Немёртвый камень (СИ) - Кисель Елена Владимировна

— Так что такое в Целестии, из-за чего туда не стоит соваться? Ты это насчет той твари, которая уничтожила Кордон?

Макс тускло улыбнулся, придвигая к себе второй стул.

— Только не называй его так в лицо. Витязь все же, может и обидеться.

Если бы Дара не впала из-за недавних событий в ступор — она бы, наверное, удивилась. А так промолчала.

— Но зачем Витязю уничтожать Кордон? — непонимающе спросил Гиацинт. — То есть, чтобы вы… или кто-то другой не могли войти?

— Думаю — как раз чтобы кто-то другой не смог выйти. Или что-то другое.

Сердце Кристо решило еще раз изобразить кузнечика. Дара снова смотрела в пол, только теперь не пораженно, а задумчиво.

— Да, Витязь единственный, у кого хватило бы сил. Не считая Лорелею, но… но ведь в Целестии не принимают такие решения. Он закрыл нам дорогу внутрь! Он же… а если мы не сможем добраться до Антарктиды, или если мы доберемся, но не пройдем проводников, или если мы из-за этого опоздаем с Лори…

Кристо цыкнул на напарницу. Не так часто он осмеливался на такое, но теперь посмотрел в глаза Максу — и осмелился.

— Значит, все это не показалось ему высокой платой, — Макс говорил негромко, довольно отстраненно. — Работать будем или предположения строить? Мне нужна информация, может ли эта штука завтра к вечеру перенести нас троих в…

— Пятерых.

Макс только хмыкнул, как бы говоря «Этого не хватало».

— Потому что я думаю, что Сакур не отстанет от нас, и я думаю, что он точно нам может пригодиться, — прибавил Гиацинт. Он сидел очень прямо, будто школьник, отвечающий урок. — Тогда можно действительно переместиться к двери Антарктиды, да? А от нее просто полететь, он развивает невероятные скорости, когда нужно, и придется только запастись топливом…

Макс поморщился.

— Заканчивай мельтешить со своей добропорядочностью, ладно? Тут ты нам не в помощь, а от слова, которое ты дал мне в нетрезвом состоянии, можешь быть свободен.

— Да лупосверлу под хвост все слова на свете! — Гиацинт вскочил. — Ты что — не понимашь, что сейчас сказал? Если там такое… Я не имею права быть здесь! Я понял это уже ночью, когда ты говорил мне об этой… многорядовке… — Макс попытался прервать его: — Да понял я, что ты был трезвым, но говорил-то верно! Миссии — к черту. Предсказания — к болотному нечту. У меня там мать, и горит земля, на которой я родился. В такое время не живут для себя.

Кристо чуть было не поаплодировал такому риторическому пафосу. Ковальски кривился все больше — и от услышанного, и от того, что кофе попался невероятно омерзительный на вкус.

— То есть и тебя отговаривать бесполезно?

— В таком случае я просто тебе врежу, — глухо ответил Оплот Одонара, неаристократично, но очень решительно поворачивая перед носом у Макса кулак. — Попробуй лучше Сакура отговорить. Может, с ним тебе повезет больше.

Глава 20. Взгляд с другой стороны

Максима энергопотенциала есть совокупность свойств материала, формы и возраста предмета, плюс остаток магических воздействий, совершенных над предметом — если таковые имели место.

Закон энергетического потенциала любой вещи. Сухие, отвлеченные строки. Всё равно что заявить, что любой человек складывается из тела, опыта, ума и душевных качеств. Впрочем, что о людях — все они в какой-то мере одинаковы.

Несовершенны. Недолговечны. Непрочны. Лишены понимания истинной красоты.

И им не дано осознать, как зарождается жизнь артефакта.

Еще до того, как ему придадут форму, в нем — уже память тысячелетий. Дерево знает шум ветра в своей кроне и разговор пролетающих птиц; камни — звуки грохочущей лавы, следы древних животных и подземные толчки; холодный металл помнит, как он кипел; части животных или человека — носят свидетельства битв за выживание, переживаний и мелких радостей. Стеклу памятны времена, когда оно было песком и по нему проползали невиданные твари. И все — все без исключения помнят звезды, и небо, и ветер. А память — это крошечная составляющая жизни, и значит — вещь живет еще в материале, получая уже в нем предчувствие цели, для которой ее создадут. Люди ориентируются только на свойства материала: потому из железа делают орудие труда или оружие, а камни используют для украшений. Артемагия более разнообразна. Если для людей и поточных магов мир — клумба, то для артемага она — бесконечный цветущий сад, где каждый материал отзывается тебе своим языком, раскрывается и говорит, для чего создан природой…

Для артемага неспроста шелестит осина: это дерево страха и печали заберет испуг у больного малыша или ослабит призраков, повадившихся в дом, а кровосос и вовсе близко не сунется. И кто только выдумал про осиновый кол? Маленький брусочек, один узел завязать в нужном направлении — и вас будут обходить по далекой кривой. Вампиры не любят этого дерева. Оно — само вампир, разве что пьет силы.

А если силы нужно влить — тут можно прибегнуть к артефактам из березы или рябины, такой уж характер у этих деревьев: вливают чистую, светлую энергию в жилы, как сок. Попробуй еще сотвори из них какой-нибудь темный артефакт. Убить кого-нибудь — это лучше к дубу, но он для этого слишком тяжеловесен и задумчив, медлителен в реакциях… вяз подойдет больше. Вообще же деревья слишком благородны, потому что сами принадлежат к миру живых. Убивать всегда лучше металлами — оттого-то они включены во многие боевые артефакты.

Из металлов только солнечное золото и чисто-строгое серебро недолюбливают коварство и противятся причинению вреда — но это не беда, их всегда можно перебить камнями.

Это — маленькие идолы артемагов. Воплощение столетий и нерушимой вечности, самая прекрасная аллея в саду предметов. Только артемаг может сказать, для чего было создано это разнообразие — или, может, кто-то вообразил, что для того, чтобы служить украшениями, материалом для отделки зданий и кладбищ, дурацкими, ничего не значащими амулетиками? Вечность, сама вечность дышит в этих созданиях земли, а вы строгаете их кусками, пропускаете через них глупые шунты, «чтобы было красивее», дробите, убиваете природную силу…

Цитрин! Желто-оранжевый, как глаза хищника — ложь в каждом изгибе прихотливых линий, готов помочь своему владельцу выиграть в любом споре и сплести любую интригу.

Малахит! Мягкий и податливый, живой и радостный, как трава, может, из-за цвета он благороден, как деревья — всегда будет на страже благополучия твоих детей, и если ты хочешь, чтобы кто-то из твоих родных забыл свои горести — ты всегда можешь передать им частичку своего мужества и счастья через этот камень.

Сардис, бирюза, жадеит, перламутр, яшма, оливин — бесконечны виды, оттенки, свойства. И — алмаз, король артемагии, сияющий всеми цветами, позволяющий любые комбинации энергоузлов…

Все живы, и это — жизнь первая, «предназначение».

Вторую жизнь в вещь вливают руки мастера. Под резцом, под прессом, под кузнечным молотом — обретается форма. И энергетические нити прочнеют, потому что вещь получает свой смысл, уже от нее не зависящий, но задуманный человеком. Будь то книга или погремушка для малыша, или часть упряжи, или меч — они пробуждаются, когда получают свой замысел, и это — жизнь вторая, «существование».

А потом вещи пускаются в путешествие. У некоторых оно неинтересно: к ним не прикоснутся ничьи руки, они не услышат голосов, просто пролежат в чулане, пока их не вышвырнут в печку. Другие вещи впитывают кровь своих жертв и, лежа в теплых ножнах, каждый раз приращивают силу… а некоторые удостаиваются любви или даже поклонения, и проходят сквозь века, обретая мощь от памяти или возраста, сохраняя знания о каждом человеке, который с ними соприкасался…

Оттого ли старые вещи обладают таким обаянием? Торговцы антиквариатом знают эту тайну, или догадываются, только никому не говорят… а в их лавочках копится год за годом такая мощь, что ее не стоит любая из армий. Если бы люди могли видеть настоящую ценность того, что иногда у них лежит по чердакам… Или нет, живет на чердаках: это жизнь третья — «путь».