Азъ есмь Софья. Царевна - Галина Гончарова

Придумаем, продумаем. Если на то пошло — царевичева школа — это готовый аналитический отдел, ребята там что хочешь посчитают! Лишь бы интересно было. А интерес она обеспечит.

— Сонь, пора.

В кабинет заглянул царевич Иван. Царевна кивнула, встала из‑за стола.

— Волосья поправь, выбились.

Софья нахмурилась, но волосы поправила.

— Так лучше?

В работе она ни на что внимания не обращала. Ванечка кивнул.

— Пойдет.

— Тогда сопроводите сестру, царевич.

Недалече. Всего лишь в Грановитую палату.

Бояре ждали. Софья привычно уселась на стульчик возле трона, оглядела их.

Уже не такие, как в первый раз, вовсе нет. Присмиревшие, поумневшие… Какое там про девок наглых ляпнуть?! Голову бы сохранить — и бороду!

Рядом стояли Иван и Федор, сидела на маленьком стульчике царица с сыном на руках — на трон ни один Романов не посягал. Это седалище дождется Алексея. Как и царские ризы, и бармы, и шапка Мономаха. Софья ни на что не посягала. Не правительница, нет. Всего лишь местоблюстительница.

А пока…

Пока мы начнем медленно и печально разбираться с барщиной. Софья отлично понимала, что это сложно, долго и противно, но деваться было некуда. Это ж кандалы для всей Руси.

Пока у нее власть — она разберется. А вернется брат — смягчит самые ее крутые указы и окажется хорошим и пушистым.

— Здравы будьте, бояре, — Софья улыбнулась. Впрочем, ее улыбка никого не обманула — бояре видели за розовыми девичьими губками волчий оскал клыков в три ряда — и заранее передергивались. — Нам сегодня о многом поговорить надобно.

Упс…

С места поднимался Никита Иванович Одоевский. Та — ак… Богат, неглуп, к тому же не был замешан в заговоре. И что ж ты скажешь?

Софья твердо знала, что начинать и давить бояр надо сейчас, после бунта, чтобы потом лишней крови не было. Так что… скажи мне хоть слово против! Я ж из тебя чучело набью… во всех смыслах!

— Царевна, а к чему торопиться разговоры пустые разговаривать? Вот государь вернется — тогда и пусть он страной управляет, мы ему слова поперек не скажем.

Пальцы Софьи медленно сжались на рукоятке плети.

Ах ты ж гадина ядовитая! Два предложения — а столько 'ежей'! Во — первых, сам вопрос. Вякнул бы ты такое поперек батюшкиного слова — летел бы в деревню вперед своего визга. Во — вторых, пустые разговоры. То есть все, что она скажет — заранее чушь. В — третьих, возвращение государя. То есть он тут царь, она — букашка.

Софья впилась глазами в лицо чуть побледневшего князя.

— Значит, пустые. Разговоры. Разговаривать. Стража!!!

Долго звать не пришлось, мигом влетели. Софья на боярина только кивнула.

— Взять — и в пыточную. А там и поспрашивать на предмет причастности к бунту.

Достала из поясного кошеля, который носила вместо сумочки, пергамент, чиркнула два слова в приказе — она таких штуки три с собой носила, мало ли что когда понадобится.

Одоевского скрутили в единый миг. Только что стоял, бороду оглаживал — и вот уже на коленях воет, а стрельцы ему руки крутят.

Бояре как стояли, так и онемели. Не ожидали, оно и понятно.

Аресты прошли, виновных нашли — и вдруг! Громом с ясного неба!

Князя сноровисто вытащили вон. Софья смотрела холодно, чуть улыбалась.

— Есть еще заговорщики?

Вякнуть бояре не решились. Оно и понятно. Кремль же, стрельцов полно, сейчас любого в пыточную отволокут, а уж признание…

Это Аввакум держался до последнего, большинство из присутствующих такой стойкостью похвалиться не могли — не с чего.

— Тогда предлагаю вам обсудить дополнения к уложению моего батюшки. Мудр он был, да кое‑что просто не успел. Сие его же указы, кои я у него на столе нашла, да только сказать о том не успела — князь поспешил их моими измышлениями обозвать.

На лицах бояр проявилось некое облегчение — и Любава наклонила голову.

— За царевну порукой мое слово. Мой супруг покойный, — рука быстро сотворила крестное знамение, — и вправду… думал…

Всхлип оборвал ее речь. Царевич Иван чуть приобнял царицу за плечи.

— Все в порядке, Любушка…

Женщина поднесла к глазам белый платочек. Не рукавом же утираться! Софья за такое ругала нещадно!

— А когда государь вернется, вы, бояре, так ему и отчитаетесь, — опять повела речь Софья. — Мол, бунт был, да мы к нему никак не причастны, мы на благо государства работаем. Вот, погляди, государь…

Бояре переглядывались с видимой опаской, а Софья тем временем достала стопку пергаментов.

— А начнем мы со сроков розыска беглых крестьян…

Три часа спустя Софья входила в свой кабинет довольная и счастливая. Начало было положено и начало неплохое. Первым пунктом был принят Юрьев день. То есть — целых шесть дней, раз в два месяца, когда крестьянин волен был уйти от своего хозяина. А ежели хозяин зело лютует и неправомочные расправы над людьми учиняет, то может крестьянин и ранее челом царю бить. Но ежели он лжу возведет…

Одним словом — будем постепенно возвращать порядье, пусть крестьянин сам определяется, на кого работать желает. А ежели хозяин негодящий, то нечего с ним и вязаться. Салтычих и проч. нам только не хватало.

Вторым пунктом шел розыск беглых крестьян. А именно — три года. Потом — довольно. Ежели человека за три года не нашли, так его и потом искать не стоит. Ни к чему.

Вот с третьим пунктом пока не определились. Софья с радостью заменила бы барщину на оброк, но вот размеры? Одно было ясно — если крестьянина заставить обрабатывать, например, пять десятин своей земли и пять десятин хозяйской, да еще по мелочам прислуживать… это ж какое его обнищание будет!

Не пойдет!

Так что третий вопрос до конца не решили, но обещали подумать и собраться завтра же. Софья насмешливо потирала руки. Дайте время, дайте только время…

Ах да, Одоевский…

Этого выспросят как следует, конфискуют что‑нибудь ценное и удалят из Москвы. Пусть себе едет в дальнюю деревню, раны залечивать. Обнаглел сильно.

Алексей Алексеевич Романов тем временем писал письмо.

И таки — да! Турецкому султану!

Правда, в отличие от казаков, он был исключительно вежлив. Куртуазен и даже слегка прогибался, как сказала бы Софья. Ну, так что поделать?

Надо!

Сие есть высокое искусство дипломатии.

Алексей, содрав все султанские титулы (из того самого письма султана запорожцам, таки да!) перечислял их и хвалил султана.

Сожалел, что из‑за тяжких ошибок они с его предшественником оказались в таких разногласиях и выражал надежду, что они обязательно будут исправлены.

Даже не просто так!