Дева и Змей - Наталья Игнатова

— А ты убьешь?

— С учетом обстоятельств, вряд ли я теперь стану хранителем Кристалла.

— А если все-таки станешь?

— Ты же сам сказал: первое, что придет мне в голову — это уравнять положение.

— Значит, убьешь?

— Иди к черту, Гиал! Родственные связи нашей семейки запутанней, чем в мыльных операх… — Сын Дракона вздохнул, — жаль, что мы не актеры. Нет. Не убью.

— Это одно из твоих преимуществ, — заметил Единорог: — Для тебя важно то, что для других не имеет значения. Родственные связи… знаешь ведь, большинство из нас просто не представляет, что это такое.

— Смешной ты иногда, враг мой. Это не преимущество — это такая же глупость, как… как все, что я делаю. Но ты можешь, когда хочешь, мыслить здраво. Я не могу убить Владычицу, но могу урезать ее возможности.

— Ты и так выгнал ее из Тварного мира. Можно ли сделать больше?

— Конечно, — Эйтлиайн достал сигарету, — можно, если не лететь в атаку, как носорог, и не губить зря отборных рыцарей. Бантару застал меня врасплох — честь ему и хвала. Но я же Улк, — он усмехнулся, прикуривая, — я мстителен. Народы Сумерек любят тебя, мой светлый враг — тебя все любят, и только Сияющая предала. Народы Сумерек пойдут за мной. Просто для того, чтобы сделать Владычице гадость.

— А тебе — за то, что убил меня?

— Так я же злодей, — ласково напомнил принц, — я же…

— Улк.

— Да. И чего от меня ждать, кроме немедленной казни заложника? Я закрою народам Полудня путь на Межу. Это немного уравновесит наш бедный мир, позволит выиграть время, и, может быть, мы дождемся рождения властелина.

— Прости, если обижу, но тебе лучше не ждать, а что-нибудь… э-э-э… сделать. Взять черный меч сможет только твой сын.

— Ты научился язвить, Гиал? — уточнил Эйтлиайн. — Или так проявляется твое простодушие?

— Я извинился.

— Вот именно, причем заранее.

Эйтлиайн

Что бы я без него делал, без наивного воплощения мудрости и чистоты? Маялся головной болью, это как минимум. А может, впал в апатию, проклиная свою несчастную судьбу и манеру влюбляться в женщин, которым я не пара. Интересно, два раза — это уже привычка, или все-таки еще совпадение? С другой стороны, в прошлый раз я взалкал мести и развил бурную деятельность, а на то, чтобы от души себя пожалеть, как-то не осталось времени. Вот и теперь, в больную голову пришло множество идей, тоже не очень здоровых, но зато не столь далеких от действительности, как… Элис моя, Элис! Есть только один способ уйти от Улка — умереть и попасть на Небеса. Но путь на Небеса закрыт для тех, кто отказался от Белого бога. Любовь моя, Элис, серебряная звезда, ты боишься меня? Да. Ты боишься мстительного, жестокого Змея, и если я скажу, что никогда тебя не обижу, ты не поверишь.

Ну, и не надо! Что уж, теперь-то?

Убийца я, самому противно, не удержался, поддался гневу… Я не понял, просто не понял, как можно, владея подлинным сокровищем, что-то искать в грязи? Оскорбления простить не смог — он же оскорбил ее, мою Элис! Я не должен был сам убивать его. И я ничего уже не могу исправить. Даже вернувшись назад, даже вернувшись туда, где еще не знал ее… Этот смертный убит моими руками, а то, что делаю я, изменить невозможно. Вернуть его я могу, забрать из царства мертвых его неверующую душу, попросить Гиала возвратить жизнь его телу, воскресить. Да, это — пожалуйста. Но станет еще хуже.

Может быть хуже? Конечно.

Он снова обманет и снова умрет, и Элис будет еще больнее, и в любом случае я опять окажусь виноват в его смерти. Даже, если пальцем не шевельну. Даже, если Розенберга убьют слуги Владычицы.

Да нет, убьют его все равно мои гиолли [64] — слуг Сияющей я сюда не пущу.

А в сравнении с бонрионах Полудня, у меня много преимуществ. Так, например, Владычице служат только живые, а на моей стороне сражаются и мертвецы. Поэтому первым делом я направился к прадеду и забрал у него всех, кого сжег Бантару. Мои лиилдур не успели даже заскучать, хотя царство мертвых небогато развлечениями, особенно для тех, кто живет войной и убийствами.

Галлар был доволен. Собственно, для лиилдур, что я ни сделаю — все хорошо, но в этот раз кианнасах осмелился поблагодарить меня. Значит, проняло, иначе Галлар не рискнул бы заговорить без разрешения. И та часть меня, которую можно считать человеческой, посочувствовала исцелившимся было больным, на которых с новой силой обрушились напасти.

Ну а что делать? Мир без болезней возможен только под властью Сияющей. Вот если бы она умудрилась изгнать моих подданных из Тварного мира, смертные мало того, что забыли бы, как болеть, они еще и разнообразные травмы научились бы самоицелять за считанные мгновения.

А нам вспышки эпидемий и рецидивы самых разных заболеваний пошли только на пользу: разочарование смертных — высокоэнергетическая смесь из множества прекрасных чувств, и мне пришлось вложить в подготовку к боевым действиям гораздо меньше сил, чем рассчитывал. Может, имеет смысл регулярно отдавать Галлара прадеду? На время, разумеется. Люди никогда не устанут разочаровываться, потому что не устают надеяться.

Оставалось разослать подкрепления по гарнизонам межевых крепостей, но это уже задача не моя, а командиров.

Когда я вернулся на Землю, ночь была на исходе, и Белый Бык мычал где-то за горизонтом. Жаль, я так и не увидел заката. Помню только розовое небо да странный цвет облаков, а все действо состоялось, пока светлый рыцарь возвращал меня к жизни.

Упрямство — достоинство ослов, но я остался на крыше замка, дожидаясь, когда покажется Бео, и провалился вниз, только услыхав фанфары мэйдин киоллон [65].

— Ты ничему не учишься, — укорил Гиал, глядя, как я ковыляю в спальню.

Это неправда. Я учусь, но не желаю изменять привычкам. Когда для мира настанет Последний День, я останусь на крыше и обязательно дождусь восхода, и пусть Бантару поднимет меня на алмазные рога — это будет уже не обидно. Очень скоро и он окажется в том же пламени, в серном озере, в геенне огненной — там и поквитаемся.

Элис дождалась, пока разойдутся прихожане, и вошла в прохладу опустевшей церкви, решительно направившись к ближайшему молодому человеку в темном длиннополом одеянии:

— Извините, вы не подскажете, где я могу найти пастора Гюнхельда?

Священник — или кто он там? монах? — даже не посмотрев на нее, пробормотал себе под нос:

— Подождите здесь, я позову.

И поспешил через молельный зал в дальний, плохо освещенный угол. Там, наверное, была какая-нибудь незаметная дверь, вход в ризницу, или какие-нибудь служебные помещения.

Элис посмотрела на пол, на цветную мозаику и отошла к стене — при мысли о том, что у нее под каблуками может оказаться изображение Змея, стало не по себе. Может, в попирании врага ногами и есть толика здравого смысла, но Элис не хотелось прикасаться даже к картинке. А хотелось ей обойти алтарь и снова увидеть красивое лицо, и гордый разворот плеч, и длинные волосы, похожие на черный тяжелый шелк. Просто посмотреть…