Любви все звания покорны. Военно-полевые романы - Олег Сергеевич Смыслов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
27 и 28 февраля с.г. в районе деревни Мостки СЕРГЕЕВ снова организовал пьянку, в которой принимали участие ВЕРЕТЕННИКОВ, КОЧЕТКОВ, БАЛОМОШИН и военфельдшер ТОРОПОВ. Кроме того, СЕРГЕЕВ сожительствует с военфельдшером ТЕРЕХОВОЙ. Характерно отметить, что все эти факты бытового разложения происходят на глазах у подчиненных. Комиссар батальона ДУРНОВЦЕВ, зная об этом, никаких мер к устранению безобразий не принимает.
Начальник санслужбы 942-го артиллерийского полка 374-й стрелковой дивизии военврач 3-го ранга БЕЛОГЛАЗОВ в нетрезвом состоянии зашел в операционную палатку, вызвал к себе санинструктора УЛАНОВУ, где и пытался ее использовать. Когда УЛАНОВА оттолкнула его от себя, последний с возмущением выхватил пистолет и произвел несколько выстрелов в землю. Здесь же БЕЛОГЛАЗОВ был ранен в ногу и направлен в госпиталь. Ведется расследование.
Командир 1249-го стрелкового полка 377-го стрелковой дивизии майор ШВАГИРЕВ систематически пьянствует со своим помощником по хозчасти САВИЧЕВЫМ. Вызвал в полк свою жену, которую оформил на должность военфельдшера полка. 19 февраля ШВАГИРЕВ в пьяном состоянии, площадной бранью отругал и три раза ударил по лицу политрука НОСОВА. ШВАГИРЕВ в пьяном состоянии собрал весь командный состав полка, силами которого приказал взять ДЗОТ противника. Вмешательством Особого Отдела комначсостав в бой введен не был.
26 февраля ШВАГИРЕВ, напившись пьяным, учинил дебош со своей женой, в которую произвел несколько выстрелов, в нее не попал. По делу ШВАГИРЕВА проводим расследование.
Командир 378-й стрелковой дивизии полковник ДОРОФЕЕВ и комиссар дивизии КОРНЫШЕВ систематически пьянствуют и сожительствуют с женщинами. 8 января ДОРОФЕЕВ и КОРНЫШЕВ пригласили к себе зубного врача… и медфельдшера ЛЕВАНОВУ. Указанные женщины пьянствовали и ночевали с ними двое суток. Будучи выпимши, ДОРОФЕЕВ заявлял командирам: «…Здешние женщины проститутки, их нужно использовать, а вы, командиры, не теряйте этого случая…»
5 февраля во время наступления дивизии на командный пункт выехал начальник штаба и комиссар дивизии. ДОРОФЕЕВ же вызвал к себе в блиндаж девушку военфельдшера и пропьянствовал с ней четверо суток. Свой невыезд на командный пункт мотивировал болезнью.
Комначсостав в беседах между собой говорит: «…Ну, как там наше пьяное командование, что решило?…» В момент выполнения боевой задачи частями дивизии по овладении д. Остров ДОРОФЕЕВ, КОРНЫШЕВ и начальник штаба АКСЕЛЬРОД на протяжении трех суток пьянствовали, не выходя из блиндажей.
Подобные факты морально-бытового разложения комначсостава в частях 59-й армии не единичны. По нашей информации, командиры и комиссары частей и соединений мер к устранению подобных явлений не принимают, так как сами являются виновниками этого. О фактах морально-бытового разложения отдельных командиров и политработников частей 59-й армии неоднократно информирован Военный Совет армии. Однако мер пресечения творящихся в частях безобразий не принял.
Это случилось в нашем стрелковом полку…
…По этическим соображениям фамилии большинства упоминаемых ниже однополчан изменены. Имена и фамилии Ольги Мартыновой и Владимира Тетюкова – подлинные.
Трудной была судьба женщин в нашем полку, как, наверное, и в других пехотных частях. Из-за отсутствия автотранспорта почти всем нашим «фронтовым подругам» приходилось наравне с солдатами совершать долгие марши, по 30–40 километров за ночь. Вместе с нами они мерзли и мокли, рядом с нами, когда удавалось, отогревались и просыхали у костра. Было их в полку немногим более двадцати: телефонистки, врач, медсестры и санитарки, две машинистки.
Большая часть «подруг» попала в полк после окончания краткосрочных курсов медсестер или связисток. Лишь старший врач санроты Вера Михайловна Пенкина перед войной окончила медицинский институт и была мобилизована как дипломированный врач.
Почему шли девушки в армию, на фронт? Было на это, думаю, несколько совершенно разных причин. Некоторыми руководили патриотические мотивы, другим надоели лишения, на которые был обречен тыл. Существовал еще один, несомненно, серьезный мотив: мужчины в тылу стали редкостью, а на фронте можно было запросто найти своего суженого или хотя бы «временного мужа».
Наименее опасными для жизни, если позволительно говорить о безопасности на фронте, местами службы девушек были штаб полка (на должностях машинистки или телеграфистки) и полковая санитарная рота (от врача до санитарки). Самой серьезной опасности подвергались девушки, служившие в санитарных взводах батальонов, те, кто перевязывал раненых на поле боя, кто выносил их, беспомощных (и таких тяжелых!), из-под огня противника. Здесь девушки были редкостью, большинство санитаров составляли пожилые мужчины.
Попадая в такое место, как наш полк, каждая девушка с первой минуты становилась предметом откровенного вожделения десятков, если не более, изголодавшихся по женщинам мужчин. Редкой случалось остаться без партнера, еще реже были те, кто отказывались от сожительства по моральным соображениям.
У нас в полку я знал лишь одну девушку, которая принципиально отвергла множество предложений, не поддалась домогательствам, не испугалась угроз. Это была восемнадцатилетняя белокурая Оля Мартынова, ростовчанка. Небольшого роста, пухленькую и голубоглазую, ее, если бы не солдатская одежда и кирзовые сапоги, можно было принять за школьницу-старшеклассницу. Как-то ранней осенью 1943 года, когда мы совершали долгие марши по степным дорогам Запорожской области, я оказался рядом с Олей, и у нас завязалась неторопливая откровенная беседа. В наш полк Оля попала весной, а до этого, как я теперь узнал, она закончила годичные курсы медсестер, на которые поступила из патриотических побуждений летом 1941 года после окончания средней школы. Ее родители оставались в оккупированном Ростове, и лишь недавно от них пришло первое ответное письмо, полное надежды на скорое возвращение дочери. Оля рассказывала мне о бесконечных домогательствах и принуждениях к близости, которые она испытала с момента прибытия в полк. «Но я всем отказывала, ведь не за этим же я пошла на фронт», – очень мило картавя, делилась со мной эта не похожая на всех других, абсолютно наивная девочка. Неуступчивость обошлась ей очень дорого – ее единственную направили в стрелковый батальон медсестрой санитарного взвода.
Полгода судьба хранила Олю, но когда в октябре мы начали штурмовать Пришибские высоты, что рядом с Токмаком, осколок снаряда пронзил грудь девушки, мгновенно оборвав ее жизнь. Так случилось, что мои орудия отстали от пехоты, ожидая, пока саперы сделают небольшую насыпь для прохода через противотанковый ров. Когда мы тронулись, я увидел, как внизу, на дне рва, двое солдат укладывают на носилки чье-то залитое кровью бездыханное тело. Вглядевшись, я узнал Олю. Санитары рассказали, что она погибла, спеша на помощь раненому.
Иначе складывались судьбы других моих однополчанок. Я не о том, что они остались живы, было у нас два случая, когда девушек
