Неоготический детектив: Совсем как ангел; Винтовая лестница - Маргарет Миллар

— А что именно, по свидетельству Уорнера, сказала женщина мистеру Иннесу в библиотеке? — спросил меня следователь.

— «Я с самого начала подозревала, что тут что-то нечисто. Человеку сегодня нездоровится, а назавтра он умирает без всякой на то причины».

Как точно все сошлось одно с другим!

КОГДА ЗИЯЮТ МОГИЛЫ

Риггз поведал нам о своей причастности к некоторым прежде непонятным происшествиям в среду. Хэлси исчез в ночь с пятницы на субботу, и с каждым днем надежд на его возвращение становилось все меньше. Мой мальчик мог лежать связанный в тысяче миль от Казановы, в запертом вагоне, без воды и пищи. Мне доводилось слышать о случаях, когда тела находили в запертых товарных вагонах на заброшенных боковых ветках, поэтому настроение мое падало с каждым днем.

Нашелся Хэлси почти столь же неожиданно, как и пропал, а помог отыскать мальчика тот самый бродяга, которого Алекс привозил в Саннисайд. Похоже, парень был благодарен нам за то, что мы отпустили его. Поэтому, узнав о местонахождении Хэлси от другого члена вольного братства (ибо это действительно братство), он моментально известил нас.

В среду вечером мистер Джемисон после безуспешной попытки повидаться с Луизой Армстронг направился в Саннисайд. У ворот поместья его поджидал субъект, столь же оборванный и малопривлекательный на вид, как и знакомый Алекса. Человек этот протянул следователю клочок грязной бумаги, на котором было нацарапано: «Он в городском госпитале Джонсонвилля». Оборванец, принесший записку, мог сообщить лишь следующее: этот обрывок бумаги ему передал один приятель из Джонсонвилля, который полагал, что информация представляет для нас интерес.

Снова появилась необходимость междугородного звонка. Пока мистер Джемисон разговаривал с упомянутым госпиталем, мы все взволнованно толпились возле телефона. И когда наконец нам с полной определенностью сообщили, что у них лежит именно Хэлси и жизнь его находится вне опасности, все мы начали смеяться и плакать одновременно. Помню, я поцеловала Лидди и до сих пор переживаю ужасные мгновения, смутно припоминая, что в крайнем возбуждении поцеловала и мистера Джемисона тоже.

Во всяком случае в одиннадцать часов того вечера Гертруда в сопровождении Рози отправилась в Джонсонвилль, находящийся в трехстах восьмидесяти милях от Казановы. Штат прислуги теперь сократился до моей преданной Лидди и жены помощника садовника, которая ежедневно приходила помогать нам по дому. К счастью, Уорнер и сыщики жили холостяцкой общиной в сторожке. Из уважения к Лидди они один раз в день сами мыли свои тарелки и совместными усилиями сами стряпали какие-то странные блюда. Высшим их кулинарным достижением являлось месиво, которое они употребляли на завтрак и которое весь оставшийся день вычесывали из волос и стряхивали с костюмов. Блюдо это представляло собой бекон, сухари и лук, поджаренные вместе. Поэтому в глазах мужчин буквально стояли слезы благодарности, когда мы время от времени угощали их жареной вырезкой.

Вечером после отъезда Гертруды и Рози, когда Саннисайд стал готовиться ко сну, а Уорнер занял свое место у винтовой лестницы, мистер Джемисон приступил к разговору, к которому явно приготовился заранее.

— Мисс Иннес, — сказал он, когда я уже собралась подниматься в спальню. — Как ваши нервы сегодня?

— У меня нет никаких нервов, — счастливо ответила я. — Теперь, когда Хэлси нашелся, все мои тревоги кончились.

— Я хочу спросить, — настаивал следователь, — в состоянии ли вы сегодня поучаствовать в довольно необычном мероприятии?

— Самое необычное мероприятие, какое я в силах вообразить, это спокойная, тихая ночь. Но если у вас на сегодня намечены какие-то важные дела, то я не намерена оставаться в стороне.

— Да, кое-какие дела намечены, — сказал следователь, — и вы единственная женщина, на помощь которой я могу рассчитывать. — Он взглянул на часы. — Не задавайте сейчас никаких вопросов, мисс Иннес. Наденьте уличные ботинки и темное платье и приготовьтесь ничему не удивляться.

Лидди спала сном праведника, когда я, поднявшись наверх, тихо разыскала в гардеробной свои вещи. Следователь ждал меня в вестибюле, и я с удивлением увидела рядом с ним доктора Стюарта. Они тихо переговаривались, но при моем приближении смолкли. Мы проверили замки, дали Уинтерсу новые инструкции и, погасив в вестибюле свет, вышли через парадную дверь в ночь.

Я не задавала никаких вопросов. Мужчины, безусловно, оказали мне большую честь, взяв с собой, и я хотела показать, что могу хранить молчание не хуже них. Мы пересекли луг и лесок, по пути перелезая через невысокие изгороди и ограды. Лишь однажды один из нас подал голос: доктор Стюарт выразительно выругался, когда мы наткнулись на проволочное ограждение.

Через пять минут к нам присоединился еще один человек и зашагал в ногу с доктором. Он нес на плече какой-то непонятный длинный предмет. Вчетвером мы шли еще минут двадцать, и я полностью потеряла ориентацию, просто шагала в тишине, позволяя мистеру Джемисону направлять меня в нужную сторону. Цели нашего похода я совершенно не представляла. Помню, один раз, когда я не рассчитала прыжка через канаву и оказалась чуть не по колено в воде, мне смутно подумалось: не сон ли все это и доводилось ли мне пробовать вкус настоящей жизни до этого лета? В ботинках моих при каждом шаге хлюпала вода, и я чувствовала себя совершенно счастливой. Помню даже, я прошептала на ухо мистеру Джемисону, что никогда прежде не видала таких красивых звезд и что Господь явно оплошал, сотворив ночи такими прекрасными, когда человек все равно спит и не может лицезреть это великолепие!

Доктор уже слегка запыхался, когда мы наконец остановились. Должна признаться, в ту минуту даже Саннисайд показался мне веселым местечком. Несколько секунд мы стояли у края лужайки, обсаженной строго подстриженными вечнозелеными деревьями. Между стволов я различила ряды белых могильных плит и возвышающиеся то там, то сям надгробные памятники и обелиски. Мы находились на казановском кладбище!

Теперь я рассмотрела и человека, присоединившегося к нам позже, и инструменты, которые он нес. То был Алекс, вооруженный двумя большими лопатами. Льщу себя надеждой, что после первого сильного удивления я держалась хладнокровно и спокойно. Мы пошли между рядами надгробий, и, хотя меня, как идущую в хвосте процессии, поначалу преследовало инстинктивное желание постоянно оглядываться через плечо, я все же пришла к заключению, что кладбище ночью практически ничем не отличается от любого другого места в провинции, где тьма полна неожиданными звуками и блужданиями неясных теней. Правда, один раз… Но мистер Джемисон сказал, что это сова, и я попыталась поверить ему.

В тени гранитного обелиска над могилой Армстронга мы остановились. Кажется, доктор хотел отослать меня назад. Я услышала его сердитый протестующий голос:

— Здесь не место женщине.

Но следователь сказал что-то о свидетелях, и доктор подошел и проверил мой пульс.

— Во всяком случае здесь вам не будет хуже, чем в этом кошмарном доме, — вздохнул он и расстелил свою куртку на ступени обелиска, чтобы я могла сесть.

Могила всегда означает некую безвозвратность. Человек, который видит, как падает земля на гроб, понимает: это конец. Неповторимый храм человеческого тела, вместилище души, исчезает в земле, чтобы вновь распасться на атомы, из которых когда-то был возведен. Поэтому есть что-то кощунственное, что-то противоречащее вечному ходу вещей в извлечении мертвого тела из принявшей его матери-земли. И тем не менее в ту ночь на казановском кладбище я сидела и наблюдала за действиями Алекса и мистера Джемисона без малейшего угрызения совести, боясь только того, что нас застукают на месте преступления.

Доктор Стюарт стоял на страже, но на кладбище никто не появлялся. Время от времени он подходил ко мне и ободряюще хлопал по плечу.

— Никогда не предполагал, что дело дойдет до этого, — один раз заметил он. — Единственно, что хорошо: меня никто не заподозрит в соучастии. Всем известно, что доктора куда более проворно укладывают людей в могилы, нежели извлекают их оттуда.

Жуткий момент наступил, когда Алекс и мистер Джемисон бросили лопаты на траву. Признаюсь, я закрыла лицо руками. Пока мужчины поднимали тяжелый гроб из могилы, я с трудом держала себя в руках и, чтобы не завизжать от страха, старалась думать о чем-нибудь постороннем: например, представляла себе встречу Гертруды с Хэлси, только бы не думать о жутком предмете, который лежал на траве прямо передо мной.

Потом я услышала тихое восклицание и почувствовала, как пальцы доктора сжали мою руку.

— А теперь, мисс Иннес, — сказал он, — вы должны подойти…

Судорожно вцепившись в доктора, я на неверных ногах подошла к гробу и заглянула в него. Серая табличка на поднятой крышке гроба свидетельствовала о том, что мы ничего не перепутали. Но мертвое лицо, освещенное фонарем, я видела впервые. Человек, который лежал перед нами, был не Полом Армстронгом!