Путь слез - Дэвид Бейкер

– Tomate a casa! – заверещала она. – Tomate a casa!

Петер вздохнул.

– Она говорит: возвращайтесь домой.

– Неужто мы испугаемся старой ведьмы с помелом, – подбадривал Вил товарищей. Кое-кто из детей невесело улыбнулся его словам, но не так-то легко было преодолеть разочарование в красочных мечтах, взлелеянных детьми за долгие месяцы пути. Некоторые даже призадумались: а вдруг Иерусалим окажется столь же нерадушным?

Они вяло тащились по улицам. За очередным поворотом им повстречался старик, который сидел на приземистом дубовом табурете. По одному его виду стало ясно, что доброго слова ожидать от него не стоит. От злости старик стиснул зубы и вперил в детей выцветшие глаза. Крестоносцы приготовились к худшему. Старик поднялся на ноги и принялся гневно размахивать своей кружкой, расплескав добрую половину вина.

– Tornate da dove siete venuti, via, via.

Хайнц дернул молчаливого Петера за рукав.

– Что он сказал?

– Ничего особо приятного.

– А все же, – вступился Отто. – Что он сказал нам?

– Он сказал: убирайтесь отсюда, возвращайтесь туда, откуда пришли.

Крестоносцы подтянули ряды, и опрометчиво вышли прямиком на отряд военных. К ним приступили трое из них:

– Andate vial – проревел один.

Вил уперся руками в пояс и собрался, было, сказать что-то, как Петер его опередил:

– Signore, мы паломники Крестового Похода и нуждаемся…

– Si, si, – отмахнулся от него второй стражник. – Мы знаем, чего вам надобно. Мы выпроводили уже легионы таких, как вы. Да и вам здесь нечего делать.

– Но, сир, умоляю вас…

– Прочь пошли. Вам не позволено оставаться в городе.

– Милостивый сир, – настаивал Петер, – мы не бродяги и не нищие. У нас есть средства.

Солдаты подозрительно взирали на Петера. Они внимательно оглядели потрепанные туники, рваные одеяла, поношенные башмаки. Один воин склонился к Хайнцу. Он снял с головы шлем, положил его себе под мышку и, нос к носу, уткнулся мальчику в лицо.

– Малолетний господин с севера, – с издевкой проговорил он. – Ты ли здесь богач?

Хайнц не понял слов мужчины, но догадался о насмешке. Он вызывающе выпятил грудь и сверкнул глазами.

К солдату снова обратился Петер.

– Я же сказал, сын мой, что у нас есть деньги.

Стражник выпрямился и водрузил шлем обратно на голову Он тщательно взвешивал слова.

– У тебя вид падре… Может ты последователь Франциска Ассизского?

– Я не знаком с сим человеком, но последую лишь нашему юному господину Вильгельму.

– Однако на тебе черная ряса, да еще странный крест на шее.

– Si. О, простите меня, сир. Позвольте объясниться: как и вы, я следую нашему Спасителю.

– Это не относится к делу, – прорычал третий воин. – Воришки с севера заполонили город, и мы, по мере сил, выдворяем их. Но поскольку ты заявляешь о принадлежности к Церкви, ты волен выбирать: покинуть город или же встретиться с нашим тюремщиком.

Петер сжался от воспоминаний об ужасах темницы в Базеле. Он поспешно снял с пояса мешочек с деньгами и подкинул его на ладони.

– Повторяю, signore, мы не воры. Я на самом деле священник, и небо щедро благословило нас.

Он открыл мешочек и вынул несколько монеток.

Солдаты пошептались меж собой, затем снова повернулись к Петеру.

– Хочешь нас уверить, что вы не стянули эти деньги? – язвительно спросил один воин. – Может тебе заплатили их за отпущенье грехов?

Петер медленно, по одной уронил монеты обратно в кошелек. Несколько пенни он удержал в пальцах и протянул их воинам.

– Прощенья просим, почтенные сиры, за отнятое у вас время. Мы должны восполнить вашу утрату.

Он подбросил монеты в воздух, и они со звоном упали и покатились по камням мостовой.

Пока солдаты дрались за рассыпанные пенни, дети улизнули от них и затерялись среди толпы. Убедившись, что за ними нет погони, они проследовали по улицам, которые спускались к воде.

Когда крестоносцы шли старыми кварталами, они заметили, как разительно отличается эта часть города от той первой. Не было здесь ни высоких просмоленных крыш, ни добротных дощатых стен. Строения большей частью были из камня или глинобитные, поверх которых нахлобучили странного вида черепичные кровли. Коричневые и рыжие оттенки уступили место бело-серому цвету, и даже деревья, казалось, присели. Наконец отряд миновал последний поворот и вышел прямиком на шумный причал. От изумления у детей отвисли челюсти, а глаза сделались круглыми как плошки: перед ними высились горделивые носатые галеры со всего ведомого мира. Со стороны казалось, будто корабли терпеливо ждали у доков, довольно покачиваясь на кристально-голубых волнах, похожие на могучих волов в просторном стойле.

Петер мало что ведал о мореплавании, однако кое-чем мог поделиться. Он показал на мачты и балки, которые несли на себе тесно связанные паруса, и обратился к любопытным детям:

– Только гляньте! А еще посмотрите, какие уключины и крепления: разве не великолепная работа? А вон тот корабль с двойным рядом длинных весел: никак и в полный штиль несется по волнам, как ветер. Бьюсь об заклад, ее суровый capita.no способен выжать из эдаких парусов невероятную скорость!

Теперь дети обратили все взоры на пристань – здесь лежали плоды моря и земли вперемешку. Около корзин с черным перцем и бочками маслин располагались столы, нагруженные рыбой. Так много рыбы, думали дети, что кабы ее раздать людям, все христианские земли ввек не испытают голода! Здесь сливались север и юг: кувшины благовонных масел из Дамаска соседствовали с тюками шерсти из Линца и мешками зерна из Шартра, бочонки с северным элем – с бутылями южного вина. Скандинавское дерево возвышалось возле кипы гладких индийских шелков, сученого хлопка и тончайшего фламандского полотна. На одни телеги, направлявшиеся к северу, грузили прекрасные гобелены, а другие несли на себе янтарь и меха, предназначенные Константинополю, Палестине и далекому Леванту. Чуткими ушами дети ловили визг чаек и хлопанье парусов, крики гребцов, звон колоколов и трубный звук рожка, монотонные призывы торговцев, расхваливающих свой товар. Где-то орал осел, лошади цокали по прочному настилу пристани. Бок о бок с морем воды разлилось море людское.

Но даже посреди столь пышного зрелища, Петер не проглядел жаждущие лица десятков и десятков изголодавшихся детей, которые бесцельно бродили меж лодками и умоляли о глотке пресной воды, о кусочке хлеба. Сердце в нем ёкнуло, и он подозвал некоторых из них.

– Малыши, – тихо сказал он, – что вы здесь делаете?

Худенькая девочка с длинными рыжими волосами, собранными в пучок, печально посмотрела на него. Лицо у нее осунулось. «Кожа да кости, – подумал о ней Петер. – На вид лет семь».

– Ich habe hunger, Voter, – произнесла она. – Я устала и потерялась.

Глаза Петера увлажнились, и он потянулся, дабы обнять ее, но она испуганно отпрянула он прикосновения его рук.

– О, драгоценный агнец, – произнес он. – Славная девочка, не бойся.

Она посмотрела на него своими круглыми зелеными глазами.

– Я пришла издалека. У меня никого не осталось. Я совсем одна.

К крестоносцам стали подтягиваться остальные бродяжки, грязные и подозрительные, но жаждущие утешения и защиты. Петер улыбнулся кольцу обнадеженных лиц, собравшихся вокруг него.

– И ты, славный отрок, и ты, Madel, и ты… и ты… да придет на вас благословение.

Наперед выступил отважный мальчик лет четырнадцати с побитыми, опухшими ногами. Его длинные волосы песочного цвета были страшно спутаны, лицо, замаранное сажей, вытянулось от истощения, а голубые глаза заплыли кровью и слезились.

– Меня звать Гельмут, я родом с земли лорда Орсбаха возле Бремена… и… я хочу домой.

Петер устало сел на землю и кивнул головой, а тем временем крестоносцы окружили новоприбывших. Отряду показалось, что их верный проводник вдруг постарел на добрую сотню лет. Сначала он и говорить-то не мог, а только смотрел на толпу детей, которые тянулись к нему со всех сторон. Наконец он ответил терпеливому мальчику:

– И ты вернешься домой, милый мальчик, вернешься. А как твое имя, дорогуша? – он снова обратился к рыжеволосой малышке.

Она долго колебалась, а потом, всхлипывая, проговорила:

– Ава. И… я не знаю, откуда я.

– Кто из вас знает Аву? – спросил Петер остальных.

Дети молчали.

– Тогда, моя милая, – сказал он, – ты будешь со мной, и вместе мы отыщем твой дом.

Петер подозвал Гертруду к себе и познакомил ее с Авой. Гертруда взяла новенькую за обе руки, и они улыбнулись друг дружке. Старик окинул взглядом растущую толпу.

– Послушайте меня, дети. Я рад всякому, кто хочет стать моим другом. Но вначале я должен помочь своим прежним друзьям продолжить странствие.

Петер всем телом налег на посох, ибо сердце его было тяжело. Он очень, очень устал. Но лица, сияющие улыбками вокруг него, подбодрили его.