Всегда возвращаясь домой - Урсула Ле Гуин

Я придумала вот что: тот молодой человек из моего Дома в Чукулмасе испытывает те же чувства, что и я, так что мне надо непременно отправиться в Чукулмас после Танца Травы. А потом мы с ним уйдем вместе в горы и станем лесными людьми. Мы возьмем с собой рыжего жеребца и поселимся в предгорьях Горы-Сторожихи или еще дальше; мы дойдем до заросших травами дюн, что расположены к западу от равнины Долгого Звука, где, как он однажды рассказывал мне, живут на свободе табуны диких лошадей. Люди из Чукулмаса порой отправляются туда, чтобы поймать дикую лошадку, но вообще-то в этих краях никаких людских поселений нет. Мы бы жили там совсем одни, приручая лошадей и катаясь на них верхом. Рассказывая сама себе об этом выдуманном мире днем, я считала, что мы будем жить как брат и сестра; однако по ночам, лежа в постели одна, в своих мечтах я видела совсем иное. Миновал Танец Травы. Я отложила свой уход в Чукулмас, убедив себя, что лучше отправиться туда после Танца Солнца. Я еще никогда не танцевала Танец Солнца как взрослая, и мне очень хотелось попробовать; а после этого, сказала я себе, я непременно уйду в Чукулмас. Но при этом я отлично сознавала, что, уйду я или не уйду, это не будет иметь ровным счетом никакого значения, и тогда больше всего на свете мне хотелось умереть.

Тяжело признаваться в этом самой себе. Все время стараешься спрятать эти мысли поглубже, забыть о них за суетой и ожиданием иных событий. Я с нетерпением ждала, когда начнется Двадцать Один День, как если бы с началом подготовки к Танцу Солнца вся моя жизнь должна была тоже начаться заново. Накануне первого из Двадцати Одного Дня я отправилась в свою хейимас.

Стоило мне ступить на первую ступеньку приставной лестницы, как внутри у меня все похолодело и сплелось в тугой комок. В эту ночь состоялось долгое пение. Но губы мои были немы, и голос не желал выходить из горла наружу. Я хотела выбраться из хейимас и убежать, промучилась этим желанием всю ночь, но не знала, куда же мне пойти.

На следующее утро были образованы три группы: одна должна была в полном молчании направиться вдоль северо-западной гряды в дикие края; другая — с помощью конопли и особых грибов — впасть в транс, а третья все это время обязана была бить в барабаны и петь. Я никак не могла решить, к какой же группе мне присоединиться, и именно это больше всего огорчало меня. У меня вдруг начался сильный озноб, и я направилась к лестнице, но не смогла даже ногу на ступеньку поставить.

Старая Целительница по имени Желчь, у которой я училась когда-то в Обществе Целителей, в это время как раз спускалась по лестнице вниз. Она пришла сюда, чтобы петь со всеми вместе, однако по привычке, свойственной всем Целителям, внимательно посмотрела на меня и сказала:

— Ты плохо себя чувствуешь?

— По-моему, я заболела.

— Почему ты так думаешь?

— Я хочу танцевать и не могу выбрать танец.

— Ну а петь со всеми ты можешь?

— У меня голос пропал.

— А в транс не входила?

— Я этого боюсь.

— Ну а как насчет путешествия?

— Я не могу выйти из этого дома! — громко воскликнула я и снова вся затряслась.

Желчь откинула голову назад, отчего подбородок ее утонул в складках полной дряблой шеи, и задумалась, поглядывая на меня. Она была низенькой, темноволосой, морщинистой старухой. И она сказала:

— Ты уже напряжена до предела, девочка. Ты что, сломаться хочешь?

— Может быть, оно было бы и лучше.

— А может быть, было бы лучше расслабиться?

— Нет, это еще хуже.

— Ну хорошо, ты сама так решила. А теперь пойдем.

Желчь взяла меня за руку и повела к двери в самую дальнюю, внутреннюю комнату хейимас, где находились люди Внутреннего Солнца.

— Я не могу войти туда, — сказала я. — Я еще слишком молода, чтобы учиться этому.

— Душа твоя достаточно стара, — ответила Желчь. И то же самое она сказала Черному Дубу, который вышел из круга и подошел к двери, встречая нас. — Вот твоя старая душа и молодая и тянут слишком сильно в разные стороны.

Черный Дуб, который был спикером Дома Змеевика, заговорил с Желчью, но я была не в состоянии понять то, о чем они говорили. Едва дверь во внутреннюю комнату за нами закрылась, как волосы у меня на голове встали дыбом, а в ушах зазвенело и запело. Я увидела там круглые яркие огни, то вспыхивавшие, то исчезавшие в полной тьме — в этом помещении света не было вовсе, только какое-то неясное свечение, просачивающееся сверху, из узенького окошка под самой крышей. И этот слабый свет начал завиваться кругами. Черный Дуб повернулся ко мне и что-то сказал, но как раз в этот момент у меня и началось то видение.

Я видела не человека по имени Черный Дуб, но сам Змеевик. Каменное существо, не мужчину, не женщину, вообще не человека, однако по форме похожее на очень большого и крупного человека с синевато-зеленой кожей, покрытой синими и черными прожилками, какие бывают у камня змеевика. У существа этого не было волос, а глаза — без ресниц и совсем непрозрачные — двигались очень медленно. Змеевик как бы с трудом поднял эти свои глаза и посмотрел на меня.

Я скорчилась от ужаса и опустилась на пол. Я не могла ни заплакать, ни заговорить, ни встать, ни двинуться с места. Я была точно мешок, полный одного лишь страха. Я совсем сжалась в комок на полу и почти перестала дышать, пока какой-то камень, может быть, то была рука Змеевика, не ударил меня довольно сильно по голове, повыше правого уха. Я потеряла равновесие, и было очень больно, так что я заплакала, даже зарыдала от боли, и после этого снова смогла дышать. Кровь в том месте, куда меня ударили, не шла, но там вздулся здоровенный желвак.

Я сидела, скорчившись на полу, и постепенно приходила в себя после того удара. Нескоро снова посмотрела я вверх. Змеевик все еще стоял там. Да, он так и стоял там. Через некоторое время я увидела, как медленно движутся его руки. Они неторопливо поднимались вверх и сошлись примерно на уровне пупка. Потом снова разошлись и растянули живот в стороны. И в камне открылось длинное и широкое отверстие, какая-то щель, похожая на дверь в некое помещение, куда — я это знала-я должна буду войти. Я встала, все еще горбясь и трясясь от страха, и сделала один шаг внутрь этого камня.

Но там не было никакого помещения. Там был сплошной камень, и я оказалась внутри этого камня. Там не было света, там не было места, там было нечем дышать. Я думаю, что все остальное мое видение было связано именно с пребыванием внутри этого камня; то есть именно там-то все и произошло; однако, согласно своей человеческой природе, люди должны хоть что-нибудь видеть, и все вокруг меня как бы менялось и превращалось в вещи и существа, словно я попадала в иные места.