Путь слез - Дэвид Бейкер

Глава 26

Сад цветов

Той ночью все дружно разместились вокруг костра. Детям было хорошо и уютно, а близость моря чуть будоражила их. Они смеялись, и пели, и вспоминали минувшие дни – радостные и скорбные, и от которых до сих пор сердце сводились от ужаса. Петер прислонился спиной к широкому старому дереву и тоскливо смотрел на потрескивающие языки пламени. Его унылое лицо выражало сильную боль. Фрида с Гертрудой легонько дернули его за рукав и заглянули в глаза.

– Ты скучаешь по Соломону, Петер? – тихо спросила Фрида.

– Да, мне очень не хватает старого друга. Очень. И я очень скучаю по остальным друзьям, которых мы лишились. Но… таков порядок жизни.

– Я помню, как вы с Соломоном кружились в Дюнкельдорфе, – улыбнулась Фрида.

– Ты говоришь о том призывном знаке?

– Ja, – отозвался Вил с другого края, – Я тоже помню, как ты вертелся на старой бочке. Кажись, ты упал тогда раз десять, не менее того.

– Как сейчас помню: шлепается в пыль и встает, падает – и снова взбирается на бочку! А рядом – Соломон ловит себя за хвост. Горожане, наверное, приняли тебя за полоумного!

– Точно так, – сказала Фрида. – Но это был хороший знак, и многих нас он спас от опасности.

– Я был так горд тогда, – улыбчиво произнес Петер. – ведь вы безоговорочно верили и повиновались мне, потому что доверились моей любви к вам. Кажется, мне так и не выдалось поблагодарить вас.

Он уронил подбородок на грудь и погрузился в размышления. В памяти пронеслись заснеженные перевалы и бури, вальденсы, потом – потоп, ратное поле, детские могилы, Домодоссола, купальни Павии, смерть Георга, Мария с неизменным букетом цветов, и многое, многое другое. Он заворочался и пробормотал что-то, потом лег на постель из ветвей и вскоре уснул.

На рассвете Вил напомнил отряду, что не позже следующего утра, а то и раньше, они должны достигнуть Генуи. Крестоносцы так всполошились от возбуждения, что их едва удалось выстроить в шеренгу. От Вила потребовалось несколько суровых команд и строгий выговор Хайнцу, дабы они смогли продолжить путь к городу, маячившему где-то невдалеке.

К полудню они вышли на широкую дорогу, которая спускала путников с плечистых гор прямиком к порту. По пыльной дороге идти было легко, и спуск давался без особых усилий, хотя, приближаясь к морю, дорога петляла и бугрилась. На каждом холме крестоносцы отчаянно вытягивали шеи, дабы первыми увидеть кромку воды, и временами то один, то другой вскрикивал от радости. Но от чрезмерного желания, бывает, нетерпеливые натуры попадают и под обман зрения.

Итак, настойчивые дети двигались дальше, вперяя взоры в горизонт, пока, наконец, кто-то не выкрикнул уверенно:

– Ja, вон там. Это море, море!

Это было море. В крохотном пространстве между двумя склонами ослепительным светом мерцала морская вода. Крестоносцы заплакали от радости. Петер упал на колени и поднял руки навстречу славному Создателю и радостно воспевал Его, а дети плясали вокруг.

Ликование вскоре сменилось трепетным благоговением, и чей-то голосок прощебетал:

– Петер, а воды моря и впрямь разойдутся перед нами?

– А? Ну, правду говоря, я сомневаюсь, но…

– Но видение возвестило, что море разойдется перед нами, – настаивал другой.

– Да, но море не повинуется видениям.

– А Иисусу оно повинуется! – сказал Карл.

– Отлично сказано, отрок. Конечно, Иисус управляет морем. Но, может, видение Николаса было неправильно истолковано, или же в нем был заложен символ… Как-никак, куда же деваться бедной рыбе?

– А куда деваться нам? Петер подмигнул глазами.

– Хм. Мне кажется, что милосердный Бог скорее найдет для вас достойное судно, чем потребует от вас долгие недели идти по морскому дну… пусть и сухому.

Дети взглянули на свои побитые ноги и решили, что мудрый Петер, все же, прав.

Приближаясь к Генуе, дорога все больше и больше оживлялась странствующими торговцами, паломниками, военными отрядами и путниками самого разнообразного толка. Тяжелогруженые телеги постанывали вслед везущим их лошадям, ослы неторопливо тащили поклажу. Повозки прогибались от множества свежесобранных яблок и груш, и погонщики направляли лошадей каждый в свою сторону: кто на север – тот щелкал кнутом, подгоняя лошадей в гору, а кто на юг – те тяжело наваливались на скрипящие тормоза.

Солнце ярко припекало, и воздух был теплым. Соленый запах моря становился сильнее, от чего нетерпеливые крестоносцы ускоряли шаг и чуть не бежали. Потом, наконец, они повернули и узрели море во всем его великолепии. Столь потрясающим было зрелище перед ними, что они не могли сделать и шагу, а только стояли и смотрели, не веря глазам. Хайнц нарушил молчание.

– Так это и впрямь оно или нет? Все засмеялись.

– Да, Хайнц, – задорно сверкнул глазами Отто. – Это и впрямь оно.

Вил с Карлом стояли плечом к плечу.

– Подумать только, как далеко мы зашли! – сказал Вил. – Смотри, вода и небо словно соприкасаются там, в конце.

– Я не вижу конца, – ответил Карл. – Разве море где-то заканчивается? Может это край света?

– Посмотрите, – сказала Фрида. – Посмотрите туда! Она показала на четыре крохотные белые точки.

– А, перед вами паруса кораблей, которые плывут на юг, – просветил их Петер. – Гляньте туда, и увидите еще множество.

Вил мог бы весь день стоять и смотреть на чудо, сверкающее перед ним. И хотя он еще не ступил на землю Палестины, он достиг моря, и от сознания совершенного подвига его сердце переполнилось чувствами. Однако он ни на миг не забывал об обязанностях, и поэтому, оторвав восхищенный взор от морской глади, приказал остановиться и пообедать – тут же, на этом самом месте, дабы все могли и дальше наслаждаться великолепными видами. Он велел своим солдатам развести костер у извилины дороги. Быть может, кто-нибудь из проходящих путников уделит им от обилия собственного добра.

Вскоре крестоносцы разделили между собой полоски оставшейся солонины и несколько кусков хлеба. Отто с Хайнцем подобрали несколько яблок, которые упали с телеги, а какой-то добрый прохожий подал Фриде кусочек сыру и ломтик грудинки. Даже за обильным столом лорда Гостанзо дети вряд ли чувствовали себя более уютно. Они нежились на теплом итальянском солнце, смеялись, жадно вдыхали пьянящий солоноватый воздух.

Карл сиял. Его голубые глаза блестели подобно волнам, мерцающим вдалеке, а веснушчатое лицо пылало от восторга. От потоков воздуха, поднимавшегося с подножья горы, его кудряшки весело трепыхались. Он съел причитающуюся ему долю обеда и принялся изучать окружающие пологие горы, которые мягко спускались к окраине города. Его взор привлекли замки, возвышавшиеся по правую и левую стороны от дороги. «Наконец-то, – подумал он, – наконец-то. Скоро покажется Палестина». Он взглянул на лица товарищей, и внутри у него потеплело от приятных мыслей.

Когда по другую сторону дороги он заметил купину полевых цветов, ему вспомнилась Мария, и мальчик вздохнул. Он поднялся и поправил крест на поясе. «Она б уговорила всех девочек войти в город с цветами в волосах!» – решил он.

Переметнувшись на противоположную сторону дороги, он оказался по щиколотку в душистых цветах. Там были желтые и красные цветы, лиловые и голубые, пышные и скромные. Он протянул руку и нежно сорвал белоснежный длинноногий цветок с красивым золотым сердечком посередине и поднес его к лицу. Затем он потянулся к оранжевому цветку с большими лепестками, к голубому с красной окаемкой, к нежной лаванде. Он напевал про себя и тихонько присвистывал. Казалось, сами ангелы насадили этот величественный цветник ради одного только сего дня.

Петер, Вил и остальные безмятежно отдыхали в стороне. Солнце приятно пригревало, да и в самой долгожданной близости моря было что-то упоительное. Но неожиданный гул копыт нарушил тишину. По людной дороге мчался отряд легкой конницы, сокрушая все на своем пути, в том числе и ни о чем не подозревающих путников. За ними поспевала упряжь тяжеловозов, запряженных в повозку с пехотинцами и провизией. Конница неслась напролом через толпу, а вопли и крики испуганных крестьян смешивались с грохотом падающих телег.

Взгляд Вила метнулся к Карлу, который беспечно собирал цветы в опасной близости от дороги. Затем он снова взглянул на безразличных ко всему вокруг солдат, чей путь, казалось, лежал прямиком на его младшего брата. Вил вскочил на ноги и неистово закричал, но его голос затерялся посреди всеобщей суматохи и отчаянных криков. Он помчался к брату, лихорадочно размахивая руками.

– Карл! Карл! Уходи с дороги! – кричал он. – С дороги!

Оглушительный рокот копыт подкатывался все ближе и ближе к Карлу. Застигнутый врасплох мальчик вскинул голову. Не успев сообразить, он в безотчетном порыве помчался к дороге. Со всей силы, на какую были способны его ноги, бежал он, но тщетно: его рыжая шевелюра пропала среди смешения конской плоти, повозочных колес и клубов пыли.