Хвала и слава Том 1 - Ярослав Ивашкевич

— Сама пани приехала? Это уж ни к чему, — бормотала она, торопливо застегивая поношенный белый халат и поправляя взлохмаченные волосы.

— Дорогая Сюзанна, — обратилась к ней Оля, — не можем ли мы помочь вам чем-нибудь?

— Пани, дорогая! Ну какая от вас помощь? — довольно невежливо ответила Сюзанна, подбоченясь.

Девушки и пожилые глазировщицы, стоявшие вдоль длинных деревянных, не очень чистых столов, втихомолку посмеивались.

— Тут специалисты нужны.

Кошекова возмутилась.

— Вас, Сюзанна, еще и в помине не было, а я сопливой девчонкой уже стояла вот здесь и смазывала этот трехслойный пирог с изюмом и корицей. Так что меня не поразишь!

Оля, конечно, не могла привести подобный аргумент и поэтому неуверенно поглядывала на Колышко, который откровенно смеялся.

Чтобы разрядить обстановку, Оля обратилась к Сюзанне:

— Ну, как ваша рука?

— А вот так, — ответила Сюзанна, одним движением задрав рукав выше локтя. Почти на самом сгибе сидел огромный красный чирей.

— Чирей с доброе пирожное, — добавила она.

— И вы его не завязываете? — робко спросила Оля.

— Как прорвет, так завяжу, — отрезала Сюзанна.

Керубин нервно хихикал.

Глазировщицы работали за двумя длинными и узкими столами. Из соседнего помещения, откуда несло нестерпимым жаром, маленькие девочки приносили широкие противни с только что выпеченными листами теста. Другие девочки подносили большие фаянсовые миски с приготовленной массой, фаянсовые валики и пестики. В некоторых мисках масса была горячая, зеленого или розового цвета, в других — холодная, приготовленная на растительном масле. Девушки, работавшие в начале стола, ловко рассекали длинными ножами листы печеного теста и передавали их дальше, — здесь тесто смазывали повидлом или холодной массой, затем складывали слои в строго установленном порядке: слой песочного, слой повидла, слой бисквита, кофейная масса и в заключение ореховый или хлебный слой, во всяком случае, что-нибудь темное. Уложенные в таком порядке слои попадали в руки к мастерицам-глазировщицам. Те должны были с молниеносной быстротой вылить на мазурку горячую массу белого, розового или зеленого цвета и так же быстро и притом аккуратно размазать ее по всей мазурке, чтобы и поверхность была гладкой, и слой был равномерным. Длинные ножи, поминутно окунаемые в воду, ловко разглаживали поверхность мазурок. Далее стояли накладчицы, которые быстрыми и однообразными движениями накладывали на тесто сухое варенье. Их помощницы разрезали длинными ножницами зеленые побеги дягиля, сваренного в сахаре, и втыкали их между засахаренными вишнями, абрикосами и кружочками из апельсиновой корки.

— Не думал, что это так сложно, — заметил Керубин, внимательно присматриваясь к работе.

В конце стола работали отдельщицы, у каждой в руках была жестяная лейка, из нее они выдавливали на мазурку марципановые завитушки, а в центре делали несколько украшений «в стиле рококо».

— Как же вы тут управляетесь? — деловито спросила Кошекова у Сюзанны.

— Да вот так. Дело не стоит. Только что отправили в кондитерскую все заказы на пять часов. Сейчас готовим заказы для филиала на Вспульной и на Жолибоже. Взамен двух заболевших глазировщиц я нашла тут одну девушку, из Парижа приехала. Работала там в польской кондитерской. За двоих управляется.

— Это которая? — спросила Оля, но тут же сама заметила новенькую.

Та стояла за столом справа и необычайно быстрыми и точными движениями размазывала горячую розовую глазурь, которую выливала из грязной кастрюли ее соседка. Новенькой нельзя было дать больше пятнадцати лет; это была высокая, худая и довольно некрасивая девочка. В профиль она напоминала хищную птицу. Длинные слипшиеся волосы свисали из-под косынки, обрамляя худенькое лицо. Большие бархатистые глаза метали из-под надвинутой косынки колючие взгляды во все стороны. Без тени смущения взглянула она на приблизившуюся к ней Олю.

— У нас в Париже работают не то что у вас, — сказала она тоном превосходства и передала соседке обмазанную мазурку.

Оля улыбнулась и ответила:

— Вот и хорошо, научишь наших девушек работать.

К столу подошел Керубин. Он пристально вгляделся в девочку.

— А как тебя зовут? — спросил он ее.

— Жермена, — резко ответила она, обрабатывая уже новую мазурку.

Девушки за столом дружно засмеялись.

— Глупая она и упрямая, — безапелляционно заявила Сюзанна, — ее вовсе не Жерменой зовут, а Ядей…

Ядя, попросту Ядя,А как это сладко звучит… —

пропел звонкий голос в дальнем конце стола. Но «Жермена» только нахмурилась.

— Ты давно приехала из Франции? — поинтересовалась Оля.

— Да, уже месяца два, — ответила Ядя низким, хриплым голосом, она явно умышленно подражала voix-canaille. Дядюшке моему что-то в голову стукнуло, вот он и приехал сюда…

— Родителей у нее нет, — вмешалась Сюзанна, — у дяди она воспитывается. А он мастером работает тут, на Праге, на каком-то заводе…

— А в Париже тебе лучше было? — спросил Керубин, ближе подойдя к «Жермене».

Она хмуро посмотрела на него и промолчала. Потом пожала плечами. Высунув язык от усердия, она обмазывала очередную мазурку.

— Конечно! Что за вопрос? — сказала девочка после долгой паузы.

— А как фамилия твоего дядюшки? — спросил Колышко.

— Да ведь вы знаете… — неожиданно ответила она. Ее большие глаза выражали недоброжелательство и презрение, но взгляд был проницательным. — Знаете вы. Зачем же спрашивать? Я вас в Париже видела… Я приносила пирожные в посольство…

— Вот глупенькая, — сказал Керубин, обращаясь к Оле. — Откуда же мне знать, как зовут ее дядюшку? Я ее саму-то в Париже не заметил.

— А дедушка мой — слуга, — совсем приглушенно прошептала «Жермена». — Ну, слуга он у княгини Билинской. Вевюрский его фамилия…

— А, слышал что-то в этом роде, — сказал несколько раздраженный Колышко. — Твой дядя дружит с паном Янушем? Правда?

Девочка пожала плечами.

Тем временем ее соседка, увлеченная их разговором, неосторожно пролила глазурь.

— Смотри, куда льешь, холера! — крикнула Ядя и ударила ее плоской стороной ножа по руке. — Ты что делаешь? — И угрюмо бросила Керубину: — Ну дружит, ну и что?

Колышко взял Олю под руку.

— Пойдемте отсюда, — сказал он. — Мы только мешаем здесь и нервируем панну Жермену. А это во вред мазуркам.

Даже не оглянувшись, он взял Олю под руку и вывел из мастерской. За ними семенили Сюзанна и пани Кошекова.

— Очень способная девушка, — шептала мастерица на ухо сестре хозяина, — очень способная. Но на язык дерзка. Хорошо еще, что не наговорила при господах чего-нибудь похуже.

X

Янек Вевюрский действительно возвратился из Франции несколько месяцев назад и поступил работать на завод охотничьих патронов «Капсюль» на Таргувке. С жильем кое-как устроился у родственницы отца на Виленской. Втроем — с Яной и «Жерменой» — они ютились в одной комнате, а кухня была общая с другими жильцами, которых, кстати сказать, было довольно много. «Жермена», не стесняясь, упрекала дядю и тетю за необдуманное возвращение и отравляла им все свободные вечера, но Яна поддерживала мужа и притом совершенно искренне, так как она и в самом деле была рада, что вернулась в Польшу. Разумеется, ей лучше было бы в деревне, поближе к родне и вообще на родной сторонке, но с Янеком можно было жить, в конце концов, и в Варшаве. Вот только с Ядей были сплошные огорчения.

Девушка она была проворная, толковая, быстро усваивала любое новое дело, но зато и с работы ее выбрасывали быстро. Ни в Париже, ни в Варшаве она не задерживалась долго на одном месте.

У Янека дела складывались недурно, хотя зарабатывал он мало. Работа ему нравилась, люди тоже. «Капсюль» был старой варшавской фирмой с немного патриархальным укладом. Сам завод возник, собственно, не так давно и выглядел еще как новый, но у колыбели его стояла старая варшавская фирма Губе и Злотого «Наездник и охотник», которая помещалась в больших торговых залах на первом этаже дома Замойских на Иовом Святе. В купеческих кругах Варшавы ходил анекдот: «Почему фирма называется «Наездник и охотник?» Потому что Губе охотится, а Злотый на нем ездит верхом».

Завод находился на Таргувке; в недавно выстроенных корпусах выпускали капсюли и готовые охотничьи патроны. Рядом с двумя большими корпусами начали возводить огромную, высотой в шестьдесят метров башню для производства дроби, которая, как известно, образуется в результате падения расплавленного свинца с очень большой высоты. Янека поначалу поставили каменщиком на строительство башни. Работа была тяжелая и сложная, потому что кирпичи клали по бетону. Но у Губе, как у истинного охотника, был наметан глаз на бойких и умных людей, и он вскоре перевел Янека в цех — сначала на резку картона, а потом и на токарный станок, который обрабатывал металл для капсюлей.