Степень вины - Ричард Паттерсон

Шарп повернулась к Марии.

— Да, — не задержалась с ответом Мария. — Я не сказала об этом полиции.

— И вы убеждали их, что единственная цель вашего свидания с Марком Ренсомом связана с вашей работой.

Мария ответила не сразу:

— Мне не следовало так говорить. Это было сказано по оплошности.

— По оплошности? А вы не рассказывали инспектору Монку довольно складную историю о сенсационности кассеты Лауры Чейз, о вашем интересе к этической проблеме купли и продажи чужих секретов?

Мария выпрямилась в своем кресле.

— Я говорила правду, — спокойно произнесла она. — Только не сказала инспектору Монку, что среди секретов, которые Марк Ренсом сделал предметом купли-продажи, был и мой. Поскольку, как я уже говорила, мне было очень стыдно.

И снова Шарп несколько замешкалась, но тут же нашла новое направление атаки.

— Диалог с мистером Ренсомом — вашего сочинения? Якобы он говорил вам, что правда важнее врачебной тайны и всяких нежностей и для живых, и для мертвых?

Мария холодно взглянула на нее.

— Он на самом деле говорил это. Лаура Чейз была мертва. Я — жива. — Она помолчала. — Марк Ренсом собирался использовать секрет Лауры Чейз, чтобы заработать деньги, а мой менял на половой акт.

Шарп энергично кивнула.

— Что вы имели в виду, когда сказали инспектору Монку, что с удивлением обнаружили Марка Ренсома одного? Говорили вы так?

— Да. Говорила. — Мария помолчала. — Как я и сказала, я не ожидала шантажа.

— Не ожидали, поскольку, как вы говорили инспектору Монку, рассчитывали, что Марк Ренсом пригласит журналиста?

— Да.

— А вот это уже была не оплошность, так ведь? Это просто ложь. — Шарп выдержала паузу. — Ложь, придуманная для того, чтобы скрыть истинную причину вашего прихода.

Судья Мастерс повернулась к Марии, ждала ее ответа.

— Я не знаю, почему я так сказала, — ответила Мария. — Наверное, потому, что была испугана и в смятении.

— Но вы ведь на самом деле не ожидали встретить там других журналистов?

— Нет, не ожидала. — Мария снова помолчала. — Но и не шла с целью убить Марка Ренсома.

Шарп обернулась к судье:

— Заявляю, что последняя фраза не является ответом на вопрос.

— Согласна, — отозвалась судья Мастерс. — Мисс Карелли, еще раз повторяю, ограничивайтесь только ответом на заданный вопрос. — На лице ее заиграла тонкая улыбка. — В конце концов, здесь муниципальный суд. У нас более высокие требования, чем на президентских дебатах.

В задних рядах раздался смех. Но Пэйджиту было не до веселья, это несколько пренебрежительное замечание сказало ему, что Мастерс решила не вмешиваться в словесный поединок Марни Шарп с Марией. Тень досады мелькнула на лице Марии.

— Прошу извинить меня, — обратилась она к судье. — Обвинение в убийстве вызывает сильные эмоции. Постараюсь впредь сдерживать их.

— Пожалуйста, постарайтесь. Для вашего же блага. — Кэролайн Мастерс обернулась к Шарп: — Продолжайте.

Пэйджит подумал, что, пожалуй, он единственный, кто заметил, что атмосфера в зале стала заметно холоднее.

— Поговорим, — неторопливо заговорила Шарп, — о случае эрекции Марка Ренсома. Или случаях. Сколько у него их было — один или два?

— Членов?

— Нет. — Шарп сохраняла фатальное спокойствие. — Случаев эрекции.

— Я не понимаю.

— Вы сказали инспектору Монку, что у Марка Ренсома наступила эрекция, когда он слушал запись с Лаурой Чейз, правильно?

Мария кивнула:

— Он хотел показать мне, что его член отвердел.

— Это было задолго до того, как он пытался изнасиловать вас?

Вид у Марии стал озадаченный.

— Я не знаю, когда это у него получилось. Заметила только, когда он коснулся моего колена.

— Это было задолго до того, как он пытался вас изнасиловать?

— Минут за пять, наверное.

— Почему у Марни такой интерес к эрекциям? — прошептал Пэйджит Терри.

— Не из зависти, — тоже шепотом ответила Терри. — Случай с Раппапорт, я вам говорила, она намекала на импотенцию. Она что-то знает — или думает, что знает.

— Мне это совсем не нравится, — пробормотал Пэйджит.

Шарп приблизилась к Марии:

— И, как вы показали, когда он приспустил брюки, у него тоже была эрекция.

— Да.

— И вы еще помните одну подробность — он поглаживал его.

— Да, я помню это.

— Сейчас вы больше помните об эрекции, чем тогда, когда рассказывали инспектору Монку, — ему вы сказали что-то типа: «Была эрекция. Мне было не до ее особенностей».

— Я была в шоке, — после небольшой паузы ответила Мария. — Прошло время, теперь некоторые детали прояснились.

Шарп заговорила резко, отрывисто:

— Почему же не прояснилось ничего относительно того, как порвались колготки? Или почему вы закрыли окна шторами? Или относительно того, что вы делали в коридоре? Или по какой причине вы бродили по номеру? Почему это детали, касающиеся только эрекции мистера Ренсома?

— Я не знаю. — Мария замолчала, будто пытаясь вспомнить. — Думаю, некоторые моменты остаются в нашем сознании из-за того, что производят отвратительное впечатление, а когда шок проходит, всплывают в сознании во всей своей ужасающей отчетливости. — Она обернулась к судье: — Один из таких моментов — когда Марк Ренсом слушал Лауру Чейз, описывающую надругательство над ней, и поглаживал свой член. И в этом он весь.

— Предлагаю признать, что ответ дан не по существу вопроса, — заявила Шарп.

Мгновение Кэролайн Мастерс молчала, разглядывая Марию.

— Предложение отклоняется, — небрежно произнесла она. — С риском зайти так же далеко, как большинство мужчин, вы начали выпытывать об эрекции и получили ее.

И снова приглушенный смех в зале. Сама Кэролайн Мастерс не улыбнулась, но наблюдавший за ней Пэйджит и без того уже понял ее настроение: все слова и жесты говорили о том, что она вполне оценила фантазию и изобретательность Марии, да и кассета Стайнгардта оказала свое пагубное действие. Шарп продолжала:

— Это была та же самая эрекция, про которую вы сказали, что «член отвердел», или другая? Иными словами, был ли мистер Ренсом все время возбужден с того момента, когда вы сидели на диване?

Мария снова задумалась.

— Я, конечно, не следила за этим. Но думаю, да.

— А сколько времени от того момента, когда вы впервые заметили у него эрекцию, до того, когда застрелили его?

— Трудно сказать. Минут десять, не меньше.

— И в течение этих «десяти минут, не меньше», как вы говорите, Марк Ренсом уговаривал вас вступить с ним в половую связь.

— Да.

— И повалил вас на пол.

— Да.

— И боролся с вами.

— Да.

— И стягивал с вас колготки.

— Да.

— И наваливался на вас.

— Да.

— Потом ударил вас.

Голос Марии становился все глуше:

— Да.

— Царапал вам горло.

— Да. Подтверждаю все это.

— И после всего этого замер, слушая голос Лауры Чейз.

Мария коснулась ладонью лба.

— Да, — тихо вымолвила она.

Шарп смотрела на нее в упор.

— И все это время, время большого нервного и физического напряжения, этот пятидесятишестилетний человек сохранял эрекцию.

Мария недоуменно взглянула на нее:

— Я так не думаю. Я на самом деле не знаю, что ответить на это.

Отвернувшись от Марии, судья Мастерс недоуменно посмотрела на Шарп.

— Может быть, — прошептала Терри, — Марни хочет просто дискредитировать показания Марии?

— Думаю, что это не так, — возразил Пэйджит. — Она же говорила, что у нее есть свидетельство, которое может опровергнуть показания.

Тень тревоги мелькнула на лице Терри.

— Да. Говорила.

А Шарп уже начинала новую атаку:

— Вы показали инспектору Монку, что стреляли с расстояния в два-три дюйма, так?

— Я уже объясняла, в каком была состоянии в то время.

— И вы говорили полиции, что, когда зашли в номер, окна были закрыты шторами, правильно?

После второго вопроса Пэйджита охватило беспокойство. Он понял: Шарп решила продемонстрировать все факты из показаний Марии, которые расходятся с данными экспертизы и словами свидетелей.

— Протестую, — выкрикнул он. — Об этом уже спрашивали, ответ получен. Сколько раз мисс Карелли повторять одно и то же?

Шарп хотела что-то сказать, но судья сделала предостерегающий жест.

— Я намерена позволить это, мистер Пэйджит. Пусть мисс Шарп докажет то, что собиралась доказать.

— Да, — быстро произнесла Мария. — Это то, что я говорила вначале.

— Но, как вы слышали, мистер Агилар показал другое.

Мария смотрела Марни Шарп прямо в глаза.

— Слышала.

— И сегодня вы признали, что сами опустили шторы.

— В тот день, когда погиб Марк Ренсом, я была в шоке. У меня остались смутные обрывки воспоминаний.