Лукашенко. Политическая биография - Александр Федута

Арест для Леонова не стал большой неожиданностью: «Мой арест готовился заранее. Даже отправили в отпуск, чтоб не путался под ногами, да еще, не дай Бог, публично не ляпнул что-нибудь непозволительное»349.

Неожиданным было обвинение.

Его обвинили в подготовке и организации… политического убийства.

Дело в том, что в октябре 1997 года был убит начальник управления Госконтроля по Могилевской области, близкий к Лукашенко депутат Евгений Миколуцкий. Державший в страхе всю область контролер вместе с супругой выходил из квартиры, когда вдруг взорвалась самодельная бомба, соединенная с дверью проволокой. Жена осталась жива чудом.

Память о погибшем контролере немедленно увековечили. Посмертно ему было присвоено высокое звание Героя Беларуси. На похороны прибыл президент, причем в его речи прозвучало недвусмысленное:

— Этот взрыв — взрыв, адресованный мне.

Можно было подумать, что привыкший постоянно находиться в центре всеобщего внимания Александр Лукашенко просто позавидовал покойнику, явно отбиравшему у него в этот момент почетную первую роль. Тут же он пообещал найти виновных и покарать их.

«Виновным» и стал Василий Леонов. В качестве «подельника» в покушении ему подобрали уже знакомого нам руководителя ЗАО «Рассвет», дважды Героя Социалистического труда, перешагнувшего за седьмой десяток лет Василия Старовойтова. Миколуцкий-де якобы в «Рассвете» обнаружил какие-то вопиющие злоупотребления дважды Героя, и тот решил убрать его с дороги. Леонов же Старовойтова «покрывал» — значит, были и общие «преступления». Вот и причина для того, чтобы «заказать» контролера.

«О своей "причастности" к убийству Миколуцкого я узнал в изоляторе КГБ из телепередачи, — вспоминает Леонов. — Меня посадили во вторник, а в пятницу вечером ОРТ показало репортаж из колхоза "Рассвет", где Лукашенко обвинил Леонова и Старовойтова: именно они, как он выразился, "убрали Миколуцкого". Первое, что пришло в голову — бред какой-то!»350.

Но «копали» под Леонова всерьез и на всю катушку. И арестовывали его с такой помпой, что Винниковой и не снилась. Он помнит арест до деталей:

«11 ноября около 16 часов в кабинет неожиданно зашел помощник и сообщил: "Там пришли какие-то люди и рвутся к вам с каким-то следственным экспериментом!" Ну, рвутся, так пусть заходят. Вошло человек двадцать, с двумя кинокамерами. Что за эксперименты? Следователь Молочков садится и предъявляет ордер на мой арест…

Начали искать. Смотрели люки, через которые проходят кабели связи. Потом взяли пылесос, оставленный в комнате отдыха уборщицей, и долго крутили, боясь открыть. Выскребли все ящики, забрали кипу визиток (более 300) моих бывших посетителей, которых потом долго тягали на допросы. Перерыли все бумаги. Я надел плащ, вышел из кабинета, и тут, в коридоре, уже перед телекамерами, на меня решили надеть наручники. Это вызвало у меня какой-то идиотский смех.

Министра ведут по длинному министерскому коридору, в наручниках, снимая на камеры. Встречный народ в ужасе прижимается к стенам, ничего не понимая. Меня выводят из здания Минсельхозпрода, где у подъезда стоят три больших джипа: приехали "брать", как какого-нибудь бандита. Сажают в один из джипов и везут в КГБ»351.

Эти телевизионные кадры неоднократно показывали по белорусскому государственному телевидению, стремясь всенародно скомпрометировать арестованного министра. Запомнились глаза Леонова, явно не понимавшего, во сне это или наяву. Его грузная фигура, брезгливое выражение лица — словно его окунули в грязь. И чьи-то руки, услужливо раскладывающие по столу несколько иностранных купюр, — так, чтобы в кадре их казалось побольше…

«Как потом рассказывал мне Олег Божелко352, — говорит Леонов, — следователь Иван Бранчель должен был регулярно представлять дело для ознакомления лично президенту. Вот и собирали, подшивали, чтобы продемонстрировать свое усердие по раскрутке компромата на Леонова. Лукашенко листал пухлые тома документов, хвалил за кипучую работу. …Судя по всему, Лукашенко с моим делом познакомился крайне халатно. Бранчель носил ему все эти пухлые тома, Лукашенко видел, как они растут, — и ему было этого достаточно. Он просто не вникал в суть дела. Да, видимо, ему и надобности такой не было: он уже публично озвучил "компромат", а их задача доказать, подвести под статью»353.

Однако, как и в случае с Винниковой, следствие дало осечку.

Изначально заявленное Александром Лукашенко обвинение в организации заказного убийства не состоялось. В конце концов была инкриминирована лишь взятка в виде дачного гарнитура из лозы, изготовленного по просьбе министра в мастерских ЗАО «Рассвет»: якобы Леонов за него не рассчитался.

Но даже здесь суд был вынужден нарушить права обвиняемого: из двухсот двадцати свидетелей в суд не вызвали лишь одного — Василия Старовойтова, согласно предварительным показаниям которого Леонов и был осужден. Хотя даже студент-первокурсник юрфака знает, что показания, данные свидетелем на предварительном следствии, не могут быть приняты во внимание судом без повторения их в ходе процесса, за исключением, когда свидетель не явился в суд по уважительной причине.

«А свидетеля Старовойтова сам судья Виктор Чертович попросил не приезжать на судебное заседание: понимал, что может сказать главный свидетель, и этот фарс может кончиться полным конфузом…

Прокурор запросил восемь лет, судья ограничился четырьмя»354.

Напомним: весь этот кошмар происходил с человеком, которого Лукашенко ранее публично называл своим учителем. Думается, тут он мог торжествовать: не каждому ученику удается настолько превзойти своего наставника и так очевидно продемонстрировать ему свое превосходство…

Заповедь четвертая: «Не забывай о ближних»

Две истории роднит одно примечательное обстоятельство. И Винникову, и Леонова пытаются не только обвинить в совершении уголовно наказуемых деяний, но и максимально унизить, растоптать и сломать морально. Как это было в самом начале с тем же Булаховым, которого уничтожали политически.

Вот что говорит Тамара Винникова:

«У меня забрали белье, колготки и с совершенно голыми ногами выставили на снег. В течение часа я находилась на очень сильном морозе в очень тонких туфельках, без колготок вообще. В камере всем, находящимся в следственном изоляторе, положено иметь кипятильник, чтобы можно было вскипятить какую-то горячую воду или чай, у меня это забрали с тем, чтобы я не смогла согреться; отопления, как вы понимаете, там практически нет…»355.