Генофонд нации - Владислав Виноградов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Скотч набирал номер телефона.
Людмила стала вполоборота к двери парадной, ноги на ширине плеч, пистолет опущен стволом вниз.
Стрельба по силуэтам. Все просто.
На четвертом этаже «хрущевки» светились знакомые окна…Красная «Ауди-100» влетела в тихий дворик, когда все уже было кончено.
Два тела, пистолет и гильзы на снегу. Взбегая на четвертый этаж, Токмаков подвернул ногу, доковылял, держась за перила.
Пистолет не доставал, и так было ясно, что план по трупам на сегодня выполнен без его помощи.
Из распахнутой настежь двери квартиры тянуло газом. Альбина Павловна стояла на пороге, держа за руку Кирюху. Глаза у обоих были квадратные.
– Что с Людой?
– Ушла…
Токмаков не стал больше ничего спрашивать. Раз ушла, значит, жива. А ему надо быстрее вернуть взятую напрокат «Ауди» на место. И не забыть в машине тросточку Стреляного. Для кого-то улика, для него теперь – память.
На улице он стянул кепку и подставил лицо снежинкам, благо небо на них не скупилось. Снег шел еще гуще и чаще. Заворачивалась настоящая метель. Вероятно, в небесной канцелярии, обидевшись на учиняемый на подконтрольной территории беспредел, решили посильно ответить на него.
Но ответ был явно неадекватным. Вот если бы метель была свинцовой!
Подумав об этом, Токмаков поднял с земли отработавший ТТ, снял затвор с затворной задержки – мастерица стрельбы по силуэтам высадила всю обойму – и заткнул за ремень джинсов.
Еще один сувенир на память.Глава одинадцатая Отчет по командировке
1. Знающий не говорит, говорящий не знает
В Нью-Йорке Карела Бредли на каждом шагу радовала весна, – теплая, солнечно-золотая, как свежеотчеканенный червонец. Такими монетами Российское правительство при Ельцине намеревалось выплачивать долги бюджетникам. Естественно, из этой затеи ничего не вышло. Золотые монеты канули в прошлое вместе с двумя Великими державами – СССР и Российской империей, где они имели хождение.
Нынешнее государство с аббревиатурой РФ, как убедился вернувшийся оттуда только позавчера Карел Бредли, на титул Великой державы и золотые монеты претендовать не могло. Там царила зима, там было неуютно и холодно, словно в аду до того, как запустили в эксплуатацию первую кочегарку. Но и эта страна, к которой он отнесся столь пренебрежительно, сумела нагнать на него страху!
Бредли невольно поежился. Матка Боска Ченстоховска! Спасибо тебе, что я благополучно унес свои старые кости из этой страны! И вытащил мерзкую девчонку, которая по нелепому стечению обстоятельств является моей дочерью!
Застегнув пальто, хотя термометр показывал десять градусов выше нуля, Карел продолжил путь. Да, нью-йоркская весна всегда напоминала ему весну Пражскую. Правда, только здесь – в знаменитом Центральном парке американского мегаполиса, по дорожке которого Бредли сейчас шагал, торопясь на встречу с Робертом.
На сей раз Роберт, куратор из разведслужбы, известный своим пристрастием к сладкой китайской кухне, назначил ее не в дорогом ресторане «Чайна гриль» на 49-й авеню, а в забегаловке «Золотая креветка» в районе 60-х улиц. Тоже, в принципе, центр, но в данном случае это было плохим знаком.
Проходя мимо известной скульптурной группы «Алиса в Стране чудес», Бредли пробормотал, неизвестно к кому обращаясь:
Ветер кружит золотые листья
По аллеям Пражского кремля…
Роберт встретил Бредли дежурной американской улыбочкой:
– Я прочитал ваш отчет по командировке. Поздравляю…
– Спасибо!
– Не за что. На третьем десятке лет нашего сотрудничества вы наконец-то научились составлять донесения… Липовые.
– Что?
– Только не делайте удивленные глаза, – произнес Бредли, вылавливая кубики ананаса из блюда с креветками. – Пора бы уж понять, что наше ведомство обладает возможностями контролировать агентуру. До сих пор у нас не было повода для сомнений. Или у вас, наш дорогой Карел, не находилось достаточных оснований, дабы водить нас за нос.
Бредли поперхнулся. Чертовы устрицы не лезли ему в горло. Поэтому в ответ он сумел промямлить лишь нечто невнятное.
Не убирая с лица улыбки и одновременно продолжая есть – редкая способность, присущая только коренным американцам, – Роберт красочно описал последние сутки пребывания Карела Бредли в Саратове. От коктейлей «Б-52» с черноусым полицейским, чья фамилия в произношении Роберта трансформировалась как Гай Вронский, и до решительного вторжения людей этого полицейского в ларек одной торговки восточными сувенирами.
– Учитывая долгие годы нашего плодотворного сотрудничества, – высокопарно сказал Роберт (верный знак того, что беседа ведется под аудиоконтролем), – я разрешаю вам, Карел, написать дополнение к предыдущему сообщению. В нем вы обязательно укажете номер счета господина Гай Вронского, и сумму, которую ему перечислили, а также обусловленный с русским способ связи.
Бредли протестующе поднял было руку, но Роберт одарил его таким взглядом, что оставалось ответить только одно:
– Будет исполнено.
Роберт кивнул и молча пригласил Бредли к выходу.
…Они шли по аллеям Центрального парка, два человека среднего возраста, разговаривая уже свободнее, без аудиоконтроля и лишних свидетелей.
– Но что я мог сделать, Роберт? – вопрошал Карел Бредли, взмахивая увесистым зонтом-тростью. – Что? Ведь она все-таки моя дочь! Кто мог подумать, что мерзавка свяжется с криминалом!
– Пусть первым в нее кинет камень, кто сам без греха, – процитировал Роберт Новый Завет. – Вспомни себя в ее годы. Разве тебе не хотелось романтики?
Карел Бредли даже остановился:
– Романтики? Ну, ни черта себе! Я запер девчонку дома, рядом сидят два частных детектива, но все равно я вздрагиваю от каждого звука: не пришел ли этот ее черномазый, как там его… Ривейра, Мендоса?
– Ривейра, – подсказал Роберт, подхватывая Карела под локоть и увлекая дальше по дорожке. – Его звали Ривейра.
– А вы откуда знаете? – не удержался от глупого вопроса Бредли, с запозданием уточнив: – Звали?..
– Ну да, звали, – подтвердил Роберт. – Передозировка – обычная смерть наркомана, что тут удивительного. Больше он не придет на свидание к малышке Герди. Можешь разбирать свои баррикады.
По привычке Бредли мысленно вознес хвалу своей небесной покровительнице – Матке Боской Ченстоховской. Но не спешил благодарить своего земного опекуна и куратора. Раз он вмешался в это дело, да еще столь кардинально, значит…
– Так вы знали об этой поставке героина и заранее выпасали Гертруду?
Роберт на секунду задумался. Потом сказал:
– Знающий не говорит, говорящий – не знает.
Карел Бредли нехотя кивнул головой. Вероятно, эту мудрость Роберт почерпнул из записочки, которые вкладывают в сладкие рисовые лепешки китайские кулинары. То-то он не выбросил сразу эту бумажку, а скатал в шарик, который до сих пор держит в руке – глаз у Карела был набит на мелочах.
Но замечал он и объекты покрупнее, вроде тех, что легкой трусцой приближались по дорожке. Центральный парк – место, где нью-йоркцы расслабляются, беззастенчиво валяясь на газонах, занимаясь столь любезным их сердцу бегом. Обычно зрелище бегущих вызывало у Карела сострадание. На этот раз все было наоборот.
По дорожке Центрального парка к офицеру спецслужбы и его верному агенту приближались два подростка. Смуглая кожа, черные глаза – в них за километр угадывалась горячая южная кровь. Они бежали им навстречу в ярких спортивных костюмах, хотя приличным молодым людям полагалось бы в это время долбить гранит науки. Как он долбил его когда-то в Московском университете.
Карел вдруг припомнил последние строчки четверостишия, которые забыл много лет назад:
Ветер кружит золотые листья
По аллеям Пражского кремля,
И бредет дорогою тернистой
Неспокойная душа моя.
Однако Роберт отнюдь не разделял идиллического настроения Карела Бредли. Напротив, его лицо вдруг побледнело, а правая рука скользнула в карман плаща. При этом из нее выпала скатанная в комочек записка из китайского ресторана, а уже в следующую секунду блеснул хромированный «дерринджер» 45-го калибра.
Роберт не успел даже взвести курок. Два парня, не замедляя бега, дуплетом ударили из двух стволов. Закончив работу, они как ни в чем не бывало потрусили дальше.
Ослепленный вспышками, оглушенный выстрелами, Карел упал на колени рядом с куратором. Так закончился отчет по командировке, а нового Бредли писать не будет. Сразу понял он и то, что Роберт мертв – мертвее не бывает. Искать у него пульс, щупать сонную артерию было бесполезно. Бежать – тоже, перехватят у выхода.
А вот она, косая, тут как тут: прямо по зеленому газону к нему мчался мотоциклист в черной коже. Притормозив, махнул рукой:
– Сюда! Шевели костями, старый ишак! Или тебе охота перетирать с копами?
Прибывшая через пять минут полиция застала на дорожке парка еще не остывший труп. Наиболее серьезной уликой, обнаруженной на месте преступления рядом со стреляными гильзами, детективы посчитали скатанную в комочек записку на рисовой бумаге: «Встретимся за облаками. Ривейра».