в грузовики, чтобы очистить от них датское общество, ибо они отравляли атмосферу и представляли угрозу для немецкой армии.

Но главным образом общество очищалось от стариков и бедноты. От тех, у кого не было знакомых, которые могли бы их спрятать. От стариков с длинными бородами, от мелких торговцев и тряпичников, от всех одиноких и беспомощных. Добровольцы из корпуса «Дания» и вновь созданного корпуса «Шальбург» вели с ними решительную борьбу.

В башенке углового дома на Эстре Фаримагсгаде, 32, жил странный человек. Очень старый, с длинной бородой и черными блестящими глазами. По его собственным словам, ему было около полутораста лет, но он не интересовался временем и не считал годы. Он был алхимик, а алхимики, как правило, доживают до глубокой старости. Его звали Кадос. Он владел искусством кабалистики, знал тайны различных веществ, в его башне было множество колб и пробирок с драгоценными порошками и эликсирами. С ним никогда не могло случиться чего-либо непредвиденного. Его друг, типограф Дамаскус, предупредил его и настоятельно просил переехать к нему на Нёрребро, но Кадос отказался. Он провидит будущее, и ему ведомо все, что произойдет.

Когда молодые добровольцы взломали его дверь, они нашли старого алхимика мертвым. Он сидел на стуле в красивой и величественной позе, как будто спал. Как будто позволил себе немного отдохнуть, чтобы затем снова вернуться к земной жизни и своим занятиям. Они не могли его оскорбить. И удовольствовались уничтожением его бумаг и библиотеки. Так погибло замечательное собрание редких, уникальных изданий. Письма Августа Стриндберга были уничтожены германскими оккупантами.

Смерть старого друга была тяжким ударом для Дамаскуса. Он хотел помочь ему, спрятать его. Но уговорить старого чародея было невозможно. Да и типография Дамаскуса не была надежным убежищем.

Маленькую типографию в один прекрасный день тоже захватили немецкие полицейские. С ними был датчанин — Ольсен. Напомаженный, благоухающий, в элегантном пальто и светлых перчатках, Ольсен представил неоспоримые доказательства, что на Стенгаде в течение долгого времени печатались подпольные газеты. Он неоднократно выносил оттуда шрифты. Ошибки быть но может, хотя Дамаскус был очень осторожен и следил за тем, чтобы в типографии нельзя было обнаружить нелегальных материалов.

— Я знал, что вы слабый человек, Ольсен, — сказал Дамаскус, — но я никогда не думал, что вы способны…

— Заткни глотку! — рявкнул Ольсен.

Теперь нужно было найти подстрекателей Дамаскуса и установить его связи. В Дагмархусе у комиссара по уголовным делам Германсена его сумеют заставить говорить. Там как раз появился человек, умеющий вести допросы. Комиссар познакомился с ним в усадьбе Фрюдекхольм, очень его ценил и признавал его выдающиеся таланты.