Чувства навыворот - Людмила Сладкова

Она буквально задохнулась от подобной наглости.

— За свои мерзкие слова!

— Я просто назвал вещи своими именами…

— Нет! Ты намеренно унизил ее!

— Она кувыркается с женатым мужиком и уводит его из семьи! — от равнодушия на его лице не осталось и следа. — Как я должен был ее назвать?

— Никак! — раздраженно ткнула пальцем прямо в его грудь. — В том-то и дело. Никак. Потому что твой отец — не бычок на веревочке, которого можно взять и куда-то увести! Он — взрослый мужчина, сделавший осознанный выбор!

Красный перехватил ее руку. Крепко сжал.

— А если бы ты оказалась на моем месте? Если бы застала своего покойного отца за изменой своей маме с моей матерью? Как ты назвала бы ее тогда?

Горло сдавил болезненный спазм. Ирина впервые взглянула на ситуацию под другим углом. Реакция Красницкого начала вдруг казаться единственно возможной. Чисто из упрямства она отрицательно покачала головой:

— Нет! Я не стала бы…

— Ну, конечно! — горько усмехнулся. — Лгунья!

— Это ничего не меняет!

— Еще как меняет!

— Ты должен извиниться, потому что, — нервно сцепив пальцы в замок, Синицына продолжила, слегка заикаясь, — я не буду строить отношения с человеком, который не уважает мою мать! И я не шучу, Слава!

В его глазах сверкнула сталь. Воздух со свистом покинул легкие.

— Будешь! По своей воле или нет, но будешь!

— В каком смысле?

— Я никому тебя не отдам! — возразил он пылко, с нотками одержимости в голосе. — Никому. Никогда. У меня только ты и осталась. Только ты! Не загоняй меня в угол! Не надо, Ирина. Иначе я…

Не закончив фразу, он резко развернулся к ней спиной. Пряча свое лицо. Свои глаза. Свои истинные эмоции. Ссутулившись, точно под гнетом обстоятельств, молодой человек отчаянно вцепился в лестничные перила. Так сильно, что дерево жалобно скрипнуло под его пальцами.

— …я тебя заставлю!

— Заставишь? — переспросила она слегка заторможенно.

— Да, заставлю!

Не выдержав, Ира громко и заливисто расхохоталась.

— Это как же? Насиловать будешь?

От всей души саданув по перилам, Красницкий соизволил вновь развернуться к ней. Удерживая растерянный взгляд изумрудных глаз, надменно вскинул подбородок и огорошил признанием:

— Нет! Шантажировать!

— Чем?

— Пущу в ход единственный рычаг давления, который у меня имеется!

— А подробнее?

— Помнишь, как самозабвенно отдавалась мне в подворотне после отцовского дня рождения две недели тому назад? Помнишь, как бурно ты кончала?

Тревога сковала каждую мышцу. Не желая демонстрировать своего смятения, девушка медленно кивнула, неотрывно следя за его реакцией.

— Хочешь, чтобы все об этом узнали? — протянул он загадочно. — Хочешь, чтобы об этом гудел весь универ?

— Нашел, чем пугать! Все и так знают, что я с тобой сплю!

— Одно дело — знать. И совсем другое — увидеть собственными глазами.

— Каким образом, если я не собираюсь больше подпускать тебя к себе?

— А ты подумай хорошенько. Вспомни Паулину.

Кровь мгновенно отхлынула от лица. Сердце ухнуло в бездонную пропасть.

— У тебя нет доказательств, — прокаркала мгновенно пересохшим горлом. — Их нет и быть не может.

— Ошибаешься, они у меня есть! Я сам далеко не сразу сообразил. Но так уж вышло, что авторегистратор случайно заснял наши с тобой любовные игры в том переулке. И у стены. И на капоте. Все. В очень. Хорошем. Качестве.

— Нет! — задрожав всем телом, Ира спрятала лицо в ладонях. — Господи!

— Клянусь, я лично сделаю нашу маленькую «тайну» достижением общественности. И выставлю все в таком свете…

— Хватит уже, я все поняла! — рявкнула озлобленно. — Чего ты хочешь?

— Молодец, Синичка! Правильный вопрос! — одобрительно закивал. — Я хочу тебя. И только тебя. Решишь уйти, будь готова к последствиям.

— Ты этого не сделаешь! Ты никогда так со мной не поступишь!

— Возможно. Но лучше не проверяй.

— Ненавижу! — не отдавая отчета собственным действиям, она набросилась на бывшего одноклассника с кулаками. — Ненавижу! Гад! Придурок! Скотина!

— Ну, а я… я просто люблю!

Блокируя удары, Красницкий заключил Ирину в свои давящие объятия.

Обездвижил. Уткнулся носом в рыжую макушку и блаженно застонал, втягивая ноздрями аромат ее волос. Девушка дернулась, пытаясь освободиться, чувствуя, что начинает уплывать от его нечаянной близости. Что собственное тело ее предает, а сердце млеет от столь желанных ласк.

— Неделя, — глухо пробубнила она, невольно подставляя для поцелуев свою шею. — У тебя в распоряжении всего неделя, чтобы принести извинения моей маме! Если ты этого не сделаешь, клянусь, я от тебя уйду! И мне будет абсолютно все равно, кто из университетских придурков затрет до дыр наше с тобой видео!

— Сами вы дуры! — возмущалась на весь коридор студенческой поликлиники Ленка, доказывая одногруппницам свою «компетентнейшую» точку зрения относительно хирургической дефлорации. — Лучше, наверное, в свой первый раз от удовольствия орать, а не от боли!

Их староста Юля Попова с подобным утверждением была не согласна.

— Девственности нужно лишаться естественным путем! Ее нужно дарить своему мужчине! Как ты потом ему докажешь, что он у тебя первый?

— Ничего я и никому не собираюсь доказывать!

— Очень зря!

Белова насупилась, толкая Ирину в бок:

— А ты как считаешь?

Синицына была столь поглощена собственными мыслями, что не сразу уловила суть вопроса. Затем встрепенулась, пытаясь реабилитироваться.

— Это… очень больно, — призналась она, немного смущаясь, — но я ничего не стала бы менять. И если бы пришлось, прошла бы через это вновь!

Юля довольно улыбнулась, на что Белова скорчила кислую мину и прошипела с укором Ирине