Совершенно секретно - Ральф Ингерсолл

Гала-представление, которым закончилась война, было разыграно на трех аренах. С марта до мая действие происходило на всех трех одновременно.

На северной арене шел номер Монтгомери — сенсационная переправа через Рейн, успех которой был заранее подготовлен рекламой и газетной шумихой. Но когда номер начался, — а он действительно был хорошо поставлен и сошел удачно, — никто его не смотрел: внимание зрителей было отвлечено более волнующим аттракционом на других аренах — центральной, где действовала Первая армия, и южной, где подвизалась Третья.

В программе — как и во все почти время кампании — был еще дополнительный номер; его исполняла американская 6-я армейская группа Деверса, которая высадилась 15 августа на юге Франции, прошла вверх по течению Роны и заняла свое место на южном участке германского фронта. В состав 6-й армейской группы входили американская Седьмая армия и французская Первая. Этот дополнительный номер был сильным номером, и будущие авторы героических новелл о войне почерпнут немало сюжетов из истории франко-американского похода. 6-я армейская группа освободила значительную часть французской территории, истребила великое множество немцев и захватила несколько сот тысяч пленных. Она сделала нужное и важное дело. Но в программу циркового зрелища истории она все же вошла лишь как дополнительный номер, и таким и осталась — от момента высадки на Ривьере до заключительной полушуточной, полусерьезной ссоры с французским правительством из-за того, кому будет принадлежать честь (и преимущество) взятия Штутгарта.

Без 6-й армейской группы война на континенте не могла быть выиграна; но не 6-я армейская группа выиграла эту войну. Она оставалась привеском до самого конца своего боевого пути, и даже почетная привилегия — принять сдачу германских войск на своем участке фронта — ей не досталась: фельдмаршал Александер и генерал Марк Кларк пожали плоды победы, которую 6-я армейская группа начала готовить до своей переброски во Францию. Кампания, закончившаяся этой победой, была, пожалуй, самая ожесточенная, кровопролитная, трудная и тягостная за всю войну, включая и тихоокеанский театр: это была кампания против Кессельринга в Италии, двадцать месяцев непрерывных боев от носка итальянского сапога до подножия Альп.

Вот, вкратце, что произошло на американских аренах циркового представления, закончившего войну.

Арена Паттона. Как мы уже видели, Паттон начал с того, что, получив приказ об активной обороне, прошел почти до середины неприступного и непроходимого Эйфеля. А когда он прошел до середины Эйфеля, Эйзенхауэру ничего не осталось, как только санкционировать задним числом его продвижение — разрешить ему быть там, где он уже без разрешения находился. Сверх того Джорджи добился права послать в наступление одну танковую колонну, в виде эксперимента, — посмотреть, что из этого выйдет. Выбор его пал на 4-ю танковую, уже успевшую прославиться в этой войне. 6 марта 4-я танковая пошла в наступление и за два дня покрыла пятьдесят миль, отделявшие ее от Рейнской низменности в районе Кобленца. Путь ее лежал по такой труднопроходимой местности, что танкам пришлось тащить на буксире даже могучие 2,5-тонные трехосные грузовики — самые сильные машины, когда-либо построенные человеком. 4-я танковая шла к Рейну с такой быстротой, что отступающая немецкая парашютная дивизия, которую она обогнала по дороге, никак не могла за ней угнаться и явилась на Рейн, только когда американцы уже прочно закрепились на берегу.

Итак, на арене Паттона Третья армия с легкостью и изяществом совершила воздушный акт под куполом и одной рукой уцепилась за трапецию Рейна. Между тем на соседней арене готовился другой трюковой номер — переход по канату через Ремагенский мост. Подготовка к этому номеру заключалась в следующем:

Арена Ходжеса. В феврале Монтгомери принял все меры к тому, чтобы прочно удержать Брэдли на месте. Фельдмаршал сэр Бернард снова занялся изданием приказов через Эйзенхауэра, и Брэдли получил строжайшее предписание озаботиться зашитой южного фланга предстоящего наступления англичан. Во избежание недоразумений, Монтгомери точно разъяснил американцам, что от них требуется: Первая армия Ходжеса, наступая от Аахена, должна форсировать реку Pep, огибающую с запада Рейнскую низменность, и идти в направлении на Кельн — до половины пути, до реки Эрфт, которая правильным полукругом обрезает Рейнскую низменность перед Кельном. В этом месте, по данным воздушной разведки, противник возводил сложные полевые укрепления, и здесь Первая армия должна была закрепиться на захваченных позициях.

Монтгомери полагал, что это ограниченное продвижение исчерпает все возможности Первой армии; должно быть именно потому в приказе Эйзенхауэра не было оговорено, что дальше ей двигаться не разрешается. Приказ только подчеркивал, что позиции на Эрфте должны быть прочно закреплены любой ценой, для того чтобы Монтгомери мог не опасаться флангового удара с юга.

На самом же деле события приняли вот какой оборот: в назначенный срок — назавтра после дня рождения Вашингтона — Первая армия форсировала Pep и устремилась дальше с такой быстротой, что, не останавливаясь на Эрфте, буквально смела немецкие позиции на другом берегу и несколько часов спустя уже находилась в предместьях Кельна.

Точно так же, как в свое время Брэдли подсказал Паттону вольное истолкование приказа об "активной обороне", — он теперь дал понять Ходжесу, что, выполнив обязательства перед Монтгомери (то есть, дойдя до Эрфта), тот дальше свободен в своих действиях. Он может взять Кельн, может захватить какой-нибудь мост через Рейн — если там найдется хоть один целый. Все эти указания Брэдли шли вразрез с приказами Эйзенхауэра, строго предписывавшими оставаться на западном берегу Рейна.

Не прошло и нескольких часов, как в армии распространился слух о том, что разрешается захватывать мосты через Рейн. Каждый корпусный и дивизионный командир Первой армии, а за ними все полковые и батальонные командиры стали строить планы захвата. Вот это была война во вкусе американцев — двигаться, наступать, захватывать! Шесть долгих месяцев, за редкими исключениями, они только и слышали: "Остановитесь!" "Задержитесь!" "У нас нет для вас боеприпасов!" — красный огонь светофора сменялся желтым, а желтый опять красным, зеленый не появлялся почти совсем. И вот, наконец, здесь, на Рейнской низменности, загорелся перед ними зеленый огонь — раз и навсегда. "Вперед, в Германию, и снова вперед!"

Брэдли прекрасно учел обстановку и сделал выводы. Его приказы, напоминаю, что письменных приказов не было, а была просто договоренность между командирами и по всем звеньям системы управления, — давали именно то, чего требовала обстановка. У Монтгомери были все преимущества, была приданная ему на усиление Девятая американская армия, британский и американский флоты и столько авиации, сколько физически можно было сосредоточить над одним участком европейской территории, — и тем не менее, он продолжал вопить, требуя у Эйзенхауэра еще саперных батальонов, еще то одного, то другого, утверждая, что иначе он вообще не может выступить против страшных немцев. Сам Эйзенхауэр хотел, во что бы то ни стало очистить Рейнскую низменность, прежде чем двигаться дальше. Но Брэдли был убежден, что страшные немцы уже при последнем издыхании, а потому сейчас самое время дать волю командирам, и — вперед, каждый за себя!