Меч над Москвой - Иван Стаднюк

Неожиданно с угла здания послышался звонкий девчоночий голос:

- Генерала Чумакова просят зайти в палату!

Федор Ксенофонтович оглянулся на голос, увидел молоденькую санитарку в белом халате и белой косынке. Поднялся, взглянул на наручные часы: было ровно семнадцать. Зачем понадобился в столь неурочную пору?

В палате застал своего лечащего врача - полнотелого военврача третьего ранга - и замполита госпиталя - полкового комиссара, уже немолодого мужчину с грустными проницательными глазами. Оба они были чем-то обескуражены.

- Федор Ксенофонтович, - обратился к Чумакову полковой комиссар, - нам приказано, исходя из вашего самочувствия, разрешить вам поездку в Москву. Как вы?.. Сможете?

- Я готов, - без колебаний ответил Чумаков и тут же увидел на спинке кресла новенькое генеральское обмундирование, а рядом на полу - хромовые сапоги. В темных петлицах гимнастерки заметил по три золотистые звездочки и смутился: - Это мне?

- Так точно, товарищ генерал, вам, - ответил замполит.

- Значит, ошиблись в звании: я ведь - генерал-майор, а тут знаки различия генерал-лейтенанта.

- Привезли из Москвы форму, - пояснил врач.

- Ошиблись. - И Федор Ксенофонтович, взяв гимнастерку, стал отвинчивать с петлиц по одной нижней звездочке. - А кто привез?

- Полковник. Он дожидается вас в машине.

Верно, Федор Ксенофонтович видел при входе в здание черную эмку. Рядом с ней стоял, раскуривая папиросу, моложавый полковник в форме НКВД.

"Что бы это значило?" - размышлял Чумаков, надевая на себя новенькое генеральское одеяние. Его оставили в палате одного.

Когда натянул сапоги, то почувствовал, будто у него прибавилось сил и бодрости. Действительно, раны его зажили, хотя на следах ран от осколков образовавшаяся кожица была еще розовой и болезненной, если прикасаться к ней.

Минут через десять черная эмка уже мчалась в сторону Москвы. Федор Ксенофонтович не стал расспрашивать полковника, сидевшего рядом с шофером, куда и зачем они едут. Хмурый, усталый вид чекиста не располагал к этому, да и понимал, что, если он сам ничего не поясняет, значит, так надо.

Удивительно, что Федор Ксенофонтович не ощущал никакой тревоги, только волнение от предстоящего свидания с Москвой: какая она, военная, которую, начиная с 22 июля, немецкие самолеты пытаются бомбить каждую ночь?

В одном был убежден генерал Чумаков: вызов в Москву связан с его письмом, в котором он изложил свои мысли по поводу способов ведения боя разными родами войск - как личный опыт, вынесенный из первых сражений с немцами. Правда, было чуть стыдновато, что употребил небольшую хитрость "военную находчивость", как определили ее они вместе с Семеном Микофиным. Чтобы письмо не затерялось где-нибудь в дебрях наркоматовских канцелярий, Чумаков адресовал его профессору Романову, будто не зная, что тот умер за день до начала войны. А Микофин взял на себя труд передать это письмо маршалу Шапошникову, благо отозвали его с Западного фронта и назначили начальником Генерального штаба вместо Жукова.

Как же был удивлен Федор Ксенофонтович, когда, приехав в центр Москвы, их машина устремилась не на улицу Фрунзе, к наркомату обороны, а к Кремлю. И тут дрогнуло сердце у бывалого солдата. Изменив своей выдержке, он спросил у молчаливого полковника:

- Куда мы следуем?

- Приказано сопровождать вас в приемную товарища Сталина. - Полковник повернулся к Чумакову, дружелюбно заулыбался и сказал: - Ну и характерец у вас, товарищ генерал! Я всю дорогу ждал этого вопроса...

Когда Чумаков, испытывая естественное волнение, вошел в кабинет Сталина, он увидел сидящими за длинным столом Молотова, маршала Шапошникова и Мехлиса. Сталин стоял у своего стола и читал какой-то документ. При виде Мехлиса Федор Ксенофонтович вдруг почувствовал, как загорелась у него зажившая рана ниже левого уха, встревожился, что сейчас, как уже бывало раньше, заклинится у него челюсть и он не сможет произнести ни слова. А Мехлис, видимо, вспомнил тот случай, которому он был свидетелем западнее Минска, в штабе армии Ташутина, когда с Чумаковым произошел такой казус, вдруг расхохотался и подбадривающе спросил:

- Опять будете палец между зубами совать?

Чумаков посмотрел на армейского комиссара первого ранга с благодарностью за моральную поддержку и, успокоившись, принял стойку "смирно". Прищелкнул каблуками новеньких необмятых сапог, обратился к Сталину:

- Товарищ Верховный Главнокомандующий, генерал-майор Чумаков по вашему вызову прибыл!

Сталин положил на стол бумагу, вплотную подошел к Федору Ксенофонтовичу и подал ему руку. После короткого пожатия спросил:

- Вас что, разжаловали в генерал-майоры, товарищ Чумаков?

- Не понимаю вопроса, товарищ Сталин, - с некоторой растерянностью ответил Федор Ксенофонтович.

- Да? - удивился Сталин. - Мы вас тоже не понимаем. Правительство присвоило вам звание генерал-лейтенанта... Хрулев послал вам новенькую форму со знаками различия, а вы взяли да сняли с петлиц по одной звезде.

- Прошу прощения, товарищ Сталин... И благодарю за оказанное доверие. Но я подумал - произошла ошибка. Приказа ведь мне никто не объявил.

К Чумакову подошли Молотов, Шапошников, Мехлис, поздравляли с очередным воинским званием и выздоровлением после ранений. А Сталин, уже стоя в другом конце кабинета, заговорил об ином:

- Мы тут разбирались со смоленскими мостами... И пришли к выводу, что полковник Малышев и вы, товарищ Чумаков, как старший по званию, поступили правильно. Мосты взорвали вовремя. Хотя нам не все еще ясно, как удалось немцам так стремительно ворваться в Смоленск. Мы назначили комиссию во главе с генерал-майором артиллерии Камерой, которая исследует этот вопрос.

- Можно мне сказать свою точку зрения? - спросил Чумаков.

- Не надо, - кивнул ему зажатой в руке трубкой Сталин. - Вы скажете, что не хватало сил для удержания Смоленска.

- Так точно, - подтвердил Чумаков.

Сталин опять перевел разговор на другое:

- А что вас лично связывало с профессором военной истории Романовым Нилом Игнатовичем?

- Я женат на его племяннице.

Тут включился в разговор маршал Шапошников.

- Позвольте заметить, товарищ Сталин, - сказал он. - Чумаков - лучший воспитанник генерала Романова по военной академии.

Сталин на это замечание маршала ничего не ответил. После паузы спросил у Федора Ксенофонтовича:

- Вы отдаете себе отчет, товарищ Чумаков, что ваши соображения, изложенные в письме, которые мы внимательно изучили, требуют значительной ломки некоторых положений Боевого и Полевого уставов Красной Армии?

- Могу обосновать все свои суждения, особенно по поводу боевых действий стрелковых и танковых войск.