Грусть белых ночей - Иван Науменко

Гул пальбы нарастает. Артиллерия бьет по горе непрестанно. Рота поднимается, десять — пятнадцать метров бежит, залегает снова. Душу Василя охватывает безразличие. Даже мелькает странная мысль: хорошо, если б ранило в руку или в ногу. Отлежался бы в госпитале, отоспался...

Несчастья нахлынули на Костю одно за другим. Вчера он наелся мяса, не зная, что это конина. До самого восхода солнца его рвало, выворачивало все нутро. Кажется, теперь в желудке одна лишь желчь. Есть ничего не хочется.

Утром Косте передали письмо от матери. Измятый треугольничек, посланный еще в апреле в адрес запасного полка. Кто-то сверху проставил цифирки новой полевой почты. Наверное, в запасном полку теперь знают новый адрес.

В письме мать пишет: прислали похоронки на отца и брата Максима. Костя догадывался, что отец и брат Максим погибли. Иначе — давно отозвались бы. Местечко освободили еще осенью прошлого года. И не могли брат и отец так долго молчать. Но догадываться — одно, а знать — совсем другое. Теперь Костя знает, что отец погиб под Сталинградом в январе сорок третьего, Максим — через полгода — на Курской дуге.

«Отец лежит под Сталинградом, меня убьют под Ленинградом», — думается Косте. Если даже не убьют, прежней жизни уже не будет. Никогда не будет. И никогда уже не блеснет даже что-нибудь похожее на то, что было.

Костя хорошо прожил семнадцать лет. Отец работал грузчиком; окончив шесть классов, на станцию, в погрузконтору, пошел работать старший брат Максим. Старший брат, отец были рослые и сильные, как дубы. Мать тоже рослая и дебелая. Костя же удался невысокого, даже маленького росточка и от этого страдал. Ему хотелось быть похожим на отца, старшего брата. Казалось, что все видят его недостаток, и внутренне он был всегда напряжен, готов к отпору. Раз или два хлопцы, с которыми он дружил, обозвали его недоноском, он бросился на них с кулаками, но перевес был не на его стороне. Его легко уложили и отлупили.

Уже в школе, обнаружив, что есть на свете турник, гантели и другие спортивные снаряды, Костя решил закалиться, стать сильным. До изнеможения упражнялся на турнике, обливался холодной водой и к четырнадцати годам многого добился. На зависть и к восторгу всех школяров, он и еще двое-трое старшеклассников крутили на турнике «солнце», делали другие сложные упражнения, были первыми в поединках волейболистов.

Костя словно обдуманно дружил с высокими, физически сильными одноклассниками. Один из них, Степан Лобач, по прозвищу Вол, огромного роста, широкоплечий пучеглазый парень, был вдвое тяжелее Кости, но свалить его не мог: верткий Костя не давался. А Мишу Цукара, прозванного нм Сурком, парня, который на целую голову был выше его, Костя легко, без особых усилий клал на лопатки.

В Костиной семье все — отец, мать, старший брат — были рассудительными, не любили ссор, а вот Костя рос злословцем. Ему нравилось высмеивать всех — и взрослых и ровесников, он легко придумывал смешные, нелепые прозвища, и прозвища эти приживались.

В школе его ценили за математические способности. Он дорожил подобным мнением одноклассников, решал дополнительно задачи из старых задачников. Не было для него лучшей награды, как выйти к доске и решить задачу, если никто в классе не мог ее решить. Это были особенно дорогие минуты его триумфа. Учительница математики, жена директора школы, острая на язык и хитрая женщина, Костю уважала. Он был ее опорой в классе. Ее муж, который вел ботанику, зоологию, анатомию человека, а в девятом классе объяснял школьникам теорию Дарвина, наоборот, невысоко ставил Костю. Ведь все остальные школьные предметы, исключая разве что географию, Костю мало интересовали.

Лежа за валуном, предаваясь власти воспоминаний. Костя видит свой двор, огород, сад. Ничего особенного как будто. В саду только две яблони, вишня, слива, остальные деревья — дикие груши. В те лютые морозы, когда шла финская война, половина яблонь, слив вымерзла, а вот дички уцелели все. Мелкие их плоды становятся вкусными только поздней осенью. Костя любил собирать дички. Околачивал, ссыпал в дежку, перекладывая их сеном. После покрова, когда на огороде уже не найти ничего, а яблоки на базаре продаются по дорогой цене, он с удовольствием лакомился этими дичками.

Атака. Перебежка. Валуна поблизости нет, Костя бросается под выворотень. Елку, наверное, вывернуло ветром, корни ее повисли с комьями земли. Вражеский дот строчит непрестанно. Не дает поднять головы. «Убьет, — думает Костя с холодной тоской. — Тонна железа, камней на каждый квадратный метр. Удобно держать оборону в краю сплошных камней. Кто бы там ни был. Укрылся в каком-нибудь каменном мешке — и стреляй оттуда. Сам будешь цел, а тех, кто наступает, накосишь немало...»

Вспыхивает синее пламя. Одновременно с грохотом взрыва Костя ощущает удар по руке. Будто кто-то сильно стукнул палкой. На запястье показывается кровь. «Ранен, — мелькнула мысль. — Может, уцелею. Осколок дважды в одну точку не попадает».

Вытащив здоровой левой рукой индивидуальный пакет, который на всякий случай положил в брючный карман, Костя раздирает его зубами. Приподнявшись и опершись на вздрагивающий локоть, левой рукой перебинтовывает правую. Чувствует: рана небольшая. Но крови много. С локтя кровь натекает в рукав, и от этого неприятно.

Снаряды рвутся реже. Костя понемногу веселеет, как бы настраиваясь на волну спокойных, рассудительных мыслей. В эту руку осколок больше не попадет. Есть другие уязвимые места — левая рука, голова, живот, ноги. Если его еще раз заденет, он пойдет в тыл, в медсанбат.

Забывшись в краткой полудреме, снова видит Костя родную хату. Она стоит на углу двух улиц — Советской и Вокзальной. Продолговатое строение с двумя печными трубами. Во второй половине хаты жил квартирант — старший пожарник Иван Пашкевич, крупный неуклюжий мужчина, который ни зимой, ни летом не снимал синей долгополой шинели. Пожарник был безобидным человеком, но Костя любил над ним потешаться. Выдумал, что ночами Пашкевич не спит, изобретая необычный огнетушитель. Ночью раз десять зажигает в печи, а затем гасит огонь.

Под хохот хлопцев он плел про пожарника множество всяких небылиц. Как будто изобретенную им смесь, от которой сразу гаснет пламя, квартирант помещает в железные ящики, запаивает их и посылает в другие пожарные команды с такой надписью: «Изобрел и придумал своей головой в собственном кабинете алхимик Пашкевич Иван».

Где теперь Пашкевич? Призвали в армию в первый день войны. Его тихая жена куда-то выехала.

На поляне появляется Чубуков. Кричит, перекосив черный рот. С наганом в руке бегает меж камней и выворотней. Подымает людей, показывая на дорогу. На ней три танка. Стоят один за другим, рокочут моторами. На гору поползут танки.

Увидев, что рука забинтована, Чубуков приказывает Титку идти в тыл. Но Костя не повинуется. Пригибаясь, припадая к земле, пробирается к танкам. Кое-кто из бойцов, держась за скобы, лезет на броню. Косте же нельзя, правая рука ранена, в левой — автомат. Из отделения на переднем танке Лебедь и партизан Рагомед. Лицо у Рагомеда спокойное.

Опять Костя в полубреду. Кажется: не на танке сидит широколицый Рагомед, а в кузове полуторки, везет на плодоовощную базу колхозную картошку. Если не хватало места в кабине, колхозники всегда сидели в кузовах на картошке. На углу улицы перед Костиной хатой полуторки часто останавливались. Люди, разминая ноги, шли во двор, вытаскивали из колодца ведро с водой. Припав к железному ободку, жадно пили.

Первый танк, проскрежетав траками по мелким камням, которыми усыпана дорога, трогается. Огонь с вражеской стороны опять усиливается. Бойцы плотнее прижимаются к броне.

Метров пятьдесят, стреляя на ходу, прошел танк по дороге. На повороте в него попадает снаряд. В башню, где самая крепкая броня. Высекая искры, осколки царапают броню. Со стоном сваливаются на землю двое бойцов. Лебедь с Рагомедом сидят.

Взрывы снарядов и мин все чаше. Видно, танки заметили с той, вражеской стороны. Все кругом словно бы наполнено воем, визгом, скулежом.

У Кости мелькает мысль, что если они с Лебедем уцелеют, вернутся живыми домой, то будет о чем рассказать про бои на поросшей соснами каменной гряде. Но он тут же отгоняет эту мысль. В прежние времена поэты прославляли войну, военные подвиги, но о войне, которая идет здесь, лучше смогут рассказать математики. Они могут точно высчитать, сколько снарядов, мин, осколков, пуль прошивают каждый квадратный метр земли в каждую данную единицу времени и как много людей может при таком огне уцелеть. Никакой романтики, сплошная статистика. Смельчак ты или трус — результат один. Железный цеп, непрестанно молотящий, найдет и ударит. Абсолютная власть техники, перед которой человек беспомощен...

Мощный взрыв потрясает танк. Из-под башни валит черный, дегтярный дым. Как горох с танка сыплются бойцы.

Костя, который шел вслед за танком, падает наземь. Зная, что танк может взорваться, ползет с дороги, помогая себе раненой рукой. Через мгновение ощущает сильный — точно железным молотком — удар в голову. В глазах скачут зеленые, желтые, алые круги.